Однако никто не надумал.

После ужина собрали рюкзаки, оделись. Фрида всех расцеловала (Петера и Ирму – дважды), а затем маленькая экспедиция тронулась в путь.

И вот теперь они стояли вокруг телеги посреди изуродованной войной пустоши: мальчик, девочка, немолодой учёный и раненный, ослабевший упырь. Четверо людей, которым выпало спасти мир.

За три дня они проехали около ста двадцати вёрст. Оазис был уже недалеко: день пути, может, чуть меньше. Точность зависела от того, насколько верно Энден, как он это назвал, аппроксимировал данные. То есть, попросту, от его догадок.

– Петер, бери конягу под уздцы, – сказал Кат, – да пойдём уже. Часа через три начнёт темнеть.

Петер подошёл к лошади, погладил по лбу. Та изогнула короткий хоботок, обслюнявила его ладонь в поисках сахара. Фыркнула, хлестнула хвостом по ногам и издала недовольное ржание. Петер со вздохом потянул за уздечку. Лошадь хлопнула похожими на капустные листья ушами, дёрнула оглобли. Телега не шелохнулась: стояла, как вкопанная.

– Застряла, кажется, – сказал Энден. – Колесо в яму попало.

Кат упёрся в тележный борт и сквозь зубы сказал:

– Навались…

Но, едва телега сдвинулась с места, как голова у него зверски закружилась, а в глазах потемнело. Он почувствовал, что падает, схватился за некрашеные, занозистые доски. Борт с подлой услужливостью откинулся на петлях. Кат полетел вверх тормашками – и в тот же момент телега накренилась, а ничем не закреплённая бомба поехала прямо на него. Петер закричал «Осторожно!» Энден вцепился растопыренными пальцами в гладкое тулово бомбы, но та вырвалась у него из рук и заскользила боком. «Рванёт, – мелькнуло среди чёрных звёзд в голове Ката. – Вот и спасли мир».

Однако ничего не рвануло. Рядом возникла Ирма, сделала быстрое движение. Бомба резко остановилась. Под её колесом, у самого края телеги, торчал камень.

– Ирма! – воскликнул Петер. – Заклинила! Молодец!

Ирма улыбнулась и отряхнула руки.

– Битте, – сказала она.

Серый мальчишеский костюм, который ей купила Фрида перед отъездом из Рунхольта, чуть запылился спереди.

«И правда молодец, вовремя подсуетилась, – подумал Кат, с трудом садясь на задницу. – А я – нет».

– Надо привязать эту штуковину, – выдавил он. – Справитесь?

Они справились – без него, втроём. Бомбу надёжно закрепили на телеге, ближе к передку, чтобы меньше болтало на кочках. Петер приспособил для этого ставшие ненужными вожжи. Энден вызвался было тащить на себе палатку, чтобы лошади было легче, но расстался с этой мыслью, предприняв единственную попытку взвалить на себя громоздкий брезентовый тюк.

К оазису решили идти таким порядком: впереди – Кат (потому что он был высоким и раньше мог заметить опасность, а ещё потому, что он шёл медленней всех), Петер с Ирмой – сбоку от лошади, а Энден – позади.

Так и двинулись.

Солнце мирно катилось к горизонту, над пустошью сгущалась вечерняя дымка. Закатный свет гладил изувеченные деревья и остовы домов, наполнял синевой воронки от снарядов. Петер что-то говорил Ирме; та всё больше молчала, только порой роняла в ответ слово-другое. Но Петеру, кажется, этого было вполне довольно. Иногда Ирма доставала из большого нагрудного кармана блокнот и что-то записывала на ходу. При этом лицо её то и дело сводило гримасой тика: мигал левый глаз, кривились губы.

Кат подозревал, что ей очень сильно повезло в плену. Должно быть, рейдеры берегли товар, предназначенный для продажи – особенно молоденьких девочек. В принципе, Кату было на это плевать; но жизнь его и без чужих бед становилась с каждым днём всё тяжелей и безрадостней, и оставалось её, жизни, по-видимому, не так уж много. Поэтому его вполне устраивало то, что Ирма, придя в себя после гибернации, оказалась улыбчивой и спокойной. И не слишком много говорила.

Он вёл лошадь под уздцы, стараясь не замечать поселившуюся в голове мёртвую зыбь. Глядел вдаль, тщетно ожидая, что на горизонте появится пустыня. Глядел по сторонам, высматривая врагов, хищников или какую-нибудь неодушевлённую дрянь – тоже, по счастью, тщетно. Посматривал под ноги, чтобы не споткнуться. Оборачивался, проверяя, в порядке ли остальные. И шёл вперёд, вперёд, вперёд.

Порой ему казалось, что он жил здесь когда-то. Бегал пацаном по отцовскому хутору, кормил свиней, вырезал из дерева игрушечных человечков, объедался кровяной колбасой. Став постарше, ходил на танцы, ухаживал за девчонками, пил местное светлое пиво. Женившись, растил сыновей, покупал саженцы для яблоневого сада, откладывал деньги на новый дом. Всё – чтобы однажды ночью сгореть заживо во время вражеской бомбардировки. Вместе с женой и обоими сыновьями…

Маркел когда-то говорил, что жить своей волей – дорогое удовольствие. Да, воля тех, кто развязал войну, дорого встала всему Вельту.

Кат встряхнулся, отбросил волосы с лица и вдруг заметил невдалеке странную яму: совершенно круглую, глубокую, с тёмным содержимым. Он остановил лошадь; та, воспользовавшись передышкой, принялась щипать траву хоботком, а Кат свернул с намеченного курса и подошёл к яме.

На дне её колыхалась чёрная жижа. Вздувались и лопались пузыри, оставляя после себя каверны, похожие на голодные круглые рты. Кат сразу сообразил, где видел подобное: под Китежем, рядом с поглощённой Разрывом деревней Вершки. И ещё – на Батиме, около гигантского древнего бункера.

В воздухе чувствовался назойливый душок падали. У дальнего края ямы из жижи торчала скрюченная, с остатками высохшей плоти звериная лапа.

Кат почувствовал, как начала зудеть кожа – сперва зачесались ноги, потом перекинулось на живот и спину. «Фонит, зараза», – подумал он.

Держась за руки, подошли Петер с Ирмой. Чуть хромая на левое копыто, приблизился Энден.

– Что это? – спросил он. – Болото? Лужа?

Кат покачал головой:

– Такое попадается только рядом с оазисами. Будьте начеку. По-моему, штуковина опасная.

– Может, сделаем палки? – предложил Энден. – Будем, так сказать, зондировать почву. Особенно пригодится тому, кто идёт первым.

Кат отступил от ямы: чесотка стала невыносимой, кожу стягивало. Подкатывала тошнота.

– Не помешает, – сказал он.

Энден огляделся. Позади, саженях в двадцати от ямы стояло тонкое деревце, которому на вид было не больше года. Профессор сказал «о!» и направился к деревцу. Он по-прежнему прихрамывал. Копыта цеплялись за густую траву.

– На Китеже, – сказал Петер тихо. – И на Батиме. Помнишь, да?

Кат кивнул. Поверхность жижи была подёрнута закисшей плёнкой. Трупный запах накатывал волнами: только успеешь притерпеться, как шибает сильнее.

– Значит, Разрыв уже близко… – начал Петер. Больше Кат ничего не услышал, потому что его поглотило чужое воспоминание.

Тысяча двести людей.

Они стояли на огромном поле, расчерченном кругами. Каждый круг вмещал ровно триста человек. Больше – нельзя; он знает, он пробовал. Кончилось неудачей. Много жертв, бессмысленные потери. А ведь так сложно отбирать подходящий материал! Новые люди, люди-боги – они должны быть умными, здоровыми, физически развитыми. Должны быть, в конце концов, красивыми. Прекрасному новому миру потребны соответственные миряне.

Подопытные готовились к отправке. Они волновались, они не знали толком, чего ждать. Узнаете чуть позже, детишки. Позже, когда телепорты перенесут вас куда-нибудь подальше от убогой Земли. Чудесные надёжные телепорты на левитирующей базе. Прежние хозяева Батима оставили славное наследство.

Теперь всё принадлежало ему.

Он воссоздал старые технологии, и теперь это всё принадлежало ему одному.

И люди ему принадлежали. Они были частью эксперимента. Очень большого эксперимента, который он придумал сам, от начала до конца.

Отличного эксперимента.

Их ждали другие машины – там, куда они готовы были отправиться. Машины, что сделают их богами. Тоже по триста человек за раз. Массовость! Уравновешенные выборки! Все группы подобраны по признаку этнической принадлежности. Контролируемые испытания. Минимизация влияния вмешивающихся переменных. Конечные точки…