– Не знаю, – сказал Кат.

Чолик уже был рядом. Всё так же ухмыляясь, он прислонил маску к лицу Петера. Тот вздрогнул, а Чолик гадко хихикнул и затянул на его затылке узкий кожаный ремешок.

Обманка негромко загудела.

«Ну, всё, сука, – обречённо подумал Кат. – Сходили к атаману за диковинами».

И ему тут же стало легко – причём лёгкость эта прихлынула как-то внезапно, словно ждала, затаившись, нужного момента, и вот дождалась. «Да и хрен с ним, – прозвенело в голове. – Оно к лучшему». Мстительный Чолик придумал какую-то каверзу? Ладно! Сейчас неуёмный сопляк свалится замертво, и Кату не надо будет исполнять его каприз – лезть в рейдерское логово, выручая девчонку. Петер ведь сказал правильную вещь: он больше Кату не нужен. Эндену осталось собрать бомбу, Кату – доставить её к оазису и взорвать. Это можно сделать и в одиночку. Если бомба не сработает, времени на поиски другого способа покончить с Разрывом всё равно не останется, и никуда идти не придётся. И кормиться духом – соответственно, тоже. Петер больше не нужен.

«Ну, а если всё-таки бомба сработает, как надо, то можно будет вернуться домой, сюда, в Китеж, – подумал Кат. – Уж на один-то переход пневмы хватит. Да, спокойно вернуться и жить с Адой, пока… А, ну да. Это мы уже проходили. Врёшь, сволота. Не возьмёшь».

Скверная лёгкость испарилась. Её место с готовностью заняло привычное раздражение и столь же привычная тревога. Кат прочистил горло и уставился на Петера, ожидая, что вот-вот случится нечто плохое.

Но всё было нормально. Обманка гудела. Петер не дёргался, не вопил, дышал спокойно и терпеливо. Поглядывал сквозь глазные прорези на Ката. Блестящая сталь маски отражала сидевших за столом людей – виднелись лица, превращённые выпуклой зеркальной поверхностью в кувшинные рыла. Стояла сосредоточенная тишина: всех полностью захватило наблюдение за магическим процессом.

Потом обманка щёлкнула и смолкла.

– Готово, – прокомментировал Кила. – Теперь сам н-напяливай…

Чолик с неохотой отстегнул маску от головы Петера. Тот выглядел озадаченным, но не испуганным.

– Это всё? – прошептал он Кату. – Уже закончилось?

Кат повёл подбородком. «Знать бы, – подумал он, – закончилось оно, или только начинается…»

Чолик надел маску, справился с ремнём на затылке.

Обманка снова щёлкнула.

Ватажники наперебой заорали. Кто-то свистнул.

– Оп-па! – гаркнул Кила. – Зашибись, работает!

Петер медленно встал с места и сделал шаг назад.

Другой Петер – тот, что стоял перед ним – оглядел себя и ухмыльнулся.

Ухмыльнулся подобострастно и глумливо, знакомой усмешкой Чолика, особенно гнусно смотревшейся на бледной мальчишеской физиономии.

Обманка и впрямь сработала как надо: полностью скрылась сама и поменяла облик того, кто её надел. Перед Катом стояли два совершенно одинаковых худощавых паренька пятнадцати лет в совершенно одинаковых куртках и штанах, на которых виднелись совершенно одинаковые пятна.

– Отче, всё ли хорошо? – спросил Чолик. – Можно снимать, или ещё как проверить?

Обманка изменила даже его голос. Не справилась только с заискивающими интонациями. Ну, и запах он него шёл совершенно не Петеровский: смердело водкой, тухлым потом и гнилыми зубами.

– С-сымай, – разрешил Кила. – Да вторую испытать не забудь.

Раздался щелчок. Чолик принял родное обличье, полностью соответствовавшее запаху, и снял маску. Ухмылка так и не сошла с его лица, даже стала почему-то шире.

Настоящий Петер вернулся за стол.

– Ничего себе, – сказал он дрожащим голосом. – Как в зеркало посмотрелся…

Кила отхлебнул из своей четвертной бутыли – там оставалось на самом донышке.

– Ну ш-што, доволен, Дёма? – спросил он. Глаза у него были белёсые от водки и распускались врозь.

– Благодарствую, отче, – сказал Кат.

Кила повёл ушами и наклонился, попирая стол огромным животом.

– А крале-то помочь не надо? – спросил он громким шёпотом. – Голодная, поди, с-сидит? Ты скажи, я всё понимаю.

Кат провёл рукой по волосам.

– Благодарствую, – сказал он снова. – Ей никак не поможешь.

XVII

Человеку свойственно думать о себе. Это просто, разумно и приятно. Это помогает выжить в опасной ситуации и способствует процветанию в ситуации благополучной. Это, в конце концов, естественно: думать о себе каждый умеет с детства.

Думать о других – занятие, напротив, довольно трудоёмкое и зачастую безрадостное. Тот, кто думает о других, впустую расходует собственное время. А если он что-то для других ещё и делать начнёт, то рискует лишиться имущества, свободы или жизни. Притом, в большинстве случаев он не получит за свои деяния никакой благодарности. Наоборот: те, ради кого он старался, упрекнут, что старался слишком мало. И вскоре даже имя его забудут. Да, думать о других – неразумно, а делать что-то не для себя – верх глупости.

Но Земля ещё цела только потому, что находятся придурки, которые поступают наперекор разуму.

Лучший Атлас Вселенной

Ночь в Разрыве была холоднее всех ночей, что мог припомнить Кат. Не спасал даже плащ из ткани-самогрейки: стужа просовывала ледяные щупальца за воротник, забиралась снизу под полы, втягивалась в рукава.

Но Петер донимал Ката куда сильнее стужи.

– Видишь, – бубнил он, плетясь позади, – тебе действительно не нужно будет никого убивать. Обманка… Обманка снимает копию только с живых. Как вы говорите – «творит парсуну»?

Он старательно произнёс на чужом языке последние два слова.

Кат сплюнул под ноги. Плевок затрещал от мороза.

– Это самое глупое из твоих требований, – луч фонаря рыскал по земле, высвечивая кусты песчаного винограда. – Мы идём грабить настоящих душегубцев. Людей, которые нас застрелят, не моргнув глазом. И ты говоришь мне никого не убивать? А если не будет другого выбора?

Петер дышал тяжело, с присвистом.

– Просто… Если кто-то умрёт, чтобы Ирма выжила, – он кашлянул, – пусть даже совсем никчёмный человек… Она сама не стала бы…

– Хватит, – сказал Кат. – Считай, тебе повезло. Обманка не работает с трупами. Всё.

Пневма толкала и толкала вперёд, и не было никаких признаков, что они приближаются к точке перехода. Плащ, казалось, вовсе утратил способность греть.

– А ты можешь пообещать, что не станешь никого убивать, если…

– Тебе повезло дважды, – перебил Кат, повысив голос, – поскольку полмесяца назад я принёс с Кармела для Килы вот эту игрушку. Ей можно завалить человека насмерть, а можно только оглушить. Нам нужен, стало быть, второй вариант.

– Я имею в виду – потом, – робко сказал Петер. – Ну, после того, как мы снимем копии…

– Трижды! – Кат развернулся и ткнул пальцем в грудь Петеру. – Трижды тебе повезло. Потому что я оказался таким олухом, что согласился помочь. Сейчас советую помолчать, потому что ты меня достал до кишок. Ещё одно слово – и я, клянусь духом, отдам тебе эту палицу вместе с масками. И ты попрёшься туда в одиночку. Духом клянусь!

Петер шмыгнул носом и промолчал. В молчании его явственно слышалось несогласие.

Кат в который раз подумал, что можно было бы попытаться выкупить Ирму у рейдеров. И в который раз эту мысль отверг. Во-первых, Кила на прощание отсыпал не так уж много золота; по вельтскому курсу – тысяч на десять марок. Красивую девочку торговцы живым товаром наверняка оценят дороже; особенно если учесть, какой штраф они заломили с Эндена за троих сбежавших рабов. Ну, а во-вторых, идти на сделку с рейдерами намного опаснее, чем тайком пробраться к ним на склад. Лох, который светит деньгами перед лихими людьми, в лучшем случае просто останется без денег. А в худшем…

Тут Кат сообразил, что пневма больше не толкает его невесть куда. Настал, наконец, момент покинуть это холодное дикое место – ради того, чтобы попасть в место, которое будет ещё хуже.