После Кулешова командиром полка стал нач. штаба майор Ильин. Лучшего командира не встретил за всю службу. Не любил трепачей. Совещания краткие, точные, не более часа. Когда возвращался с Кушки, шел на доклад. Если у него было застолье с гостями любого уровня, обязательно заставлял сесть за стол, хоть на несколько минут. Однажды привел колонну, на сцене выступала главная героиня из фильма «Офицеры». Я весь в пыли с автоматом, он мне букет цветов и отправил вручать цветы на сцену. Цветы вручил и получил поцелуй в щеку.

После РеАПа служил в Кабуле. Приходилось встречать на аэродроме командиров дивизий и обеспечивать их безопасность при переезде в штаб армии на военный совет. В июне 1982 встретил на аэродроме генерал-майора Громова. Встречал на «УАЗике». При проезде по Кабулу был один выстрел в лобовое стекло. Осколки прилетели мне в лицо. Ни единой царапины. Пуля не задела никого из сидящих в машине. В сентябре 1982 готовился к убытию в Союз. Около 20 часов пошел в дом офицеров для просмотра фильма. Услышал взрыв на минном поле недалеко от КПП. Рядом стояли растерянные солдаты. На минном поле лежал и кричал подорвавшийся солдат. Отправив солдат на безопасное расстояние, в условиях полной темноты и без средств разминирования вытащил солдата с противопехотного минного поля. Затем на БТР доставили его в госпиталь в Кабуле. Был представлен к ордену «Красной Звезды». Через несколько дней убыл в Союз. Орден так и не получил. Замяли!"

Офицеры и прапорщики автороты полка. Стоят слева направо: техник автороты, командир автомобильного взвода лейтенант Борисов, командир автороты капитан Клевцов. командир второго автомобильного взвода, инструктор практического вождения, он же водитель автолавки прапорщик Повелко,? зам. по тылу подполковник Шевцов, замполит автороты ст. лейтенант Цуев,?. Сидит старшина автороты (из личного архива Алексея Евстропова)

Ст. л-т Виктор Спирин, помощник начальника автомобильной службы:

"Первая колонна на Кушку пошла в апреле или мае 1980, было еще не очень жарко. Не помню за чем мы ездили, но согласно приказу командира полка в каждой машине был старший: офицер или прапорщик. Колонны грузились не только в Кушке, но и в Мары. Помнится, в Мары за капустой перед 7 ноября ездили. Начальник колонны был ст. лейтенант Топоров. Сослуживцы перед праздником, естественно, заказали большое количество спиртного. На таможне все забрали. Говорили, что кто-то стуканул. Был скандал на уровне округа. Еще была небольшая колонна на Ташкент. Я, начальник колонны, прапорщик Широкорадюк (начальник полкового склада автомобильного имущества) и четыре водителя из автороты на трех «Уралах-375Д». Ездили на окружной автомобильный склад за запчастями и оборудованием. Один раз на диспетчерском посту перед Гератом взяли отпускника лейтенанта из 101 мсп. Оказалось, он пытался провезти наркоту. Хорошо водитель машины, в которой ехал лейтенант, заметил, это спасло солдата от долгих разборок. Он ночь просидел в комендатуре и с колонной вернулся в полк. А машина «Урал-375Д» № 30–11 около месяца стояла на штраф. площадке таможни. Позже еще один раз в Ташкент была командировка для получения комплекта ПАРМ-1М 4ОС. Это 4 машины и 2 прицепа. Ездил я, ст. прапорщик Городиский и 4 солдата из ремонтной роты полка".

Колонна автороты полка идет на Кушку (из личного архива Федора Литонова)

Мне за службу тоже не единожды пришлось пройти маршрутом Шинданд — Кушка — Шинданд. Уже позже, вспоминая былое, я написал стихотворение. Обстрел нашей и, шедшей следом за нами колонны, пробитая фляжка ‒ это не художественный вымысел. Так было, только висела фляжка с водой не на моем, а на ремне другого солдата. На счастье, тогда никто из нас не пострадал, а вот у тех парней с колонны, что шли за нами, по слухам, дошедшим до нас, были раненые и убитые, эвакуировали их в санчасть 101 мсп. Запомнилось еще, что тогда я чуть не потерял бронежилет. Было жарко, стекло дверцы «Урала» было опущено и бронежилет висел на ней. Обстрел велся не со стороны водителя, а пассажира, то бишь моей, и когда затрещали выстрелы и засвистели пули рядом с головой, инстинктивно схватил бронежилет и закрыл им как щитом голову. Водитель крикнул: "Стреляй, Саня!" Я бросил бронежилет обратно на дверцу неудачно и еле успел перехватить его, а то бы улетел на дорогу. Начал отстегивать кронштейн, крепящий автомат к кабине. Быстро сделать это у меня не получилось, от волнения наверно, то ли резина кронштейна тугая оказалась. Когда отстегнул, стрелять было уже не по кому, зону обстрела мы проехали. Сначала остановились в Герате, наша колонна была небольшая, машин десять-пятнадцать, я побежал вдоль машин узнавать нет ли раненых. Были повреждения у головного БРДМ (какие точно не помню). Потом выехали из Герата, остановились, осматривали повреждения машин, считали в них дырки от пуль, из рук в руки переходила пробитая фляжка. Подремонтировались и поехали дальше, с опаской поглядывая по сторонам дороги.

Рядовой Виктор Павлов:

"Всякое было за службу! Один раз обстреляли нас с тыла и ответить было нечем! Приняли решение и один расчет тренировали стрелять, если так можно выразиться в реактивной артиллерии, прямой наводкой. Каков был результат, уже не помню, но факт такой в истории нашей батареи был. Медаль «За Отвагу» (Указ ПВС СССР от 4 июня 1981 года) получил уже после 2-й Фарахской операции (28.08–05.09 1981 года), Ильин вручал. Орден «Красная Звезда» ‒ л-ту Севостьянову, командиру взвода нашей батареи. А зажали ‒ ряд. Силину С.Н., дважды со мной вместе представлялся. "

Из книги генерал-полковника Меримского В.А. «В погоне за «львом Панджшера»»:

"Нужно отметить махровый бюрократизм нашего Главного управления кадров. Особенно это проявилось в начале войны. Личный состав 40-й армии воевал и, естественно, что кто-то воевал лучше, кто-то хуже, кто-то отличился и заслуживал государственных наград. Но не тут-то было. Представления командиров, направленные в ГУК, находились там в течение нескольких месяцев в ожидании ближайшего государственного праздника. Многие награды незаслуженно снижались на одну, а то и на две ступени, а некоторым военнослужащим и вообще отказывали, мотивируя это тем, что он награждался 3–4 года тому назад, а срок был установлен не чаще одного раза в 5–6 лет. Естественно, что аналогичная мотивировка отказа была при представлении военнослужащего и к повторному награждению. Армия воевала, личный состав проявлял героизм, получал ранения, погибал, а судьба его наград решалась в кабинетах ГУК в г. Москве. Такая же картина повторялась и с досрочным присвоением воинских званий. Кажется, у нас был богатый опыт Великой Отечественной войны о порядке награждения и внеочередного присвоения воинских званий, но, к сожалению, к этому опыту генералы и офицеры ГУК не обращались. Только после неоднократных обращений С.Л. Соколова к Министру обороны Д.Ф. Устинову, а затем и в политбюро ЦК КПСС, эту рутину удалось сломать. Более того, было принято решение обязательно награждать раненых и погибших. Но сроки прохождения документов остались большими. Нужно отметить еще один момент. Если опыт Великой Отечественной войны офицерами ГУК был забыт, то командиры частей и подразделений использовали его в полной мере. Я имею ввиду, что зачастую к наградам представлялись лица приближенные к командиру, но не имевшие ратных отличий. В то же время были забыты шофера автобатов, совершавшие рейсы по маршруту Термез — Кабул и Кушка — Кандагар. А ведь эти водители проявляли мужество, смелость и героизм ничуть не меньше солдат мотострелковых подразделений. Только к третьему году войны положение с награждением в основном нормализовалось".