– Возможно, то же самое испытываешь, когда находишься в заточении в лесбийском гареме.
Руна приподнялась на локте, усмешка по-прежнему не сходила с её лица.
– Это вряд ли можно назвать лесбийским гаремом, ведь ты – единственная находящаяся тут девушка, не считая меня.
– Находящаяся в заточении, хочешь ты сказать?
– Ты должна быть благодарна за своё заточение, как ты его называешь, – мягко сказала она. – Смотри, вот чего ты бы лишилась, если бы я позволила тебе сбежать.
Тело Паолы наполнилось сладостной болью и теплом, и ей захотелось спрятать лицо от смущения. Непристойность поведения Паолы была очевидна, и совсем не хотелось, чтобы Руна лишний раз напоминала об этом.
– Ты не должна была запирать меня, чтобы доказать своё превосходство, – неуверенно возразила Паола.
Руна провела рукой по её пылающей щеке.
– А ты уверена, что я заперла тебя?
Паола села и обхватила руками колени.
– Но я видела, как ты заперла дверь.
– Ты видела, как я положила ключ в карман, но не додумалась проверить замок.
– Вот мерзавка, если бы я знала…
– Однако ты не знала, – коротко сказала она. – Наверно, впервые в жизни тебе не позволили сбежать. Это не наводит тебя ни на какие размышления?
Паола положила голову на согнутые колени.
– Это наводит меня на мысль, что не следует верить таким женщинам, как ты.
– Я обидела тебя?
– Не обидела, – неуверенно ответила Паола.
– Я разочаровала тебя?
– Господи, нет же, совсем наоборот. Нет!
– Тогда ты злишься потому, что я заставила тебя почувствовать то, чего ты избегала. Только почему тебя пугают здоровые чувства и ты бежишь от них?
Паола накинула на ноги покрывало из искусственного меха.
– Возможно, это от родителей. Отношения между ними были крайне испорчены. Внешне всё выглядело легко и красиво, однако внутри это напоминало бурлящий котёл взаимных обид и оскорблений, который закипал при любой пустяковой размолвке.
– И всё-таки они не разошлись.
– Лишь ради меня и Оливии. Они часто грозили друг другу уходом. Иногда я думаю, что лучше бы так и поступили, нежели держать нас в постоянном напряжении и заставлять гадать – тут ли они, когда мы просыпались по утрам.
Руна обняла невесту за плечи. Неожиданно для себя та нашла утешение и в этом жесте, и в том отклике, который вызвали её слова.
– Понимаю. Когда погибли родители, я чувствовала себя очень одинокой. Мой дедушка старался сделать всё, чтобы заменить их, только этого было недостаточно. К счастью, вокал помог пройти через это потрясение и сохранить рассудок.
– Моей союзницей была Оливия, – призналась Паола. – К сожалению, сестра покинула наше поместье, когда мне исполнилось одиннадцать. Она стала работать у Дорсо в агентстве по недвижимости, и закончилось тем, что вышла за него замуж. Мне не хватало её, особенно когда они переехали в Даллас. Письма и телефонные звонки – это совсем не то.
– Вот видишь, несмотря на горький опыт вашего детства, сестре захотелось попытать счастья в замужестве, – заметила Руна.
Да, Оливия была сделана из другого теста.
– Она на девять лет старше меня. Может, ей лучше удавалось справляться с трудностями.
– Научишься и ты…
Руна лёгкими движениями стала поглаживать спину Паолы, и та сразу обмякла. Девушку обрадовало, что она не старается банальными заверениями избавить от опасений в отношении однополого замужества. Её прикосновения были лучшим утешением. Невесёлые мысли, всегда сопровождавшие размышления о браке родителей, постепенно отступили. Паола почти уснула, когда раздался звонок в дверь. Руна посмотрела на часы.
– Это – наш обед. Я подумала, тебе будет удобнее, чтобы его доставили сюда.
<<А тебе так удобнее сторожить меня>>, – мелькнула неприятная мысль.
Если бы они отправились куда-то, Паола могла бы… сбежать?
Девушке стало не по себе оттого, что Руна знала её лучше, чем она сама. Неужели и впрямь у неё стало привычкой бежать от жизненных трудностей? Наблюдая, как хозяйка апартаментов завязала пояс халата и пошла открывать дверь, Паола продолжала вспоминать и размышлять. После аварии она отправилась сначала в Париж, потом в Лондон, в надежде избежать дальнейших встреч с Руной. Работая агентом по авторским правам, достигла успеха и должна была стать одной из ведущих специалисток агентства, только резко ухудшавшееся здоровье папы заставило вернуться на родину. Разве это побег от ответственности и трудностей? Чёрт возьми, почему Руна так думает о ней? Не каждый обладает её уверенностью в себе.
<<Нет, не уверенностью, а присутствием духа, – поправила себя Паола. – И потом, не у каждой имеется такой яркий талант, завораживающий слушателей и способствующий успехам в бизнесе>>.
Все не могут быть такими совершенными, как Руна Рассел.
– Иди сюда, всё готово.
Паола вышла из спальни. Её вновь переполняла праведная ярость, рассеять которую не смог вид накрытого на двоих столика, украшенного белой розой в вазе и свечами в серебряных подсвечниках. Перед тем как выйти, девушка закуталась в широкое полотенце, и сейчас глаза женщины, наблюдавшей, как Паола осторожно шла к столу, ступая босыми ногами, ярко засверкали.
– Извиняюсь, если не одета к обеду.
Эта язвительная реплика вызвала неожиданную реакцию Руны.
Склонившись к руке дамы сердца, она поцеловала её.
– По сравнению с тем, что было пару минут назад, на тебе очень много одежды.
– Не стоит лишний раз напоминать мне об этом. Весь твой сценарий внушает мне отвращение, – выплеснула Паола крупинку ярости.
Руна наполнила бокалы шампанским.
– У тебя уникальная манера выказывать отвращение.
Паола испытывала искушение выпить немного вина, но ей не хотелось действовать согласно задуманному ей плану. Но её ноздри задрожали, когда их достиг запах, который исходил из-под серебряных крышек. Отказ от еды вряд ли изменит то, что уже случилось, а она ощущала голод. Руна сняла крышку с подноса, обложенного льдом: под ней были аккуратно разложены сочные устрицы, кусочки яйца и икра. Вместо того чтобы поставить тарелку перед Паолой, она поднесла наполненную ложку к её губам.
– Это – королевские устрицы. Моё любимое блюдо.
Паола открыла рот, чтобы запротестовать, однако не успела, потому что ложка прижалась ко рту, вынудив проглотить кусочек. Паола уставилась на еду, отказываясь признать, что она действительно восхитительна. Это кормление с ложки заставляло её ощущать себя слабой и ранимой. Она с решимостью принялась за еду сама.
– Что бы ты сделала, если бы я заорала, когда принесли обед, и попросила вызвать полицию? – спросила Паола, проглотив ещё одну сочную устрицу.
– Я бы сказала, что телевизор в спальне включён очень громко, – спокойно ответила Руна и задумчиво посмотрела на невесту. – Но ты ведь не заорала, правда?
Паола сама удивлялась, почему она этого не сделала. Нужно было проверить, действительно ли дверь заперта. Только сейчас это не имело никакого значения. За устрицами последовали великолепные омары с овощами и хрустящими булочками.
Десертом служили консервированные вишни со взбитыми сливками. Когда очередь дошла до кофе, чувство умиротворения переполнило Паолу. Очевидно, удовлетворение было написано на её лице, потому что Руна смотрела на неё, самодовольно улыбаясь.
– Романтическая обстановка и прекрасная еда – чудесные лекарства.
Паола, раздражённая собственным благостным оцепенением, в то время когда ей следовало подумать, как ускользнуть из этого заточения, резко кинула:
– Они вряд ли могут вылечить отсутствие уважения либо доверия.
Взгляд чёрных глаз Руны был полон упрёка.
– Мне кажется, сегодня я предупредительна во всех отношениях.
– Я не это подразумеваю, – возразила Паола, густо покраснев от намёка. – Речь о том, как ты заманила меня сюда, а затем не позволила уйти. Ты не ошибалась: будь у меня хоть малейшая возможность, я бы сбежала.