Похоже, моя гипотеза о «дыхании смерти» шире, чем я думала. Гибель близкого тоже даёт отрезвляющего пинка. Нет, ну вы видели? Гордая, упрямая рыбина начала по мне слёзы лить!

Сейчас сквозь меня постоянно течёт её мана, а значит и чувства. Пусть воительница и привыкла вечно корчить понурую моську, внутри она до небес прыгать готова от радости, что я жива. Это… сильно льстит.

На горизонте показались первые домики: Хоя приближался. В старых, доимперских книгах эти земли называли Айматрос — «поля, залитые кровью». Всему виной жадность: стоило местным найти в речном иле первую драгоценную песчинку, над некогда мирными долинами взвился дикий ураган. Ожесточённые битвы шли одна за другой. Каждый, хоть сколько-нибудь значимый феодал, грезил водрузить здесь свой штандарт. Батраки, которым удавалось пережить очередную ночь, на утро кланялись новому господину. Даже спустя много лет земля в Хое отдаёт железом.

Клянусь, был бы поблизости храм Тьмы, впитав столько душ, он погубил бы всю планету.

Ныне, свет цивилизации разогнал чёрные тучи. После основания Лампары, император лично проследил, чтобы здесь заложили город. Айматрос стал баронией.

Пэр, назначенный престолом, спит и видит, как бы Его Величество умаслить. Алхимиков нанял, чтобы те руду принимали. Плавильни дымят денно и нощно. Кузнецов, ювелиров, лавочников — всех привечает. Даже госпиталь для работяг выстроил.

Присоединиться к дружному коллективу старателей — проще простого. Запишешься в гильдию, тебе и койку обеспечат, и паёк на первое время, даже за ручку к «хлебному месту» проводят. Главное — работай.

Под напором приезжих Хоя растёкся во все стороны. Сложно было сказать, где начинается городская черта. Нам же лучше, никто вопросы спрашивать не будет.

[Прекрати уже на каждого встречного-поперечного зыркать! Люди этого не любят!] — одёрнула я свои «ноги». Хокори даже взглядом умудрялась привлекать ненужное внимание.

Акула прикрыла глаза и помассировала веки подушечками пальцев.

[Н-не могу я! Нет у меня твоей выдержки, чтобы врагам улыбаться!]

Выпад Селёдки заставил меня задуматься. Ответить нужно было ёмко, как и положено умненькой девочке-ангелу.

В этот момент нам на пути попался старатель. Мужичок шёл с полным фартуком золотой крошки. Естественно, разглядывая добытое богатство и глупо ухмыляясь, он совершенно не смотрел по сторонам. Рыбина, погрузившись в тяжкие думы тоже ворон считала. Они почти столкнулись лбами, однако воительница ловко обошла препятствие. Лёгкий шаг в сторону, поворот вокруг своей оси и Хокори оказалась за спиной у старателя. Вот это я понимаю выучка!

[«Выдержка»? Ха, я тебя умоляю. У меня пламя из всех щелей хлещет…]

[Чего же помогать мне бросилась посреди драки?]

[Когда у тебя камень попёр?]

[Да! Лежачих не бьют, их добивают! Где твои хвалёные эмоции⁈]

[Язык прикуси, дура. Знала бы ты, как я тогда перепугалась! Откуда в твоей башке столько *****? Корчишь из себя не пойми что, а у самой кошки на душе скребут!]

Селёдка поджала губы, её мана похолодела.

[Хороший наёмник во всем ищет выгоду, мыслит трезво и ни к кому не привязывается. Ты надо мной сжалилась, от этого… только хуже.]

[Создатель надоумил?]

[Папа… Кхм, Протей многому меня научил, я хочу доказать, что всё усвоила.]

[Нам в Академии похожую дичь толкали. Знаешь, милая, седьмой с его «премудростями» может идти на… все четыре стороны. Слушаю я твою душу и диву даюсь, как ты до сих пор не свихнулась. Подавлять свои чувства — всё равно что отказаться мечтать! Воля — любимое дитя нашего разума. Она — лазурное зеркало, в котором отражаются наши чаянья. А ещё, ей подчиняется волшебство. Поддаться порыву, жить здесь и сейчас — вот смысл бытия!]

[Я… ненавижу себя и свои чувства!]

[Почему?]

[По моей вине погиб малёк… Ошибка молодости.]

Хах, тоже мне, старуха двадцатилетняя. Теперь понятно, чего она начала по мне слёзы лить. Мой фокус разбередил её старые раны. И вообще, я ведь неплохо так по Протею прошлась, а Селёдка стерпела. Странненько.

[Расскажешь?] — подделав доверительный тон, спросила я.

[Глупая история…] — Хокори подняла глаза к серому, бескрайнему небу. — [Мы часто плавали к берегам империи. Я и мальки. Трофеи собирали, людишек пугали.]

[Несмотря на запрет седьмого?]

[Да… Сильно мы воду мутили, даже слишком. Люди вышли к нам с гарпунами, магией и сетями. Мне тогда лет четырнадцать было, вырвалась, смогла… но малыш один… он не смог! Его подняли на судно и увезли в порт!] Зря дети доверились моей тупой решимости! — крикнула воительница, напугав идущих позади Алеру и Норенса.

[Тише-тише, не забывай о телепатии.]

[Прости. Я тогда приказала малькам возвращаться домой, а сама отправилась следом. Искала долго, до самого вечера, нашла… На сушильне висел… выпотрошенный.]

Ужас, иначе и не скажешь.

[Соболезную.]

[Спасибо.]

[Давай вместе установим мир, чтобы деткам больше не приходилось страдать. Тех же, кто посмеет слово против сказать, мы раздавим!]

Сжав кулаки, акула коротко кивнула.

* * *

Солнце опускалось за горизонт. Церковный колокол собирал горожан на вечернюю службу. Громко каркали вороны, предвещая морозы. Бесчисленные печные трубы коптили небосвод.

Группа, ведомая девочкой-ангелом, затаилась в укромном закутке позади старого сарая, чтобы выслушать план своей предводительницы.

[Значит так, ребята, поисками драгоценностей займёмся завтра, а сегодня поищем хорошую гостиницу.]

— Денег у нас не много, может в гильдию старателей на ночлег попросимся? — возразил Норенс.

— Я могу спать на земле, — поддержала юношу лесная красавица. Девушка неуютно переминалась с ноги на ногу: штанина неприятно натирала пушистый хвост.

[Угум, а когда мы самородки мешками таскать начнём, объясняться перед «коллегами» будешь ты? В гильдию мы, конечно же, запишемся, но гений Эфии должен оставаться тайной], — отрезала девочка. — [О деньгах не беспокойся. Скоро нам сам император завидовать будет!]

Ближе к центру города толкались увесистыми боками каменные здания, в окнах мерцал тёплый свет каминов. День прощался, уступая место сумеркам. Встретить случайных прохожих посреди холодного, припорошенного снегом переулка…

— Двигай давай! Еле топаешь!

Вслед за высоким мужским голосом, путникам на глаза показалась девочка. Бледная, с утопающими в синяках глазами, она из последних сил перебирала ногами, постоянно оглядываясь и, как итог, врезалась в Хокори.

— Эй-эй, осторожней! — Акула придержала девочку, чтобы та не упала.

— Простите! — Даже извиняясь, смотрела она вовсе не на воительницу.

— Предупреждал же, догоню — всыплю! — Постукивая нагайкой с металлическим набалдашником по ладони, в тусклый круг света фонаря вошёл мужчина.

— Позвольте, уважаемый, — вмешался Норенс. Юноша загородил собой девочку.

Незнакомец оглядел парня с ног до головы и неприятно цокнул.

— Чего надо? Попрошаек не жалую…

Тут его взгляд упал на Хокори. Высокая девушка в шикарном, чёрном, как сама ночь, платье и с мечом на поясе, метала взглядом молнии.

— Потрудитесь объяснить, зачем вы преследуете этого ребёнка, — спросил сын Запада, заметив, что пыл мужчины поутих.

— Ленивая она жуть, одно знает — жрать, да дрыхнуть.

— Бить-то её зачем⁈ — оскалившись, рыкнула акулина.

— Так, иначе ж никак, госпожа! Сама Его Светлости в услужение напросилась, обещаниями сыпала, а на деле пшик. Вот меня за ней приглядывать и поставили.

«Воспитатель» спешно снял шапку и протёр лысину тряпкой.

— Это правда? — смягчив лицо, обратилась к девочке воительница.

— Д-да… моя вина…

[Она врёт! Её погонщик тоже], — влезла Астра.

[Что будем делать?]

[Решай, рыбина, холодный расчёт наёмницы или зов сердца.]

[Второе!]

— Идём, поганка…

Мужчина, притворно улыбаясь, потянулся к девочке, но Хокори ему помешала: схватила за голову и познакомила с ближайшей стеной.