– Вы совершенно правы, – мэтр потёр лоб – Я плохо рассказываю, простите. Мы отсутствовали чуть больше трёх месяцев…

– Мы – это кто? – терпеливо уточнил Суржиков. – Вы, ваш секретарь Клавдия Петровна, кто-то ещё?

– Мой камердинер Антуан, он открывал вам дверь. Здесь оставались Саша Котенев, мой управляющий, и кухарка госпожа Карен. Они получили отпуск и собирались уехать, Саша – в путешествие по Лацию, а госпожа Карен к родственникам в Дойчланд.

– Хорошо, это я понял. Когда вы вернулись?

– В пятницу на прошлой неделе. Двадцать второго ноября.

Брови Суржикова поползли вверх.

– В пятницу? А сегодня вторник. Прошло три дня. За это время ваши записи могли уйти на другой край света, хоть в Империю Чинь. Мы с вами потеряли столько времени!

– Это означает, что за дело вы не берётесь? – голос мэтра был холоден, словно лёд.

– Пока нет. Но сам я дать ответ не могу: я должен доложить Алексею Верещагину, и окончательное решение примет он.

– И если господин Верещагин скажет «да», заниматься расследованием тоже будет он?

Тут Суржиков на мгновение задумался, потом ответил с осторожностью:

– Скорее всего, вашим делом займусь я. Думаю, ответ будет сегодня к вечеру.

– Но… вы же сами только что говорили о потерянном времени?

– «Бегут часы и в злейшее ненастье», – пожал Влад плечами.

В ответ Алариен улыбнулся и ответил:

– «Вымышленный страх Всегда сильней, чем подлинный, пугает». Признаться, это одна из моих любимых пьес… *)

___________

*) Цитаты из «Макбета»

– Итак, – Суржиков встал, – мне докладывать патрону?

– Безусловно. Минуту, я дам вам мой прямой номер коммуникатора, – мэтр подошёл к столу и достал из ящика серебряную шкатулку с карточками. – Вот, прошу вас.

Они распрощались, и Суржиков вышел в Малый Гнездниковский. Перед его мысленным взором вертелись серебряные единороги, прелестные девушки и почему-то толстые тетради в потрёпанных коричневых переплётах…

Взгляд его, поблуждав по доходным домам переулка, упёрся в весёленькую разноцветную вывеску на другой стороне: «Кафе Ромашка».

– Ромашка – это хорошо, – пробормотал Владимир, переходя дорогу. – Ромашка – это успокаивает, а мне сейчас ничего другого не надо, только успокоиться!

В кафе было пусто. Усевшись за столик, он заказал травяной чай и какое-то пирожное, даже не посмотрев на яркую картинку в меню, уткнулся в свой блокнот и стал записывать по пунктам.

«Почему ждали три дня? Кто такой Антуан, как давно работает, какие были взаимоотношения с помощником? Те же вопросы по госпоже Карен. Были ли в записях названы имена пациентов? Диагнозы?»

Тут перед ним появилась чашка, расписанная ягодами земляники, наполненная горячим, исходящим паром напитком, и тарелочка с чем-то воздушным и непонятным. Потом на столе встали чайник с такой же земляничной росписью, сахарница и розетка с мёдом. Суржиков поднял глаза на официантку: огненно-рыжая девушка, вся в веснушках, улыбалась ему.

– Мёд вы не заказывали, – сказала она. – Но, по-моему, он к этому чаю очень подходит, вот попробуйте. Не понравится – можете не платить.

Он благодарно улыбнулся в ответ.

– Мне уже нравится. Спасибо! Скажите, а что это вы мне такое принесли? – он показал на воздушное нечто, усыпанное ягодами.

– Десерт «Плавающие острова», – бойко ответила рыжая девица. – Меренга по лацийскому*) рецепту, нежный сливочный крем и ягоды земляники и малины. Любимый десерт его величества Луи, короля Галлии.

______

*) Итальянская (здесь – лацийская) меренга готовится по особой технологии: горячий сироп из воды и сахара вливают во взбиваемые белки. Такой тип меренги считается самым стабильным (хорошо держит форму, самая гладкая поверхность). Кроме того, такая меренга самая безопасная – белки подвергаются термической обработке горячим сиропом.

– Отлично, – пробормотал Суржиков и с опаской потрогал ложечкой белоснежный остров. – Чем это я хуже короля Луи?

– Ничем!

Они с официанткой обменялись взглядами и дружно рассмеялись.

Домой, в Селивёрстов переулок, Влад нёс не только блокнот с заметками, но ещё и большую картонную коробку, в которой важно лежали в чашечках из тонкого пергамента «Плавающие острова».

«Эй, смотри: хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу».

Из письма Пушкина Плетнёву 22 июля 1831 г.

В четыре часа пополудни Никонов и Верещагин, сытые и довольные, поскольку успели перекусить превосходным борщом от домовушки Мелании, подходили ко входу в стоматологический кабинет в Пушкарёвом переулке. Глеб дезактивировал магическую печать на двери, сорвал жёлтую ленту и первым вошёл внутрь.

В приёмной, как и в других комнатах, всё было в беспорядке: после обыска, разумеется, никто и не думал расставлять по местам слепки челюстей, коробки с инструментами и раскладывать по стопкам бумаги. Это осталось на долю доктора Черняева и той медсестры, которую он наймёт в ближайшее время.

«Или не наймёт…» – подумал Алекс, глядя на донельзя унылое лицо доктора, только вошедшего и оглядывавшего разгром и разор.

– Ещё раз здравствуйте, доктор, – Глеб вышел в приёмную, отряхивая руки. – Как вы?

– Ничего, – пожал тот плечами. – Более или менее соответственно моменту. Мы здесь надолго? А то мне ехать в аэропорт, встречать родню Рузанны.

– Когда они прилетают?

– «Ашхен Аланская»*) прибывает в девять вечера, но добраться же ещё надо.

______

*) Дирижабли в этом мире называют именами древних цариц. Ашхен (III-IV вв.) – царица Армении, супруга Трдата III Великого и мать Хосрова III Котака.

– У вас есть экипаж?

– Да, я заказал, – Черняев хмыкнул. – Три экипажа пришлось заказывать, они же всей семьёй прилетают, двенадцать взрослых плюс дети, трое, кажется. Вот впервые почувствовал облегчение от того, что я сам одинок.

– Вот как?

– Да, родители были помешаны на горах, альпинизме, там и погибли при восхождении, я только успел первый курс закончить. Бабушки-дедушки отсутствовали, братьев и сестёр тоже не появилось… Зато посмотрел на огромную семью Рузанны, и подумал, что во всём есть свои плюсы.

Доктор криво улыбнулся, и Никонов подумал, что не так всё просто, видимо, в истории семьи Черняевых. Хорошо бы это проверить, не забыть бы только.

– Ну, я думаю, мы с вами управимся к сроку, – он выудил откуда-то с подоконника стопку чистой бумаги, расчистил на столе место и положил туда листок и магическое перо. – Я попрошу вас нарисовать примерную схему каждого помещения и обозначить, что где стояло. Сможете?

– Попробую, – доктор снова пожал плечами. – Что где стояло… я так понимаю, вас не мебель интересует? Она-то более или менее осталась на своих местах.

– Да, нам нужны мелкие детали. Ну, например, на вот этом столе – компьютер, органайзер для бумаг с пятью полками, карандаши и блокнот… Что-то ещё было?

– На этом столе… – нахмурился Черняев. – Ну да, здесь стояла ещё статуэтка Асклепия, Роз получила её в качестве приза на каких-то соревнованиях ещё в годы учёбы, и таскала за собой всюду.

– Большая? – спросил Верещагин?

– Да нет, настольная. Сантиметров двадцать пять примерно.

– Бронза?

– Керамика какая-то. Фарфор, фаянс – не знаю. Стоящий Асклепий керамический, деревянный посох из можжевельника, позолоченная змея его обвивает, и подставка, по-моему, из зеленоватого оникса. Ну, или что-то похожее. Да она, я думаю, где-то здесь должны быть, просто небольшая, вот и завалилась куда-то.

– Да, наверное, – согласился Никонов, переглянувшись с Алексом. – Найдётся. Ну, пишите, мы не станем вам мешать, пока осмотрим ещё раз рабочий кабинет.