— Ты ведь ничего им не сказал? — спросил Сайбун, хотя заранее знал ответ отца.

— Ничего! — Шарип встал из-за стола, прошел­ся по комнате. — Немцы, быть может, и сами знали, из какой я части и кто был у нас командиром. Но им было важно вырвать из меня хоть что-то, чтобы потом вырвать все. Я это понял. И решил: рта не раскрою! Честно скажу, я считал свой плен позо­ром и не мог, не хотел усугублять позора даже ма­лым признанием. Ну, вывели нас всех четверых. Поставили к стенке сарая. Раздался выстрел — упал первый товарищ. Потом еще один выстрел — упал второй. За ним — третий. Тут подходит ко мне немец и говорит по-русски: «Ты ведь горец? Зачем русским служишь? Служи нам. Мы тебя наградим. А когда придем в Дагестан, большим начальником станешь». Не выдержал я, повернулся к врагу и крикнул: «Я не русским служу, а Родине! И мне моя Родина дала то, чего ты, свинья и гад, никогда дать не сможешь! Свободу дала, волю, честь, сча­стливую жизнь без приставов, князей и мулл! А ты холуй, холуем и останешься! И вот тебе моя награ­да!» Тут я плюнул ему в лицо...

— А дальше? — не выдержал Сайбун.

— Что дальше — ясно, выстрелил в меня немец. Дважды выстрелил... — Шарип, словно нечаянно, дрогнул правым плечом, потрогал рассеченное шра­мом ухо. Даже сейчас, через двадцать с лишним лет спустя, ожоги фашистских пуль саднили ко­жу. — Я упал... Фашист почему-то не стал добивать меня. А может, решил, что я убит. Очнулся я но­чью. Пополз куда глаза глядят. Полз, истекая кро­вью, несколько километров, пока не добрался до жилья. Повезло мне: нашли меня наши, советские, мужественные люди, отходили, поставили на ноги. Старушка одна, украинка, звали ее... — Шарип за­думался, — Фрося... Бабушка Фрося, так я ее звал... Вот и все.

— Что — все? — не понял Сайбун.

— Вся история.

— Так когда же тебе было страшно? — не уни­мался Сайбун.

— Когда я в плену оказался. Я тогда подумал: «Эх, Шарип, Шарип, слабый ты человек, если не мог умереть в бою!» Да, сынок, умереть в бою — большая честь, джигиты умирают, идя на врага, с верой в победу!.. Но потом я поборол страх и снова стал сильным. Стоя рядом с товарищами у стены сарая под дулами автоматов, я не боялся смерти. Я сказал этому фашистскому псу всю правду. И она была сильнее пули, сильнее смерти! Вот так: если правда на твоей стороне, если ты пошел в битву за счастье и честь всего народа, иди вперед, на горе, на смерть — ничего не бойся! — Шарип взял книгу из рук сына, положил ее на стол. — Спать пора...

«А все-таки отец у меня смелый! — радост­но подумал Сайбун . — И как хорошо он рассказы­вает!»

Вспомнился Сайбуну Даштемир, и Сайбун не­вольно сравнил его с отцом. Правда, Даштемир на фронте не был, не воевал, но, если бы понадобилось, он бы тоже не струсил перед фашистами. Уж это точно!

Сайбун заснул сразу, будто нырнул в море.

ТЕЛЕФОННАЯ ТРУБКА

Кончился последний урок. Сайбун собрал учеб­ники и тетради, запихнул их в портфель. Домой ему было по дороге с Ниной. И случалось, раньше они шли из школы вместе. Но с некоторых пор Сай­буну не хотелось ходить с Ниной. А она, будто не понимая, всякий раз оглядывалась на Сайбуна, приглашая его с собой.

Сайбун отворачивался. Он нарочно заводил раз­говор с кем-нибудь из ребят, не торопился выйти, и Нине приходилось идти одной.

Ребята уже разошлись, когда Сайбун вышел из школы.

Как раз напротив школы был магазин канце­лярских товаров. И Сайбун не успел сделать десят­ка шагов, как из магазина выглянул Даштемир. Он позвал Сайбуна согнутым пальцем.

— Здравствуй! — воскликнул Сайбун, встре­тившись глазами с Даштемиром.

— Ну, герой, как дела? — спросил тот.

Сайбун пожал жесткую широкую руку Даштемира. Он сразу заметил в нем перемену: одет в ком­бинезон и большие рабочие ботинки, из кармана торчат кусачки, на щеке след машинного масла. «С работы, наверно», — решил Сайбун.

— Дела идут нормально, — ответил он своему старшему другу. — Помнишь, я подобрал ласточку в парке? Вылечил я ее и отпустил на волю...

— A-а, помню, помню, — безразличным тоном заговорил Даштемир. — Слушай, я ведь к тебе с де­лом. Поможешь мне?

— А как? — загорелся Сайбун.

— Как — это я тебе потом скажу, — продолжал Даштемир. — Главное, чтобы у тебя охота была. По­можешь?

— Конечно! — воскликнул Сайбун. — А ты с ра­боты?

Он задал этот вопрос не случайно. Ему давно хотелось спросить, где работает Даштемйр. Если на заводе — это хорошо. Ведь отец у Сайбуна тоже на заводе работает.

— Да, брат, с работы. Давал план, — ответил Даштемир. — Работаем, стараемся, крепим своим трудом социалистическое отечество... Я, сэр, не по­следний человек на производстве — отличают меня. Каждый месяц премии получаю!

— Ты комсомолец?

— Да еще какой! Я всем комсомольцам комсо­молец!

Сайбун невольно отвернулся. Все-таки странно разговаривает Даштемир. Вроде бы серьезно, а вро­де бы нет.

— А ты вступил в комсомол? — спросил Даштемир.

— Нет еще. Я пока в пионерах...

— А почему галстук не носишь? — Даштемир усмехнулся, ощерил белые зубы и произнес: — «Красный галстук на груди! Ты с такими не шу­ти!..» Вот какие я стихи знаю!

— Я тоже много стихов знаю, — сказал Сайбун.

Но Даштемир, казалось, и не слышал его. Он нахмурил лоб и, серьезно глядя на Сайбуна, ска­зал:

— Так о чем же мы? Да, о пионерах... Так вот, пионер во всем должен быть первым — в учебе, в труде. Во всем! Понял?

— Я давно это понял, — недовольно ответил Сайбун.

Непонятно, зачем Даштемиру повторять слова, которые Сайбун сто раз слышал? Их все говорят: учителя, вожатый Расул. И признаться по чести, они давно уже не трогают Сайбуна.

— Понял? — переспросил Даштемир. — А мне кажется, если и понял, то не все. Ну вот, например, этот самый... который у тебя ласточку хотел от­нять... как его зовут? Хрипун?

Сайбун кивнул.

— У него настоящее имя есть — Хамид...

— Хрипун или Хамид — все равно, — продол­жал Даштемир, по-прежнему серьезно глядя на Сайбуна. — Он тебя в страхе держит, издевается над тобой. А ты терпишь... Разве это по-пионерски?

Ах, вот к чему вел свой разговор Даштемир! Что правда, то правда: Сайбун побаивается Хами­да. И нет в этом ничего удивительного. Хамид старше Сайбуна на полтора, а может, и на два го­да. Вон какая дылда. И Сайбун гораздо ниже Хами­да. И руки у него не такие большие, и мускулов меньше. Притом еще по-честному разговаривать с Хамидом нельзя: чуть скажешь ему правдивое слово, он в драку лезет...

— Ну отвечай: по-пионерски это? — повторил свой вопрос Даштемир. — Я думаю, нет, — сам же ответил он.

«Верно он говорит, — пронеслось в голове у Сай­буна. — Если б я был настоящим пионером, я бы ни за что не отступил перед Хамидом. Ведь правда на моей стороне! Вот я и должен за нее бороться!»

— Хочешь стать сильным и ловким? — спросил Даштемир. — Чтобы никого и ничего не бояться? Хочешь, а?

— Хочу, — неуверенно сказал Сайбун.

Он больше всего на свете хотел стать сильным и ловким. Как Даштемир, например. Но разве это легко? Чудес на свете не бывает!

Он пристально посмотрел на Даштемира. Шу­тит он или на этот раз говорит правду? Может, есть у него какой-то секрет и с помощью этого секрета Сайбун станет сильным и ловким? Вот было бы здо­рово!

— Я тебе помогу, так и быть, — сказал Даште­мир. — Но если уж я возьмусь тебе помогать, ты меня должен слушаться во всем. Как отца. Как бо­га... — Он рассмеялся. — Как пионервожатого. До­говорились?

— Договорились! — воскликнул Сайбун. — А когда ты начнешь меня учить?

— Ишь какой нетерпеливый! Всему свое время. Потерпи, браток. Сначала будет тебе испытание. — Даштемир поднял вверх палец, измазанный машин­ным маслом. — Знаешь, как берут людей на рабо­ту? С испытательным сроком! Вот и у тебя будет испытательный срок. Не бойся, маленький, всего-то несколько дней...

— Ладно, — согласился Сайбун. Он был готов на все, лишь бы Даштемир действительно помог ему стать смелым, ловким, сильным. — Я любые испы­тания выдержу! Могу даже с сегодняшнего дня на­чать.