— Сайбун! — громко и взволнованно заговори­ла она. — Отпусти мальчика! Как тебе не стыдно, ты большой, почти мужчина, а бьешь малыша!

— Пусть не толкается.

— Разве он нарочно тебя толкнул?

— Если б нарочно, я бы из него шашлык сде­лал!

— Ты ли это говоришь, Сайбун? — воскликну­ла Ольга Васильевна. Она изумленно смотрела на него. Затем, когда мальчишка, отпущенный Сайбуном, убежал, строго сказала: — Иди за мной в учительскую!

Только теперь Сайбун испугался. Чего доброго, Ольга Васильевна расскажет обо всем завучу или директору школы, тогда жди беды! Вдруг его исключат? Сайбун боялся представить себе это. Впрочем, не меньшей бедой был бы и вызов отца в школу...

Но Ольга Васильевна не повела Сайбуна ни к завучу, ни к директору. Она сама отчитала его. Да еще как! Слушая классную руководительницу, Сайбун молчал. Больше того, он даже выдавил на лицо грустную мину: вот, мол, видите, я переживаю. Но душа его протестовала против прямых и правдивых слов Ольги Васильевны. И чего она, в конце концов, хочет от него? Учится он не хуже других. Не прогуливает. А что накостылял первоклашке, так за дело! Пусть не толкается, пусть смотрит, куда скачет!

Сайбун ушел из учительской с ощущением, что он прав, а Ольга Васильевна не права, ушел оби­женный до предела.

Вечером он ждал Даштемира. Но тот не пришел. Зато раньше времени явился с работы отец. Он был расстроен тем, что смежный цех не подал в срок деталей, и всей вечерней смене нечего было делать.

— Завтра выхожу в утреннюю, — сказал он. — Ну, если и на этот раз смежники нас подведут, я в партком пойду, к директору завода пойду, а прав­ду отыщу!

— Пап, а пап, — заговорил Сайбун, — чего ж тут плохого, если тебя раньше с работы отпу­стили?

Он не видел ничего странного в этом вопросе. Бывали в школе случаи, когда класс отпускали раньше времени, — то ли учитель болел, то ли был занят. Так Сайбун только радовался этому! А отец не радуется, наоборот, злится...

— А что хорошего в этом? — в свою очередь, спросил отец. — Что хорошего в том, что наша стра­на не получит двадцать или тридцать электродви­гателей? Что хорошего в том, что я получу деньги за простой, а попросту сказать, за безделье? Эх, Сайбун, Сайбун, мальчик мой, многого ты еще не понимаешь... Если я буду думать только о себе, о своем благополучии, если другие будут думать только о себе, пропадет наша страна...

«Не понимаю, — с обидой подумал Сайбун. — Почему отец считает так?»

Он сказал: «Спокойной ночи!» — и ушел в свою комнату.

Нет, дружбы с отцом не получалось! Может быть, только один-единственный раз и был у них добрый, товарищеский разговор, когда отец вспо­минал о войне, о том, как попал в плен к фашис­там. Но с тех пор прошло немало времени, и внезап­но возникшее чувство близости к отцу исчезло. Отец мало говорил с Сайбуном, а если и говорил, то все больше по делу. Попросит последить за больной матерью. Скажет, чтобы Сайбун сбегал в булочную за хлебом. Спросит изредка, как идут дела в школе. И все... Но Сайбуну было мало этого. Он мечтал о старшем товарище, умном и сильном, способном научить Сайбуна быть смелым и ловким, способ­ном объяснить ему самые сложные вещи в мире. Отец не мог быть таким товарищем, а Даштемир мог.

Так думал Сайбун, лежа в кровати и засы­пая.

Рано утром, как только отец ушел на завод, раз­дался неожиданный звонок. Сайбун испугался: «Неужели это Даштемир? Если мама увидит его, начнет расспрашивать, кто он и почему явился. А что ей отвечать?»

Но это был не Даштемир. Пришла классная ру­ководительница, Ольга Васильевна. Сайбун даже губу прикусил, когда ее увидел.

Поздоровавшись, Ольга Васильевна присела на диван рядом с Хадижой-Ханум.

— Мне очень приятно, что вы выздоровели, — сказала она ей.

— Спасибо. — Мать улыбнулась. — И спасибо, что проведали меня...

— А я ведь не только вас проведать пришла, — призналась Ольга Васильевна. — Мне хотелось и о Сайбуне поговорить...

— А что случилось? — встревожилась Хадижа-Ханум.

Ольга Васильевна посмотрела на Сайбуна. Взгляд ее говорил: не мешай, дай нам побесе­довать с матерью. Сайбун неловко встал и отпра­вился в свою комнату. Но дверь он оставил полуот­крытой, и каждое слово Ольги Васильевны и мате­ри он прекрасно слышал.

— Много занимается Сайбун? — спросила учительница.

— Много, много, — торопливо ответила мать. — Понимает, что надо хорошо учиться, не маленький уже...

— Да, отметки у него неплохие, — согласилась Ольга Васильевна. — Но раньше он лучше учился. Вы не замечали, с кем он сейчас дружит?

«Вот хитрая! — подумал Сайбун. — Что-то заме­тила...»

— Да он со всеми дружит, — ответила мать. — У нас во дворе полно ребят...

В комнате воцарилось молчание. Затем раздал­ся недовольный голос Хадижи-Ханум:

— Что это вы, Ольга Васильевна, все вокруг да около? Много ли Сайбун занимается и с кем дру­жит, а до главного никак не доберетесь.

— А главного-то я и сама не знаю! — воскликнула Ольга Васильевна. — Сайбун хороший маль­чик. И до недавнего времени я не меняла этого мнения. Но с некоторых пор, вы меня извините, Хадижа-Ханум, Сайбун очень изменился — не ува­жает старших, пререкается с ними; сейчас он спо­собен поднять руку на слабого... Мне кажется, на него кто-то плохо влияет...

— Вы хотите сказать, что мы с мужем плохо его воспитываем?

— Нет! Нет! — запротестовала Ольга Васильев­на. — Я говорю не о вас. Тут — я это чувствую — есть третий...

В комнате опять замолчали.

— Не знаю, что и сказать, — вздохнула Хади­жа-Ханум.

— А что, если он попал в дурную среду? — не­ожиданно спросила Ольга Васильевна. — Что, если действительно есть человек, плохо влияющий на него? Что, если Сайбун скрывает это от вас?

— Я своего сына знаю! — В голосе Хадижи-Ха- нум чувствовалось раздражение. — И не жалуюсь на него. А ваши слова насчет дурной среды и како­го-то человека, который плохо на Сайбуна влияет, я и слушать не хочу!

— Дорогая Хадижа-Ханум, я понимаю, вы лю­бите Сайбуна, и ваше стремление видеть в нем только хорошее понятно. — Ольга Васильевна гово­рила тихо и мягко. — Но Сайбун у меня в классе не один. Их тридцать пять таких, как Сайбун. И зна­чит, я имею больше возможностей для сравнения, для оценки того, кто из ребят растет и развивается правильно, а кто неправильно. У Сайбуна переход­ный возраст. Характер у него только складывает­ся. И сейчас особенно важно, чтобы он не свернул правильного пути, не оступился...

— Вот и не давайте ему оступаться, — тем же раздраженным голосом вставила мать.

— Я вас предупредила, — продолжала Ольга Васильевна. — Со своей стороны я сделаю все, что­бы Сайбун исправился! Скажу вам честно, дорогая Хадижа-Ханум, мне Сайбун так же дорог, как и вам! До свидания...

Мать проводила Ольгу Васильевну. Потом на­правилась в комнату к сыну. Сайбун в мгновение ока присел к столу и раскрыл первый попавшийся учебник.

— Я давно хотела тебя спросить, сынок, — на­чала она, — продолжаешь ли ты встречаться с тем человеком, который хотел взять наш будильник? Помню, ты называл его имя...

Сайбун махнул рукой.

— Я о нем и думать не думаю, — сказал он. — Не дружим мы больше.

— Ну и слава богу, — облегченно вздохнула мать.

КРАЖА

Странный сон приснился Сайбуну. Сначала он увидел большую рыжую собаку. Она бросалась на Сайбуна, хватала его зубами за рубаху, тащила куда-то. «Отстань от меня! — кричал на нее Сай­бун. — Иди вон!» Но собака не отставала. Сайбун помнил, что у него есть какое-то важное дело. Но, во-первых, он не мог вспомнить, какое именно, а во-вторых, собака так пристала к нему, что он не рассчитывал быстро отвязаться от нее. Хорошо, что в руках у Сайбуна оказались спички. Он зажег одну, и собака, испугавшись, убежала. Теперь мож­но было подумать, какое же дело у него назначено на сегодня. Думал-думал, но так и не придумал. Только знал сердцем, всем существом своим, что дело страшное, трудное...

Он и проснулся с ощущением страха. Проснул­ся и сразу же вспомнил: сегодня воскресенье и се­годня он должен встретиться с Даштемиром. Тот еще раньше сказал, что, если он не заглянет в пят­ницу, пусть Сайбун ждет его в воскресенье от две­надцати до часа в городском парке. «Дело есть», — объяснил Даштемир.