Вы испытываете отвращение, гнев, страх, жалость к алкоголику. Вам хочется его вразумить. Конечно, его зависимость приносит много боли, превращая жизни близких в ад. Но то отвращение, ненависть и страх, которые он испытывает сам к себе, не сравнятся с вашим. Потому что вы – живой беспокоящийся человек. А он относится к себе бесчеловечно, без капли сочувствия, без капли надежды и милосердия. И этой ненавистью к себе, желанием себя уничтожить он в какой-то мере тоже одержим.

Она проснулась утром и поняла, что не может встать. Словно превратилась в большую лужу, словно удерживающая ее оболочка исчезла и собрать себя в вертикально стоящее оформленное состояние стало невозможным… Вот же руки, вот ноги. Встать должно быть просто. Но сил нет. Таблетки. Это таблетки.

В клинике, подшив ей под лопатку какой-то очередной чудо-гель, при выписке дали рецепт на антидепрессанты. Неделю назад она наконец купила их и начала принимать. Половинка голубой утром, половинка белой за полчаса до сна. Считалось, что они легкие. Считалось, что у нее депрессия и от них станет не так безрадостно. Но с каждым днем вместо эмоционального подъема или какого-то облегчения она чувствовала себя все хуже. Словно потихоньку теряла возможность контролировать, двигаться, думать. Словно таблетки растворяли что-то самое важное, на чем крепилась вся ее конструкция. Почему она не обращалась за помощью? Почему не просила скорректировать лечение? Считала, что у антидепрессантов есть период накопления и привыкания, поэтому, по ее мнению, не оставалось ничего, кроме как терпеть и прорываться через каждый новый день, надеясь, что через три недели приема станет лучше. Нужно просто потерпеть, говорил психиатр. Уж что-что, а терпеть она умела…

Нужно просто потерпеть. Вздохнула. Как будто на отходняках после тяжелых наркотиков. Уже не там и еще не здесь. На границе. Как пилот самолета, попавший в грозовую тучу и с трудом, из последних сил, в сильнейшем напряжении удерживающий штурвал. Сколько она еще так выдержит? Сколько еще терпеть?

С невероятными усилиями встала и пошла будить детей. Для каждой манипуляции требовалась двойная концентрация. Она проговаривала последовательность действий внутри. Чайник. Кнопка. Миски для завтраков. Хлопья. Чашки. Чашки… Чашки в шкафу над умывальником. Чашки.

Зашла в ванну умыться. Посмотрела в зеркало. От таблеток пропал аппетит. Единственное время, когда удавалось в себя что-то запихнуть вроде пары йогуртов, – поздно вечером. Каждое утро она видела в отражении еще больше похудевшую себя, с еще более прозрачным лицом и темными кругами под глазами. Посмотрела на руки – сквозь кожу проступали обычно невидимые, чернильного цвета вены. В этом было что-то приятное, как ни странно. Словно она любовалась, рассматривая, как тело сдувается, чахнет и обесточивается.

С трудом собрав себя и детей, вышла во двор завести машину. Впереди самое сложное – выдержать пятнадцатиминутную поездку до сада и школы. Когда каждую секунду кажется, что в следующую ты не вспомнишь, как рулить, как нажимать на педаль, как переключать скорость. И эта паника потери контроля, встречи с безумием от тебя на миллиметр. Здесь и сейчас. Только здесь и сейчас. Даже не думать о бездне рядом. Зажигание. Фары. Передача. Поехали.

Через день разделяющий реальности миллиметр исчез. Начались панические атаки. Еще через день вся жизнь разделилась на предчувствие скорой волны невообразимого ужаса смерти, саму атаку, когда в каком-то смысле ты каждый раз умираешь, поглощенный неописуемым животным тотальным страхом и ожиданием следующей волны. Ты не знаешь, в какой момент вдруг сорвешься и полетишь в темноту кроличьей норы. Оттого боишься всегда. А чем больше ты боишься – тем атака ближе. Весь мир сводится к этому страху полета в бездну и смертельному ужасу в самом полете. Есть вещи, которые невозможно понять, не пережив, они за границей обычной жизни. Есть вещи, которые врагу не пожелаешь. Конечно, ты знаешь, что не умрешь. Еще бы. Знаешь наверняка. И при этом каждый раз умираешь заново…

Единственное место, где можно было немного передохнуть, – в кровати под одеялом, накрывшись им с головой. Она старалась оказываться дома если не через два, то хотя бы через четыре часа. Чтобы, словно испуганный, истощенный, обессилевший зверек, полежать, свернувшись в калачик, под одеялом. С открытыми глазами. В темноте. В тишине. В безопасности. Хотя бы чертов час. Чтобы были силы встать. Одеться. Запереть дом. Машина. Зажигание. Фары. Передача. Не забыть, что еду за детьми… Садик. Школа. Дети. Лучше сдохнуть от водки, чем так жить. Красный свет. Тормоз. Лучше сдохнуть собой, чем неизвестно кем…

Через три недели приема антидепрессантов она позвонила мужу:

– Я больше не могу. Извини. Я не могу так. Не выдержу больше и дня. Буду сниматься с этого ада алкоголем. Хочу предупредить, что куплю сейчас выпить.

Не дожидаясь ответа, сбросила вызов.

В тот день она выпила бутылку шампанского. Кровь стала теплее и, казалось, быстрее побежала по венам. На следующий день ее выворачивало до потери сознания. Она искренне думала, что умрет.

Еще через день она выпила фляжку коньяка. Еще через пару – ушла в запой.

Алкогольная бездна была привычной. В нее было не страшно падать. Вниз. Расправив с улыбкой облегчения руки. Наконец. Вниз по кроличьей норе.

Любое неуправляемое вызывает страх и хочет быть объясненным. Людей пугают те, кто совершал попытки покончить с собой, те, кто болен психически, те, кто уходит в состояние измененного сознания через вещества. Уход за грань. Потеря контроля головой. Безумие. Нечто мощное, уводящее за пределы разума, не может не пугать. Оттого вокруг зависимости от алкоголя много мифов и догадок, пытающихся ее впихнуть в привычные представления.

1. Алкоголизм – это безволие. Если бы человек захотел, он бы бросил.

Нет, у алкоголика с волей все хорошо, особенно когда нужно найти, где утром опохмелиться, он продемонстрирует сильнейшую волю. Но с определенного момента не алкоголик управляет алкоголем, а, наоборот, алкоголик попадает в богоподобные отношения с веществом. Говорят, в США существует реабилитационной центр, где алкоголикам в процессе реабилитации помогают стать бизнесменами. Очень может быть, ведь стратегия основана на том, что зависимый сам по себе человек одержимый, страстный, просто это свойство характера дисфункционально используется. С чем на самом деле сложно, так это с мотивацией выздоравливать, так как внутри зависимости ты уверен, что без вещества жизнь потеряет смысл, скорее даже в целом трезвая жизнь кажется абсолютно невозможной. Оттого обратиться за помощью часто получается, лишь дойдя до своего личного дна, единолично признав, что дальше так продолжаться не может.

2. Алкоголизм – это наследственность.

Наследственный фактор, безусловно, играет определенную роль в развитии заболевания. Наследственность может быть связана как с неумением организма расщеплять алкоголь (как у народов Крайнего Севера) и отсюда с очень стремительной алкоголизацией, так и с переданным по наследству дефицитом каких-либо нейромедиаторов. К примеру, отец с пониженным содержанием дофамина встретил алкоголь, который принес неизвестное до той поры ощущение предвкушения, от которого жизнь заиграла новыми красками, а после и сын точно так же, по наследству отцовской биохимии находящийся в дефиците гормона предвкушения, узнал все возбуждающее чувство волны дофамина рядом с веществом.

Говоря о наследственности, в не меньшей степени важно говорить о среде, в которой рос будущий алкоголик, и если он является взрослым ребенком алкоголика, то риск заболевания у него, безусловно, выше. И одновременно ни особая биохимия, ни социальное окружение не ведут гарантированно к алкоголизму сами по себе.