Ход довольно острых дискуссий на том и другом съезде показал, что и эсеры, и меньшевики сугубо отрицательно отнеслись к большевистскому перевороту, прежде всего как форме разрешения конфликтной ситуации, назревавшей на протяжении восьми месяцев после Февральской революции. При всех различиях в подходе к оценке Февральской революции меньшевики и эсеры предпочитали мирную форму дальнейшего революционного процесса в стране. Делая ставку на консолидацию не только всех демократических сил, но и на их взаимодействие с широким спектром либеральных общественных сил, заинтересованных в реформировании страны в общеевропейском русле, эсеры и меньшевики весь этот период придерживались именно коалиционной политики. Она, с их точки зрения, позволяла, так или иначе, балансировать и не допустить «срыв», с одной стороны, в контрреволюцию и реставрацию, а с другой – в экстремизм и анархию. Эсеры и меньшевики, образно говоря, вообразили себя силой, способной при осуществлении коалиционного курса, балансировать между этими двумя крайностями революционного процесса, не позволяя ему «сорваться» ни в «контрреволюцию и реставрацию», ни в «экстремизм и анархию». По их убеждению, октябрьский вооруженный переворот, предпринятый большевиками и их леворадикальными пособниками, коренным образом нарушил поддерживаемый ими «баланс» общественно-политических сил, что и привело к «срыву» столь трудно налаживаемого ими мирного процесса. Совершив вооруженный переворот, большевики, по мнению меньшевиков и эсеров, не скрывают своего желания окончательно вытеснить их из политического процесса, блокировав при этом предлагаемый ими вариант разрешения конфликта посредством «волеизъявления» всенародно избранного Учредительного собрания. Для эсеров и меньшевиков Учредительное собрание представляло собой шанс мирным путем «блокировать» стремление большевиков к властной монополии и предложить новую властную конфигурацию. Одновременно они прекрасно осознавали, что большевики не позволят (даже с учетом результатов «всенародного волеизъявления») перехватить у них «властные рычаги», которые позволили бы произвести политический «разворот».
Анализ материалов обоих съездов показывает, что эсеры и меньшевики, признав неэффективность их прежней коалиционной политики, выражали готовность от нее отказаться. Так, резолюция IV съезда по докладу ЦК представляет собой разоблачительную «слезницу» его деятельности за постфевральский период: не всегда соответствовал «своему назначению быть органом, руководящим политической деятельностью»; «не осуществлял в должной мере своей обязанности контроля над деятельностью членов партии»; «проявил полное бездействие власти в вопросах партийной дисциплины, единства партийных выступлений»[23].
В другой, более конструктивной резолюции «По текущему моменту» признавалось, что «опыт смешанного правительства с цензовыми элементами» уже «отслужил свою службу», ибо показал, что они «не могут примириться с разрешением в пользу трудового народа тех широких социальных задач, которые выдвинуты нашей революцией, особенно в области неотложного и коренного переустройства поземельных отношений». Однако партия эсеров «не проявила в трудные моменты достаточной решительности, не взяла вовремя власть в свои руки», чем и воспользовались «демагогическая клика, стоящая во главе большевистской партии и увлекшая эту партию на разжигание народного нетерпения и на гражданскую войну накануне самих выборов в Учредительное собрание». В этих условиях партия эсеров «громче, чем когда-либо, должна провозгласить лозунг: “Вся власть – Учредительному собранию”, одновременно подчеркивая, что призвание Советов – руководить идейно-политической жизнью масс, стоять на страже всех завоеваний революции, в числе которых Учредительное собрание занимает одно из самых важных мест».
Исходя из конфигурации расставленных приоритетов, партия эсеров «должна обратить особенное внимание на выправлении политической линии поведения Советов Р., С. и Кр. Деп., всеми средствами укрепляя их, как могучие классовые организации трудящихся и защищая их от покушений контрреволюции». Учитывая свой прежний коалиционный опыт, эсеровская фракция должна «неуклонно развивать партийную программу переустройства России вне соображений о предварительном обеспечении большинства для проведения своих законопроектов путем переговоров и компромиссов с другими партиями, не сходя в то же время со своей принципиальной позиции отстаивания единства социалистического фронта». В резолюции (п. 16 и 17) особо подчеркивалось, что партия должна принять меры для охраны «прав Учредительного собрания», создав для этого «достаточно организованные силы», чтобы в случае необходимости «принять бой с преступным посягательством на верховную власть народа, откуда бы оно ни исходило и какими бы лозунгами не прикрывалось»[24].
На IV съезде была принята специальная резолюция «Об Учредительном собрании», в которой с предельной четкостью было изложено понимание эсеровскими идеологами и политиками тактических и стратегических целей Учредительного собрания, где фракция эсеров должна выступить в роли вершителя исторических судеб страны. Ей предстоит разработать систему первоочередных мер, включающих в себя
«а) в вопросе о мире – обращение к союзным державам с нотой, предлагающей им немедленно приступить к переговорам о всеобщем демократическом мире на основе начал, установленных русской революцией, и с этой целью заключить перемирие на всех фронтах;
б) в вопросе о земле – провозглашение уничтожения права собственности на землю без всякого выкупа и объявления земли общенародным достоянием, пользоваться которым на уравнительных началах может всякий, желающий обрабатывать ее личным трудом, и поручение особой комиссии разработки земельного закона на этих началах; немедленная передача всех земель сельскохозяйственного назначения в ведение и распоряжение земельных комитетов;
в) в вопросе о государств. устройстве – провозглашение прав человека и гражданина, федеративной демократической республики и прав нации на самоопределение;
г) в области социально-экономической – установление государственного контроля над всей промышленностью и над отдельными предприятиями с широким участием в них рабочих и крестьянских организаций»[25].
После согласования и принятия программы Учредительное собрание должно «приступить к организации однородной социалистической исполнительной власти»[26].
Как видим, вся совокупность решений, принятых на IV съезде партии эсеров, вступала в коренное противоречие с политикой большевиков, которые, разумеется, и не собирались расставаться с монополией на власть.
Несколько иной была конфигурация рассуждений на меньшевистском съезде. Дискуссии среди различных направлений, представленных на съезде, развернулись по вопросу «Об отношении партии к Советам, органам самоуправления и общественным организациям». Правые меньшевики, принимая во внимание процесс большевизации Советов, настаивали «на сплочении сил демократии около органов самоуправления и Учредительного собрания». Одновременно они предлагали членам партии Советов не покидать, запретив, однако, при этом вступать в «советские административные учреждения», если они стали «органами большевистской власти». Делая акцент на участии в органах местного самоуправления, правые меньшевики считали, что им удастся не допустить, с одной стороны, их «большевизации», а с другой – перехода их под влияние контрреволюции.
В отличие от правых меньшевиков, меньшевики-интернационалисты продолжали настаивать на том, что Советы, несмотря на процесс их «большевизации», продолжают оставаться «центрами революционных сил демократии». Поэтому в них следует продолжать участвовать «в целях воздействия на массы, противостояния большевистской диктатуре и проведения политики соглашения». В этой логике меньшевики-интернационалисты во главе с Мартовым выступали против участия в каких-либо «боевых организациях», ибо они «стоят на почве применения военной силы и отрицательно относятся к политике соглашения внутри демократии». Признавая недопустимость участия меньшевиков в данный момент во ВЦИК, Мартов, тем не менее, не исключал, что вполне может сложиться такая ситуация, когда подобное участие станет вполне вероятным и позволит предупредить «катастрофическое разрешение большевистского кризиса». Мартов был убежден в том, что «политика соглашения дает возможность безболезненного перехода от революционного периода к нормальному демократическому строю. Эта политика содействует превращению советов в органы нормального политического давления»[27].