Справа от президента сидел министр внутренних дел Геннадий Романович, всегда нервный и податливый. Он был верен президенту, но его лояльность зиждилась на страхе потерять своё положение и, возможно, жизнь. Геннадий часто ощущал, что другие члены кабинета смотрят на него с пренебрежением, что только усиливало его паранойю.

– Геннадий Романович, – неожиданно начал президент, не поднимая глаз от документов, – я надеюсь, что после наших последних обсуждений, вы готовы к более решительным действиям.

– Да, господин президент. Я уже дал указания по усилению слежки за теми, кто участвовал в протестах. Массовые аресты начнутся в ближайшие дни. Геннадий Романович вздрогнул, но, собравшись с мыслями, кивнул:

Дмитрий Сергеевич молча кивнул, но его взгляд был направлен не на министра, а на командующего силовыми структурами – генерала Николая Ивановича Мельникова, сидящего напротив. Мельников был воплощением спокойствия и решительности. Его жёсткие черты лица и грубый голос внушали страх не только врагам режима, но и тем, кто сидел за этим столом. Никто не знал, как далеко он готов зайти, чтобы сохранить свои позиции. И это беспокоило многих.

– Николай Иванович, – сказал президент, – вам я доверяю репрессии. Уверен, вы не разочаруете меня.

– Всё будет сделано, как надо. Я уже направил дополнительные силы в те районы, где активны ячейки оппозиции. Люди начнут исчезать, и никто не посмеет задавать вопросы. Мельников усмехнулся и коротко кивнул:

Геннадий Романович чувствовал, как от этих слов холодок пробежал по его спине. Он давно подозревал, что Мельников был готов на всё ради власти. Более того, ему казалось, что именно Мельников однажды может попытаться занять место Дмитрия Сергеевича. Геннадий был уверен, что генералу не хватает только одного – поддержки нужных людей в окружении президента.

И вот тут, среди элиты, начинались настоящие конфликты. Министры и советники делили власть, как хищники свою добычу. Каждый хотел получить больше влияния, но никто не мог напрямую бросить вызов президенту. Окружение состояло из интриганов, зависящих друг от друга, но одновременно готовых предать при первой возможности. Особенно в преддверии новой волны репрессий.

Слева от президента сидела Лидия Васильевна Орлова, министр информации, которая отвечала за пропаганду. Её всегда идеальная причёска и безукоризненный стиль вызывали зависть у других, но в её глазах часто мелькала хитрость. Она была мастерски искусна в манипулировании СМИ и контроле над сознанием людей. Поддержка режима строилась во многом благодаря её усилиям. Однако Лидия Васильевна, как и все остальные, играла свою игру.

– Лидия Васильевна, – обратился к ней президент, – какова ситуация с народным мнением? Как нам следует интерпретировать события последних дней?

– Господин президент, – она подняла взгляд с тихой уверенностью, – люди напуганы. Протесты действительно могли подорвать нашу репутацию, но с помощью наших телеканалов и газет мы успешно показали, что это было не более чем незначительная акция маргиналов, поддерживаемых внешними силами. Но нам следует быть осторожными. Пока мы контролируем СМИ, у нас есть всё необходимое, чтобы поддерживать людей в страхе и подчинении.

В этот момент в разговор вмешался Дмитрий Сергеевич: – Это хорошо. Но достаточно ли это, Лидия Васильевна? Мне кажется, что они ещё недостаточно боятся. Мельников прав. Страх должен быть тотальным. Мы начнём зачистку. Но нам также нужно усилить пропаганду, чтобы они знали, что любое сопротивление – это приговор.

Мельников и Лидия переглянулись. Оба знали, что их влияние зависит от того, насколько успешно они смогут выполнять волю президента. Но каждый из них играл свою игру. Лидия Васильевна уже давно пыталась выстроить свои связи с важными фигурами в элите, в то время как Мельников знал, что без её поддержки ему будет сложно продвинуть свои планы. Но союз между ними всегда был временным. Геннадий Романович подозревал, что однажды один из них попытается устранить другого.

И пока на поверхности всё выглядело стабильно, внутри элиты зреяли заговоры. Геннадий не раз слышал шёпоты о том, что в недрах режима есть люди, недовольные жёсткостью Мельникова и чрезмерным контролем Лидии Орловой. Он знал, что у них есть свои планы по устранению влияния этих фигур и продвижению новых игроков в верхушку власти.

– Николай Иванович, Лидия Васильевна, – холодно произнёс Дмитрий Сергеевич, – мы не можем позволить себе слабину. Я не допущу ещё одного бунта. Убедитесь, что люди будут бояться настолько, что даже мысль о протесте покажется им смертным грехом.

Эти слова президента прозвучали как окончательный приговор. Все понимали, что игра за власть продолжалась, и каждый за этим столом играл свою партию.

В самом сердце столицы, в здании огромной телекомпании, круглосуточно трудятся журналисты, редакторы, режиссёры и ведущие – армия тех, кто поддерживает иллюзию стабильности и процветания режима. Этажи студий заполнены гулом телефонов, светом софитов и бесконечным потоком новостей, которые создают каждый день для того, чтобы контролировать сознание миллионов.

Телестудия программы новостей была ярко освещена. На фоне огромных экранов и мониторов, показывающих «счастливую» жизнь страны, ведущие готовились к выпуску. Над всеми процессами здесь верховодила Лидия Васильевна Орлова, министр информации. Её присутствие в студии всегда вселяло напряжение – она контролировала всё, от текстов новостей до тональности репортажей. За её чёткими командами скрывалась целая система манипуляции, которая работала как часы.

За одним из столов редакторской комнаты сидел Пётр, один из ведущих журналистов. Он подправлял текст для предстоящего выпуска новостей. Его задача была проста: придать любому событию выгодный для режима оттенок. Сегодня он работал над тем, как подать информацию о последних протестах. За столом напротив сидела Алина – молодая журналистка, которая только начинала свою карьеру, и она пока ещё не привыкла к жёстким правилам игры.

– Пётр, а как мы должны подать эту новость о протестах? В отчёте МВД сказано, что людей было около трёх тысяч. Но ведь их было больше, не так ли? – спросила его Алина.

Пётр поднял глаза, усмехнулся, и затем спокойно ответил:

– Алина, ты всё ещё не понимаешь? Нам не нужно говорить правду. Нам нужно рассказать то, что хотят услышать люди. Скажем, что протестовали несколько сотен маргиналов, которые получили деньги от иностранных агентов. Это поддержит нарратив о том, что страна в безопасности, а любые выступления – это внешняя угроза.

Алина нахмурилась, она ещё не привыкла к такому подходу:

– Но ведь люди видели большее количество протестующих. Как они могут поверить, что их было меньше?

Пётр откинулся на спинку стула и усмехнулся:

– Они поверят. Потому что мы скажем им это с экранов телевизоров и в газетах. Люди видят только то, что мы показываем. Все эти протесты – не более чем пыль, которую мы сдуем с их глаз.

С другой стороны студии в этот момент шло обсуждение того, как обработать новость о росте экономики. За круглым столом, в окружении графиков и диаграмм, сидели главные экономические обозреватели, которым было поручено создать положительную картину экономики, несмотря на реальный кризис.

Обозреватель 1: "Цифры никак не сходятся, мы не можем сказать, что ВВП выросло, когда показатели указывают на спад."

Обозреватель 2 (с усмешкой): "Это не проблема. Мы скажем, что рост есть, а спад – это результат временных трудностей. Добавим пару слов о санкциях, врагах снаружи, и что благодаря нашему лидеру экономика всё равно держится на плаву."

Обозреватель 1: «А как насчёт голодающих в некоторых регионах?»

Обозреватель 2: «О голодающих мы не говорим. Лучше покажем успешные фермы в южных районах, где люди якобы живут в достатке».

Смех заполнил комнату. Для них это была игра – манипулирование фактами и подача ложной реальности. В их работе было мало места для морали.