Мужчины отчаянно взмахивали веслами, словно вознамерились потягаться с самой матерью-природой.

Сесиль повернулась к отцу и прокричала над его склоненной головой:

– Папа! Мы возвращаемся!

Но отец не шевелился. Его голова запрокинулась, тяжесть тела потянула назад, и он свалился со скамьи на спину, устремив на Сесиль невидящий взгляд широко раскрытых глаз.

– Папа!

Ослепляющая вспышка разлилась по небу, и волосы на затылке Сесиль встали дыбом. Один из гребцов закричал и вскочил на ноги, выронив из рук весло, в то время как его товарищ рухнул лицом вниз, охваченный пламенем.

Лодка угрожающе накренилась, когда уцелевший мужчина споткнулся, а потом и вовсе перевернулась под тяжестью перевесившего ее тела.

Сесиль вцепилась в планширь, когда мир перевернулся с ног на голову, увлекая ее за собой. Вода заглушила ее крик, а одна рука застряла в лямках сумок, крест-накрест перекинутых через плечи, которые теперь удерживали ее под перевернутой лодкой.

Набрав полный рот воды и едва не захлебнувшись, Сесиль попыталась высвободить руку, которую лямки одной сумки каким-то образом привязали к уключине. Сесиль потянула что есть силы и тут же закричала от боли, когда ее рука вывернулась и хрустнула.

Прижав руку к груди, девочка принялась дрыгать ногами в попытке вынырнуть на поверхность, но когда ее голова ударилась о дерево, поняла, что оказалась в ловушке под лодкой, где осталась небольшая прослойка воздуха.

Пошарив здоровой рукой у себя над головой, Сесиль нащупала прикрепленную к лодке веревку и крепко за нее ухватилась, чтобы не уйти под воду. Вокруг царила зловещая тишина, нарушал которую лишь плеск воды о деревянные борта и ее собственное прерывистое дыхание.

Отец мертв.

Эта внезапная мысль оказалась сродни удару ножа в грудь. Сесиль не плакала много лет – с тех самых пор, как санкюлоты[2] сожгли дотла замок герцога. Отсутствие герцога, находившегося в то время в Париже, не помешало разъяренной толпе перебить слуг – людей, которых Сесиль считала своими друзьями и семьей.

А теперь она лишилась и отца.

Даже если ей удастся выжить, она останется совсем одна.

«В Англии у нас есть кузен, – не раз говорил ей отец. – И если тебе вдруг понадобится помощь, ты всегда можешь обратиться к нему». Про этого кузена, кроме имени – Кертис – она ничего не знала и ни разу в жизни его не видела, а других родственников у нее не было.

Маячившее впереди мрачное будущее оказалось даже более тяжелой ношей, нежели промокшая одежда, тянувшая Сесиль ко дну. Было бы так просто разжать пальцы и, погрузившись в забвение, присоединиться к отцу.

Однако рука отказывалась отпустить веревку. И когда воздух под лодкой стал настолько спертым, что заболели легкие, Сесиль с силой заработала ногами и, выбравшись из-под лодки, прильнула к ее корпусу, пока вокруг неистовствовал шторм.

Спустя несколько часов, когда ливень превратился в легкую изморось, а порывы ветра – в безобидный бриз, Сесиль все еще держалась за лодку, наблюдая за тем, как первые лучи рассвета окрасили горизонт и расстилавшийся впереди берег Англии.

Уайтчепел, Лондон

Февраль 1816 года

Сесиль выстрелом выбила игральную карту из руки красивого молодого человека, и тот, вскрикнув, подскочил на месте. Она же разразилась потоком ругательств на английском и французском языках.

– Простите! Простите! – залепетал Джерри Уиллер, съежившись под гневным взглядом Сесиль.

Ему было двадцать три года. Сесиль считала его самым привлекательным мужчиной из тех, что когда-либо встречались ей на пути, и в то же время самым трусливым.

Убрав пистолет в изготовленную на заказ кобуру, Сесиль глубоко вздохнула и заставила себя говорить медленно и спокойно, что никогда не было ее сильной стороной.

– Джерри, я думаю, нам пора расстаться.

– О, прошу вас, прошу вас, прошу вас, мисс Трамбле! Я постараюсь исправиться. Клянусь!

– Прошло уже два месяца, Джерри, а ты кричишь громче, чем в первый день.

Парень закусил пухлую нижнюю губу идеально ровными белоснежными зубами.

– Я этого не хотел… Не знаю, что со мной такое.

Не выдержав, Сесиль рассмеялась:

– С тобой все в порядке! Как и большинству нормальных людей, тебе не по себе, когда в тебя стреляют.

– Но мне нравится работать в цирке, мисс Трамбле. Он стал для меня настоящим домом.

И Джерри был в этом не одинок. Сесиль тоже считала Фантастический женский цирк Фарнема своим домом.

Вздохнув, она привстала на цыпочки и похлопала парня по мускулистому плечу.

– Уверена, для тебя здесь обязательно найдется какая-нибудь работа. Завтра я поговорю с Берил и Уилфредом. Посмотрим, что они смогут для тебя подыскать.

Берил и Уилфред, импресарио Сесиль, довольно успешно управляли цирком со всеми его театральными постановками и представлениями.

– О, спасибо, мисс Трамбле. Вы не пожалеете, обещаю.

Сесиль в этом сомневалась, но с проблемами она разберется, когда таковые возникнут.

Воскресенье – единственный день недели, когда в цирке не было представлений, а посему за кулисами царила непривычная тишина, но Сесиль любила репетировать и заполнять бухгалтерские книги как раз по воскресеньям, поскольку ей нравилось ощущение, что все здание в ее полном распоряжении, что все принадлежат ей.

Хотя на самом деле это было не совсем так.

Несмотря на то что она руководила Фантастическим женским цирком Фарнема – единственным женским цирком Англии, хотя в последнее время у него появились подражатели, – он не принадлежал ей полностью. Сесиль являлась частью своеобразного синдиката из четырех человек, включавшего в себя, помимо нее, трех богатых инвесторов, которых она уговорила выкупить цирк у Марианны Симпсон.

Марианна – ближайшая подруга Сесиль – унаследовала цирк от своего дяди Барнабаса, отошедшего в мир иной в прошлом году, и сначала хотела просто отдать его бизнес подруге. А все потому, что вышла замуж за чрезвычайно богатого герцога Стонтона.

Сесиль, несмотря на то что оценила столь щедрый жест подруги, не считала себя вправе принять от нее такой дорогой подарок: ведь здание на Ньюкасл-стрит и прилегавший к нему огромный особняк стоили баснословных денег.

В сложившихся обстоятельствах ей пришлось бы выплачивать деньги своим трем партнерам до тех пор, пока не состарится. А впрочем, что еще ей оставалось в жизни?

Сесиль шла по безлюдному тихому цирку к крошечной комнатке, которую оборудовала под кабинет и где поставила туалетный столик и ширму, чтобы не делить и без того тесную раздевалку с остальными артистками.

Поскольку сегодня была только репетиция, Сесиль оставалось лишь снять с талии кобуру с двумя пистолетами. Но принимай она участие в представлении, на ней был бы яркий макияж и провокационный наряд – платье, сшитое по эскизу самого Барнабаса Фарнема.

Когда Сесиль только начала работать на него четыре года назад, это вызывающе открытое платье казалось ей ужасным, но теперь, при самостоятельном руководстве цирком, она не могла отрицать, что ее внешность и сценический костюм – экзотические, чувственные и опасные – имели огромное значение для привлечения богатых влиятельных мужчин, с готовностью покупавших дорогие билеты на ее шоу.

Первым делом Сесиль почистила пистолеты – этот урок она усвоила от отца.

Орудуя мягкой промасленной тряпицей, Сесиль размышляла о том, что в последнее время занимало все ее мысли: насколько сильно влияет на ее доходы собственная внешность.

Несмотря на то что в свои тридцать шесть лет она по-прежнему считалась красавицей – к чему отрицать очевидное? – расцвет ее молодости был уже позади. Кто знает, как долго она еще сможет привлекать к себе внимание мужчин?

Ей необходимо подыскать себе преемницу – привлекательную особу, которая сможет занять ее место, когда сама Сесиль выйдет в тираж. Найти женщину или девушку, умеющую стрелять, не так уж трудно, да и научить можно любую. Гораздо важнее, чтобы она обладала яркой манящей внешностью и в ней была некая загадка.