Сесиль выросла среди оружия. Сначала ее окружало то, что изготавливал отец, а впоследствии то, которое делала она сама. Однако у нее и в мыслях не было зарабатывать себе на жизнь меткой стрельбой в цирке.

К сожалению, кузен, поклявшийся помочь Сесиль стать оружейником, выкрал чертежи ее отца, которые она кропотливо восстанавливала по памяти после того, как потеряла драгоценный сверток с документами во время злополучного шторма, а потом и вовсе вышвырнул ее из дома.

Пистолеты, производимые ее кузеном Кертисом Бланшаром – изменившим фамилию, чтобы она звучала на английский манер, – были далеки от совершенства, и Сесиль бесило то обстоятельство, что они носили имя Бланшар. Правда, мало кто связывал его с более известной французской фамилией Бланше, но она никак не могла помешать вероломному кузену, хотя и находила некоторое удовлетворение в том, что его компания разорилась пять лет назад.

Сесиль нахмурилась, недовольная собственными бессмысленными размышлениями, и, закончив смазывать второй пистолет, убрала его в покрытую лаком деревянную шкатулку. Мысли о Кертисе всегда пробуждали в ее душе гнев и досаду. Теперь у нее была другая жизнь. И хотя Сесиль представляла ее совсем не такой, все сложилось гораздо лучше, чем она рассчитывала.

У нее был процветающий бизнес и работа, которую она прекрасно выполняла, хотя и не слишком любила. Сесиль даже обзавелась близкой подругой, о чем даже и не мечтала до тех пор, пока не устроилась на работу в цирк. И, несмотря на то что Марианна больше не выступала и не делила с ней крышу над головой, они по-прежнему были близки, точно родные сестры.

После ухода Марианны Сесиль не покидала надежда, что Джозефина Браун – загадочная и замкнутая метательница клинков, которую все звали Блейд – рано или поздно станет ее доброй подругой. Но даже после нескольких исполненных опасностей месяцев, проведенных в путешествии по Франции и совпавших по времени с бегством Наполеона с острова Эльба, Блейд закрывалась, точно устрица в своей раковине, когда речь заходила о том, кто она такая и откуда родом.

Еще никогда Сесиль не встречала более независимой и неунывающей девушки, хотя и знала о Блейд лишь то, что она работала своего рода наемницей, а ее мастерство оказалось настолько впечатляющим, что один европейский монарх счел необходимым нанять ее к себе на службу.

Как ни неприятно Сесиль было это признавать, но, скорее всего, она так никогда и не узнает Блейд до конца, ибо вовлечь ее даже в простой разговор не представлялось возможным. Господь свидетель, прошлое самой Сесиль тоже хранило немало тайно, но она никогда не встречала никого столь же загадочного, замкнутого и сдержанного, как Джозефина Браун.

«Пора бы заняться работой», – укорила Сесиль совесть, поскольку продолжала сидеть, бесцельно уставившись в поверхность стола. С глубоким вздохом она переключила внимание на никогда не уменьшавшуюся стопку корреспонденции, что было неотъемлемой частью любого бизнеса, и принялась просматривать многочисленные счета и письма от предполагаемых театральных инвесторов.

Лишь добравшись до самого низа стопки, Сесиль обнаружила экземпляр вчерашнего номера газеты «Лондон икзэминер», выходившей три раза в неделю, что ее удивило. Она отменила подписку на эту газету несколько месяцев назад, да и вовсе перестала читать газеты в начале нового года. Должно быть, этот экземпляр оставил кто-то из сотрудников, полагая, что оказывает ей услугу.

Сесиль смотрела на газету, чувствуя, как в животе шевельнулось знакомое ощущение предвкушения. Когда-то «Лондон икзэминер» была ее любимой газетой по довольно постыдной причине: из-за самого информативного раздела светской хроники.

На протяжении многих лет – особенно когда она фактически жила в изгнании в далеком Массачусетсе – чтение колонки светских сплетен оставалось тайной страстью Сесиль и доставляло ей огромное удовольствие. Изучение историй о жизни красивых, богатых, влиятельных представителей и представительниц высшего света стало для нее своеобразным способом отвлечься от монотонных будней. Однако удовольствие от чтения померкло, когда она лично познакомилась с некоторыми представителями высшего света во время своего путешествия по Франции.

Даже теперь, когда почти через год после тех событий Марианна вышла замуж за одного из аристократов, сопровождавших их в путешествии, Сесиль с трудом верилось, что все пережитое ими – бегство от армии и оборванных ополченцев и поимка предприимчивых преступников, процветавших и обогащавшихся за счет войны, – случилось на самом деле. Но труднее всего верилось в то, что она стала любовницей Гая Дарлингтона, которого скандальные бульварные газеты именовали не иначе как любимчиком представительниц высшего света, того самого мужчины, о котором Сесиль так много читала и грезила на протяжении нескольких лет, как, впрочем, и добрая половина женского населения Англии.

Их роман начинался весьма оригинально: они договорились воспринимать друг друга лишь как источник плотских удовольствий, в их отношениях не будет места откровениям, ожиданиям и привязанностям, но что еще важнее – они договорились, что роман закончится, как только они вернутся в Англию.

Согласиться с подобными условиями было легко, хотя и не совсем безболезненно.

В конце концов, Сесиль смотрела на вещи реально. А реальность состояла в том, что она, артистка цирка, не могла рассчитывать на брак с пэром, который имел обязательства перед семьей и титулом и попросту был не волен жениться на ней.

И это ее тоже вполне устраивало, поскольку менее всего она хотела, чтобы кто-то управлял ее жизнью и диктовал, что и как делать, обращался с ней как с собственностью. Ведь кузен Кертис уже показал ей, чем заканчиваются для женщины отношения подобного рода.

Вплоть до посадки на пакетбот, на котором они должны были вернуться в Дувр, Гай соблюдал условия соглашения, а потом, в последнюю минуту, показал свое истинное лицо.

Сесиль вдруг осознала, что стиснула зубы, и заставила себя расслабиться.

И все же, даже через год после тех событий, при воспоминании об их последнем совместном утре в ее жилах закипала кровь. Как и большинство влиятельных джентльменов, Гай вдруг решил заполучить не только свой кусок пирога, но и все остальное. Он предоставил Сесиль карт-бланш, предложив поселить ее в одном из своих домов, чтобы она была к его услугам в любое время дня и ночи. Иными словами, решил сделать из нее свою личную шлюху, в то время как сам намеревался жениться на молодой привлекательной – в самом соку – наследнице из уважаемого семейства, чье приданое должно было спасти его семью от разорения.

Сесиль же не могла похвастаться ни молодостью, ни происхождением. Она всего лишь артистка цирка, которая зарабатывает на жизнь меткой стрельбой и стремительно приближается к сорокалетнему рубежу.

Что же касается выражения «в самом соку», Сесиль не очень понимала, что оно означало, – очевидно, это как-то связано с плотскими удовольствиями. Несмотря на то что с четырнадцати лет она говорила исключительно на английском языке, Сесиль по-прежнему думала по-французски, когда чужой для нее язык или сами англичане начинали ее раздражать.

«Кстати о раздражении… Почему ты снова о нем думаешь? Немедленно выброси эту газету и возвращайся к работе!» – приказал строгий внутренний голос.

Недовольно заворчав, Сесиль уже намеревалась подчиниться, но опять остановилась.

Она уже давно перестала читать газеты, чтобы не узнать о Гае то, что непременно причинит ей боль. Хватит с нее и того, что светское общество несказанно взволновало известие о его решении наконец-то остепениться и заняться поисками жены.

Внезапно Сесиль разозлилась на себя: какого черта! Почему она должна отказывать себе в удовольствии?

– А потому что ты трусиха: позволила ему тобой руководить!

Она и не заметила, что произнесла эти слова вслух, но они придали ей смелости.

Не закрыв гроссбуха и не выпустив из рук пера, она быстро развернула газету и начала перелистывать страницы в поисках нужного раздела, но уже через десять секунд Сесиль стало трудно дышать. Слова словно плясали и подпрыгивали у нее перед глазами, насмехаясь над ней.