Собственное имя мгновенно бросилось ему в глаза, и Гай ошеломленно рассмеялся.

– Да что за…

Позабыв об уборке, он смахнул гору одежды со стоявшего рядом стула, уселся на него и положил стопку газет на колени.

Он просмотрел уже половину стопки – при этом его челюсть отвисала все больше с каждой новой колонкой светских сплетен, – когда дверь распахнулась и на пороге возникла метательница ножей Джозефина Браун или, как ее обычно называли, Блейд. На плече ее привычно восседал ворон Ангус.

– Привет, – произнесла Блейд, устремив на Гая взгляд своих глаз цвета опала.

Ворон смотрел на маркиза так же пристально, как и его хозяйка, только не бледно-серыми, а блестящими черными глазами.

– О, привет, – ответил Гай, ощутив легкое чувство вины из-за того, что сидел и читал газеты вместо того, чтобы заниматься уборкой, хотя ему за это не платили.

Блейд закрыла за собой дверь, и Гай отбросил прочь эту никчемную мысль.

– Хотите, чтобы я ушел? – спросил он с надеждой.

– Нет.

– О…

Вместо того чтобы что-то предпринять, Блейд просто стояла посреди захламленной гримерной и смотрела не на Гая – слава богу, – а на стопку газет у него на коленях.

Ее губы – такого бледно-розового оттенка, что почти сливались с кожей – медленно изогнулись в улыбке, и при виде ее Гай вдруг осознал, что Блейд совершенно бесцветна, точно акварель, в которой присутствуют лишь белые, серые и черные оттенки с почти незаметными вкраплениями очень бледного розового.

– Читаете о себе? – спросила Джозефина.

Гай ошеломленно заморгал, и Блейд тихонько засмеялась – это был очень странный хриплый звук.

– Не беспокойтесь. Я никому не расскажу ни о вас, ни о его светлости Стонтоне, ни о достопочтенном Эллиоте Уингейте.

– Вы знаете, кто мы такие?

Глупый вопрос.

– Полагаю, я не единственная, кто это понял.

Так. А вот это уже интересно.

Гай мог понять, почему Блейд узнала его и Сина: их лица увековечены на сатирических рисунках (Гаю досталось из-за его любовных похождений, а Сину – из-за крестового похода против детского труда), но как Блейд догадалась, кто такой на самом деле Смити, оставалось загадкой.

– Как думаете, кто еще догадался? – спросил Гай.

Однако Блейд лишь пожала плечами и, подойдя к дивану, принялась рыться в возвышавшейся на нем горе одежды, словно утратила всякий интерес к Гаю и его друзьям. При этом она выглядела так, будто для нее вовсе не новость оказаться тет-а-тет со скрывающим свою настоящую личность маркизом.

Гай, испугавшись вопросов, которые она могла задать о нем или его друзьях, даже немного расстроился из-за того, что она не проявила к данному вопросу абсолютно никакого интереса.

– Откуда вы узнали про Эллиота? – спросил наконец Гай, досадуя на собственное любопытство, но не в силах его сдержать, но Блейд, будто его не слышала, продолжала копаться в вещах.

Ей-богу, эта женщина казалась более чем странной. За те несколько недель, что Гай работал в заведении Фарнема, Марианна четырежды вынуждала его вызваться репетировать с Блейд и ее птицей.

И за все время эта несущая смерть женщина не перекинулась с ним и дюжиной фраз, да и те состояли всего из пары слов: «Держите это», «Встаньте здесь», «Не двигайтесь».

И уж если говорить начистоту, Блейд была самой странной персоной из всех, что Гаю приходилось встречать на своем пути.

Раздосадованный более, чем ему хотелось, отсутствием интереса с ее стороны, Гай вновь сосредоточился на газетах. Не во всех из них встречались статьи о нем или просто его имя, но таковых было достаточно много, чтобы его удивить. Гай уже давно не читал светскую хронику, и теперь его поразило, насколько подробно в прессе излагались даже малейшие его проступки, выдуманные или приукрашенные до такой степени, что он с трудом о таковых вспоминал.

Посему, если бы кто-то решил составить о нем представление, основываясь на содержании колонок светских сплетен, то пришел бы к выводу, что маркиз Дарлингтон только и делал, что кутил, распутничал и заключал опасные и безумные пари.

– Узнали что-нибудь новое? – поинтересовалась Блейд, переместившись к краю дивана, что был ближе к Гаю, и продолжая копаться в вещах.

– Вообще-то много чего, только большая часть из этого не что иное, как выдумки.

Гай перебрал газеты и, вытащив экземпляр «Лондон кроникл» – эту газету предпочитала его мать, – показал ей.

– Взгляните сами.

Блейд прекратила поиски, подошла ближе и, прочитав заметку, взглянула на Гая:

– Купались нагишом в Серпентайне? Кто такая Г.Н.?

– Графиня Нит.

– Хотите сказать, что не купались нагишом?

– Нет. Я хочу сказать, что купался не с ней. Бетси, графиня, счастлива в браке, и последний раз я встречался с ней на обеде в ее собственном доме за одним столом с ее мужем и родителями. Уверяю, тогда все были полностью одеты.

– Но вы все же купались с кем-то нагишом?

– Да. Но дело-то ведь не в этом, верно?

Фыркнув, Блейд вернулась к своему занятию.

Ее безразличие раздражало, и более того: раздражение переросло в откровенное негодование.

Что же не так со всеми женщинами в этом цирке?

Марианна его игнорировала либо открыто над ним насмехалась, Сесиль выказывала неприязнь, а Блейд и вовсе делала вид, что его выходки были недостаточно эксцентричными, чтобы произвести впечатление на большую часть населения Англии, и вела себя так, словно заметки о нем появлялись в прессе не чаще статей о Бонапарте.

– Что вы ищете? – спросил Гай.

– Ангус таскает у артисток вещи и прячет, – ответила Блейд, и в ее обычно безразличном голосе прозвучали нотки раздражения.

Гай перевел взгляд на ворона, когда тот перелетел на туалетный столик, заметив, что его хозяйка приступила к поискам там, и ему показалось, что птица смотрит прямо на него, хотя сказать наверняка было трудно, ведь отличить зрачок от радужки в его совершенно черных глазах-бусинках не представлялось возможным.

– Какие именно вещи?

– Вы ничего не теряли в последнее время?

Гай сдвинул брови:

– Вообще-то я никак не могу отыскать свое ог…

Блейд дернула за край какого-то яркого предмета одежды, и несколько предметов со звоном упали на пол.

– Так вот же оно, – воскликнул Гай. – Мое огниво!

Наклонившись, он поднял с пола тонкий металлический стержень, который всегда носил в кармане.

– Кузен подарил мне это огниво на мой двадцатый день рождения, и я думал, что потерял его, – пояснил Гай, осматривая огниво на предмет повреждений, а потом гневно взглянул на птицу. – Как, черт возьми, он достал его у меня из кармана?

Ангус смотрел совершенно в другую сторону, и его взгляд казался… изучающим.

– Он очень ловкий, – пробормотала Блейд, устремив взгляд на что-то в своей ладони (Гай не успел разглядеть, что именно: она быстро сунула предмет в карман). – Ага! – воскликнула женщина, вытаскивая из-под дивана что-то блестящее.

– Это сережка? – спросил Гай.

Но Блейд опять его проигнорировала, устремив недовольный взгляд на ворона.

– Сколько раз я говорила тебе: не смей воровать ценные вещи, Ангус?

Огромная птица пару раз тихонько каркнула, словно извиняясь. Гаю было стыдно в этом признаться, но прозвучало это великолепно.

– Это не поможет, – возразила Блейд, очевидно, вовсе не столь очарованная происходящим.

Крылья ворона поникли, и Гай готов был поклясться, что в глазах птицы появилось виноватое выражение.

– Чья она? – спросил он, когда Блейд убрала сережку в карман.

– Корделии, и, судя по всему, это не стразы. Не понимаю, зачем надевать на работу такие дорогие украшения.

Корделия Блэк выступала с небольшой театральной труппой клоунесс. Эта довольно милая девушка не скрывала своего интереса к нему, и лишь данное Сину обещание удерживало его от романа.

Блейд выпрямилась и, отряхнув юбку от пыли, указала на газеты, рассыпавшиеся по полу, когда Гай наклонился, чтобы поднять огниво.