Впрочем, уже скоро я пообвыкся и даже смог вернуться к беседе. Перегородки между салоном и кабиной водителя в «Мерседесе» почему-то не имелось, так что переговариваться нам со Скавронским помешало бы разве что его прескверное расположение духа.

— Вы правы, друг мой. К сожалению, — осторожно начал я. — Что нам, в сущности, известно о Таланте ее сиятельства графини?

— Теперь — предостаточно! — Скавронский сердито ударил ладонью по обшивке сиденья. — Вы все видели собственными глазами. Я и раньше догадывался, что она умеет не только кружить голову впечатлительным бестолковым юнцам, но такого, признаться, не ожидал.

Я тоже. Мне и самому приходилось попадать под действие чар Воронцовой. Ее сладкий яд действовал не хуже наркотика, и все-таки не казался настолько уж опасными. Однако то ли дело было в постоянном употреблении, то ли повышение концентрации дряни в крови обладало мощным седирующим эффект — Иван напоминал кого угодно, но уж точно не влюбленного юнца с пылающими от страсти щеками. Ядерный коктейль из неизвестной мне химии за какие-то пару недель превратил беднягу чуть ли не в зомби. Послушного, неторопливого и едва ли способного осмыслить мое послание, даже случись ему каким-то чудом попасть к нему в руки.

— Пока император рядом с ней, не стоит рассчитывать, что он станет нас слушать, — мрачно продолжил Скавронский. — Даже если мне каким-то чудом удастся выпросить аудиенцию…

— Полагаю, сейчас это едва ли возможно. — Я чуть придавил тормоз, пропуская выезжающий из арки справа грузовик. — Даже удивительно… Неужели знать при дворе ничего не подозревает?

— Не сомневайтесь, друг мой, они видят достаточно, — буркнул Скавронский. — Но высшей добродетелью тех, кто делает карьеру слуги, всегда было умение не замечать подлости, которую едва ли смог бы вытерпеть любой честный человек. Фрейлины и лакеи подобны куртизанкам. А что касается государственных чинов и военных… Полагаю, кто-то наверняка уже поспешил завести дружбу с новым хозяином, а те, кто оказался слишком упрямым или задавал лишние вопросы…

— Уже далеко и от Зимнего дворца и от столицы, — кивнул я. — У канцлера сотни способов избавиться от неугодных ему людей, и едва ли он брезгует даже самыми омерзительными.

Скавронский вновь недовольно засопел, но так ничего и не ответил. Возражений у него, разумеется, не имелось, а в пояснениях я уже не нуждался. Да и вопрос задавал скорее риторический. Конечно же прислуга и придворные чины уже давно были в курсе самочувствия юного императора. А кто-то наверняка знал и про особые умения Воронцовой и непременно связал ее появление во дворце со странной «болезнью».

Не говоря уже о том, что отношения государя с женщиной чуть ли не втрое старше, которые никто, в сущности, и не пытался скрывать… Монарх-самодержец обладает исключительной полнотой власти, однако в чем-то связан куда больше самого нищего из крестьян в далекой губернии. За возможность вершить судьбу державы приходится расплачиваться собственной. Все могут короли.

Но только не распоряжаться своим сердцем или прочими частями тела — в открытую, конечно же. Чуть ли не каждому, кто когда-либо носил корону, приписывали романы с балеринами, придворными дамами или даже родственницами, но государи умели сохранить лицо, скрывать свои интрижки или хотя бы не тревожить высший свет столицы совсем уж неподобающими выходками.

Иван нарушил все неписанные правила разом — и никто не сказал и слова. Воля всемогущего канцлера оберегала его ставленницу от любых нападок и косых взглядов, и Воронцова обрабатывала императора буквально у всех на глазах. И самодержец с каждым днем все меньше интересовался государственными делами.

И все больше превращался в овощ.

— Впрочем, это мало что меняет.

Скавронский как будто успокоился. Во всяком случае, в его голосе я не слышал ни разочарования, ни злости, ни даже тревоги. Только едкую и мрачную обреченность, почему-то граничащую с весельем.

— Кажется, до сегодняшнего дня вы думали, что достаточно убрать подальше от императора одного-единственного человека, — усмехнулся он. — А теперь понимаете, что придется столкнуться еще и с графиней. Но какая, в сущности, разница? Если задача и так невыполнима, стоит ли расстраиваться оттого, что она стала еще вдвое сложнее?

— Ну… Лично я, скажем так, несколько обескуражен. — Я пожал плечами. — Но лишь потому, что эту самую задача все-таки собираюсь выполнить, какие бы еще трудности нам ни подбросили. Один человек, два, дюжина или целая сотня — плевать. Император выслушает нас. А колдун отправится в могилу — туда, где ему самое и место!

— Похвальная уверенность, друг мой. — Скавронский похлопал меня по плечу. — Отвага порой оказывается важнее и опыта, и даже силы. А ее вам, очевидно, не занимать.

Я только сейчас сообразил, что его сиятельство ничуть не предавался унынию. Скорее наоборот — готовился идти в бой с открытым забралом. Наверное, даже не рассчитывая на успех. И, как и все друзья Горчакова, как и я сам, вполне мог обойтись и без надежды. Выполнять свой долг до самого конца, наплевав на любые последствия, отбросив и сомнения, и страх — все то, что лишь замедлит шаг бойца, поднявшегося в смертельную штыковую атаку.

— Отвага пригодится нам чуть позже, — вздохнул я. — А пока не помешает и осторожность. За нами следят. Две машины.

— Три, — невозмутимым тоном отозвался Скавронский. — Одна только что свернула на соседнюю улицу. Но можете не сомневаться — скоро мы снова ее увидим.

— Вот как?.. — Я чуть склонил голову, всматриваясь в зеркало на двери слева. — И вы не боитесь, что вас арестуют?

— Нам всем больше нечего бояться, друг мой. Еще несколько дней — и мы будем или праздновать победу, или отправимся на тот свет.

— Разумно. — Я убрал ботинок с педали, позволяя «Мерседесу» чуть сбавить ход. — В таком случае, хотя бы не дайте шпикам заскучать. Смените авто, отправьтесь в ресторан, покутите как следует… вызовите кого-нибудь на дуэль, в конце концов.

— Хм… должен признаться, у меня другие планы. После ужина я намеревался навестить одну юную особу. Балерину из труппы московского театра… — Скавронский на мгновение задумался и вдруг снова тронул меня за плечо. — Не желаете составить компанию?

— О нет. — Я покачал головой. — Боюсь, меня не поймут.

— Ее сиятельство Катерина Петровна?

— Я бы попросил…

— Ой, да полно же вам, — рассмеялся Скавронский, откидываясь обратно на сиденье. — Все и так уже знают… А я могу лишь поздравить с разумным выбором. Если наше безумное предприятие выгорит, его величество непременно даст свое благословение на брак. Который, конечно же, еще больше упрочит ваше положение и позволит занять…

— Все может быть. — Я не стал дослушивать тираду до конца. — Однако сейчас мне — как, впрочем, и вам, Леонид Павлович, следует думать о деле. Мы осмелились на выступление, рядом с которым померкнет даже мятеж покойного Меншикова. А для этого понадобятся силы посерьезнее дюжины Владеющих — пусть даже и самых могущественных в Петербурге. Так что я имею намерение повидаться со старым другом.

— Звучит так, будто вы уже задумали очередную хитрость, но по какой-то причине не спешите поделиться ею. — В голосе Скавронского прорезалось неподдельное любопытство. — Скажите, друг мой — у вас есть план?

— О да, ваше сиятельство, — усмехнулся я. — У меня всегда есть план.

Найти в городе человека — что может быть проще? Особенно если речь не о преступнике, нелегале с сомнительным комплектом документов или каком-нибудь тайном агенте спецслужб, а о хорошем друге. В эпоху гаджетов, мессенджеров и социальных сетей достаточно ткнуть пару кнопок на экране смартфона — и все. Вы просто назначаете встречу и через час-полтора — в зависимости от пробок в городе — уже коротаете вечер за кофе или стаканом чего-нибудь горячительного. Никаких сложностей.

Даже странно, что за полгода в этом мире я так по-настоящему и не столкнулся с этой проблемой. Нужные мне люди или сами выходили на связь, или непременно оказывались именно там, где их следовало искать в первую очередь. Или были настолько известны, что даже при желании едва ли смогли бы укрыться от моего настойчивого внимания.