Чудится ли ей? Или он и правда – иной? Что-то созвучное в нём ощущалось нечеловеческой частью её души… что-то… родное?

И в этот миг Надя пропела:

– Но что со мной – блаженство или смерть?

Пропела в надрыве, в ощущении внезапной острой боли и непонятного упоения.

А он смотрел на неё…

– Какой восторг… Какая чувств истома…

Да… Да. Да! Слушай меня, слушай. Непонятно, как так сошлось, и почему ты здесь сейчас. И почему я перед тобой на сцене… И кто из нас растает, когда отзвучит моя ария… последняя песнь Снегурочки… Просто слушай меня, умоляю!

– Какая нега томящая течёт во мне!

Надя это уже не спела, а почти выкрикнула протяжным криком, едва не вырвавшись за рамки идеального звучания. Впервые в жизни.

– Люблю и таю…

Ей казалось, что собственное волшебство обратилось против неё. Она допоёт – и сердце остановится.

– Прощай, мой милый. О, милый мой, твоя, твоя.

Надя не понимала, что в трепетно-взволнованное, но по-прежнему сладостное звучание её голоса вплелись нотки неестественной жути. Как будто и правда дохнуло смертью. И это не Снегурочки – нет, её, Надежды Астаховой, сейчас не станет.

Зал замер, поражённый.

– Последний взгляд тебе, мой милый.

Она смотрела, смотрела на молодого мужчину в первом ряду…

– Последний взгляд тебе, любимый.

И пошатнулась, внезапно ослабев.

Сама не поняла, как удержалась на ногах – чудом, не иначе. А когда затих последний звук аккомпанемента, бросилась за кулисы.

Там прислонилась спиной к стене, восстанавливая дыхание. Вот так культурная программа! Вот это концертный номер… Что… что случилось с ней прямо сейчас? Она всё ещё тает в мучительной, но сладостной агонии… и тут же внутренняя боль грызёт внезапно пробудившуюся душу. Кто он? Хотя бы имя узнать…

Очень скоро Соловушку нашел отец.

– Ты что, Надюша? Зал тебя требует! Иди скорее.

Девушка помотала головой.

– Сейчас я не смогу больше петь.

– Так выйди просто на поклон! – и с присущим ему простодушием прибавил: – Ох, дочка… ты у нас, конечно, звучишь как… соловей. Но настолько хорошо ты никогда ещё не пела!

Она и сама это знала. И безропотно пошла с отцом, подхватившим её под руку. Просто потому, что хотела вновь увидеть благородное лицо молодого китайца… и, может быть, разглядеть в нём что-то, отчего гулко стучащее сердце ещё сильнее забьется для неведомой радости…

***

Его усадили на первый ряд, Яо – на второй, что изрядно сгладило эффект от неудобства кресел и запаха сухого окрашенного дерева, который Юань не очень любил. Излишне болтливый Яо его раздражал, и находиться хоть на шаг дальше от него было подлинным счастьем. Когда на сцену вышла певица, Юань тяжело вздохнул. Потерпеть ещё и представление до официальной части? Что ж… его миссия важнее, и он умеет ждать.

Но даже со второго ряда Яо достал его. Он поменялся местами с какой-то женщиной, наклонился и стал шептать последние инструкции перед предстоящей официальной частью как раз в тот момент, когда девушка начала петь. Юань бы не обратил на неё внимания, если бы не лёгкая вибрация, разлившаяся в воздухе от её голоса. Сердце пропустило удар и оборвалось, когда чистой трелью над залом прозвучало:

«Но что со мной – блаженство или смерть?»

«Что со мной?» – подумал Юань Лун, глядя на сцену.

Взгляд певицы был устремлён прямо на него. Взгляд, похожий на глубины древних озёр в крае Персиковых цветов, на небесные дали, что видны с пиков небожителей. Взгляд, способный покорить сердце, лишить воли, навсегда низвергнуть с Девяти небес и вознести до необозримых высот. Юань, кажется, перестал дышать, завороженный этим взглядом, и выдохнул, лишь когда его взор прояснился, и оплетающие пять элементов нити магии стали светлеть, а затем он почувствовал… Увидел. Увидел! Это она… Невозможно. Но она, эта юная девушка, эта сладкоголосая пташка и была Соловьём! Это она!

Едва это осознав, Юань ощутил, как её голос проник в него, коснулся сердца. Её магия соприкоснулась с его магией, а затем произошло уж совсем из ряда вон выходящее. Его собственная жемчужина вздрогнула, затрепетала и запульсировала энергией, восполняя силу настолько, что Юаню показалось, будто за спиной раскрылись драконьи крылья без всякого небесного облика. Во рту пересохло, и он сглотнул, ощущая, как голос Соловушки проскальзывает в самые отдалённые уголки души, выворачивает её наизнанку, бередит старые раны и тут же излечивает их, не оставляя даже шрамов. А она пела и пела, и пела…

«Кто она? Что со мной?» – повторил он мысленно.

Пение оборвалось, забирая с собой что-то очень важное, будто из его личной вселенной украли солнце, вырвали прямо из рук. Юань сглотнул снова. Звук раздавшихся аплодисментов донёсся до него будто сквозь толщу воды. А девушка на сцене, отчего-то побледневшая, еле уловимо пошатнулась и бросилась за кулисы. Юань вскочил на ноги и… наконец пришёл в себя.

«Что же это всё-таки было?»

***

– Господин, вы что-нибудь выяснили? – спросил Яо за ужином, когда все дела текущего дня были завершены. – Как долго мы здесь задержимся?

– Предварительно до Китайского Нового года, а там посмотрим, – задумчиво проговорил Юань.

К еде он не притронулся, только сидел за столом, сложив руки перед собой, и наблюдал, как ест его секретарь.

– Что до выяснения обстоятельств, – продолжил он, – полагаю, я кое-что нашёл. Жемчужина точно здесь, защитное поле над городом не могло быть сформировано ничем иным. Из-за него я слабо чувствую здешнюю магию, но знаю, кто мне поможет.

– Та девушка? – догадался Яо. – Она вам, кажется, понравилась.

– Свои домыслы держи при себе! – оборвал его Юань. – Да, она. Её магию мне удалось глубоко ощутить, только не пойму, почему она столь слаба.

– Думаете, она – хранитель?

Юань Лун вскинул на него взгляд.

– Думаю, соловьи не поют зимой. Она может им быть, но я не верю в такие совпадения. Я здесь второй день, и тут же в центре внимания оказался хранитель? Невозможно.

– Судьба сама по себе невозможна, – пожал плечами Яо.

Взгляд Юань Луна сверкнул сталью.

– Замолкни! Я тебя не спрашивал, – он взял салфетку, вытер ей и без того чистые руки, отбросил на тарелку, а потом встал и отправился к себе в номер.

Там, в полумраке, лёжа на постели, Юань Лун смотрел в потолок, на линии света, падающие от фонаря за окном, и представлял её. Искорки света в волосах, глубина обворожительных глаз, обрамлённая пушистыми ресницами, алые лепестки губ, и кожа, похожая на тонкий фарфор из дворцов небожителей. Как её зовут? Кто она? Наутро он найдёт её и узнает. Наутро всё будет так, как он захочет. И только жемчужина, пульсируя в его сердце, шептала иное: наутро всё изменится безвозвратно. Наутро всё изменится навсегда.

Последнее, что с утра ожидал услышать Юань, так это то, что эта девушка – дочь Астахова. Теперь, понемногу приспособившись к защитному куполу, он ясно почувствовал, что мужчина не обладает ни каплей магии, кроме той, что пропитывает всё живое. Магией жизни. Его смертное сердце билось ровно, и ни одна эмоция не ускользнула от драконьего взора, ни одна интонация. Астахов волновался за дочь, но не мог отказать в знакомстве с певицей иностранному гостю, пожелавшему принести ей благодарность за прекрасное исполнение.