Лиля зашла на страницу, оценивая галерею работ, падая в омут изысканной утонченности. Статус на аккаунте чужака загадочно гласил: «Играю музыку и в любовь». Затем девушка закрыла незнакомый профиль, но образы словно парящих женских лиц поселились в ее сознании поднебесной прелестью.
Внезапно пришло новое сообщение. Лиля спокойно открыла его, еще не подозревая о том, какой глубокий смысл таится в горящей точке на вечернем мониторе. Это был Давид. Сложно сказать, что привлекло его в чертах девушки на фотографии. Но сам ее облик показался каким-то подозрительно знакомым, словно напоминал о самом начале жизни, когда мутная вода была прозрачной. Лицо Лили никогда не было правильным, но оно обладало драматическим шармом, покоряя игрой контрастных линий и теней, в нем сохранилась сияющая невинность. Кто сумел разглядеть ее красоту, вероятно, всегда тосковал по утраченной элегантности. Внешность Лили была создана для черно-белых фотографий, изысканных гостиных, старого кинематографа. Она была идеалом для ценителя ускользающей красоты. Кроткое изящество газели было не в моде, в воздухе гремела зрелость и сексуальность. Весь соблазн Лили на главной фотографии в интернете заключался лишь в черных сияющих глазах и строгом платье, разрез которого оголял колено в кружевном чулке.
– Ах… кажется, мы с вами учились на одном факультете. Я считаю, Вам не стоит выставлять в сети такие милые фотографии. Я сам не смог устоять и дарю Вам мою скромную валентинку. Но прошу, не сидите здесь долго, это опасно.
– Чем же мне это грозит? Придет серенький волчок и укусит за бочок?
– Хуже. Не хочу Вас пугать, но тем барышням, которые поздно находятся в сети, начинают предлагать вирт. Знаете, что это такое?
– Понятия не имею. Куда мне до Вашего профессионализма в такой таинственной области. Странные ассоциации вызывает Ваше слово. Звучит довольно гордо, но с порочным подтекстом. Вроде, как и флирт, и мир во всем мире, и еще вертолет немного примешан. И почему-то именно вертолет рисуется в воображении особенно четко со всеми его пропеллерами и винтами. Чувствую, что если ко мне действительно обратятся с виртом, и я начну разглагольствовать в подобном детском ключе – мне в вирте попросту откажут. Так что я в безопасности, не беспокойтесь. У меня есть словесное противоядие.
– Вирт – это МАНЬЯКИ. Лилия, отказывайтесь. Ну, или соглашайтесь не меньше чем за десять долларов.
– Я боюсь, это метод здесь не подействует. Виртуальные маньяки на то и виртуальные, что боятся дневного света, живой женской плоти и личного реального общения. Так что никакой гарантии последующей оплаты мне не предоставят.
– Ну, они на Вашу НОЖКУ в чулочке посмотрят… и им, наверное, понравится…
– Возможно. Пора фотографию менять, подруга оставила коленку в кружевах на мою голову в кадре. А то одних предложений руки и сердца уже дюжина накопилась. Все, полетела я в кровать – книжку почитаю. Удачной, плодотворной ночи.
– Спасибо и Вам успехов в чтении.
Лиля была слишком невинна, чтобы осознать сарказм прощальной фразы, но ее зацепило прямое указание на порок, скрытый в собственном фото. Она удалила картинку на следующий день и поставила черно-белый портрет без тени чувственной провокации. Но реакция Давида не заставила себя ждать.
– Ваши фото становятся все более строгими… первое вообще такое с НОЖКОЙ было… а сейчас…
– Взрослеем, мудреем и пропитываемся скромностью. Временной такой скромностью. Скромностью переменчивого настроения.
Трудно сказать, почему Лиля вдруг заразилась ноткой фривольности. В ней внезапно проснулась игривая дерзость, вызов заносчивому сарказму и пороку. Девушка вдруг осознала, что социальная сеть – отличный способ стирания личности. Удивительный парадокс: платформа была создана для того, чтобы персону можно было без проблем считывать, сканировать, препарировать вдоль и поперек и держать под внимательной лупой. Но личность вдруг разорвалась на тысячи непредсказуемых осколков. Сама расставила декорации, назначила места пребывания и играла избранные роли. Лиля загорелась лукавством. Вспоминая самодовольный статус Давида, она вдруг добровольно вернула к жизни важное право, которое было отнято у современного человека – право противоречить самому себе. Давид тут же клюнул на изменившееся настроение, как на легкую приманку.
– То есть Вы хотите сказать, что потом настроение поменяется и перед нами предстанет ОБНАЖЕННАЯ НАТУРА?
– Наверное, поменяется, в следующей жизни, когда мы станем кошками. Буду бродить со свалявшейся шерстью, ободранными ушами и озябшими лапами. Зато какое будет ослепительное голое пузо! Всем котам на радость.
– А вот представляете, вот выйдете Вы в следующей жизни, будучи Кошкой, во двор вся такая обнаженная. А к Вам подойдет Кот и скажет: «Ну, хорошо, вот Вы вижу вся обнаженная, а вот Вы СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ, например, читали, милочка?»
– Коты не загоняются по поводу наличия серого вещества в миловидной головке их избранниц. Они задирают хвост трубой и плывут строго по курсу своих инстинктов.
– О, Лиля… тогда застрелите меня скорее… вернее, нет… Вы же родились в ноябре, верно? Вы же Скорпион? УКУСИТЕ! УКУСИТЕ же своим жалом!! Чтобы скорее настала та следующая жизнь, о которой так много говорили большевики…
– Я не кусаю, не колю и даже не делаю больно. Я какой-то подозрительно безобидный Скорпион. Мягкий, белый и пушистый. Так что прямого попадания в рай обеспечить не в силах. Могу только посоветовать радоваться существующему вокруг нас бытию, каким бы приземленным и черствым порой оно не было. Ведь жизнь, плохая она или хорошая, она все-таки жизнь – другой такой нет. На этой философской ноте позвольте откланяться и удалиться в кроватку. Нескучной Вам ночи. Пусть Вас не тревожат маньяки, а если потревожат, то исключительно за иностранную валюту, как и мечталось на заре капитализма.
– Вы очень добрый Скорпион, я тоже это чувствую… Почитав Ваши строки, хочется ЖИТЬ! (зажмурился и вздохнул полной грудью)… Ах!!!! От Ваших слов у меня начинает чесаться спина… уверен – это КРЫЛЬЯ! Растут там в глубине!!!! Прилетайте еще! Сладких Вам снов.
Зайдя на следующий день в социальную сеть, Лиля увидела многочисленные виртуальные подарки. Но не они привлекли ее внимание. Давид также повесил на стену ее профиля композицию Астора Пьяццолла «Loving». Лиля включила кнопку старта и дым непостижимой магии, чувственной и проникновенной, охватил все ее естество. В музыке словно запутались страсть и неутоленные желания. Мелодия стонала сладким томлением, отметала все условности. Внизу Давид оставил изречение самого композитора «Музыка – это нечто большее, чем женщина. Если с женщиной вы можете просто развестись, то в случае с музыкой вы обречены на вечное чувство, которое унесете с собой в могилу…». Танго попадало в ритм учащенного сердцебиения, кровоточащее страдание бандонеона разрывалось в гениальной экзальтации.
Привычное спокойствие Лили было нарушено. Никто и никогда не дарил ей такого болезненного, ослепительного совершенства. Слезы, выступившие на глазах, были знаком зарождающейся любви. Любовь не всегда начинается с первого взгляда, иногда достаточно просто звука.
II
Давид пришел в мир как долгожданный подарок судьбы, словно утешение для родителей, познавших преждевременную боль утраты. Первый ребенок, старший брат Давы, скоропостижно умер от заражения крови в больнице, когда родителям было чуть больше тридцати лет. Роковой укол стал причиной того, что мать еще долгое время лечилась от нервного расстройства в психиатрических клиниках города, а отец полностью утратил свой дар непринужденной коммуникабельности. Судьба сломала их привычный способ восприятия окружающей реальности, разрушила легкомысленное мировоззрение быстротечной молодости. Несколько лет родители, пребывая в неутихающем горе, даже не думали о другом ребенке, они суеверно избегали проклятия небес. Слишком тяжелый удар отнял у них все силы и обрек на недоверие к будущему. Но даже самое тяжелое горе постепенно перемалывается лишь в саднящее воспоминание. Они решились на нового малыша. Давид родился довольно поздно, когда возраст родителей уже приближался к сорока годам, и они уже не надеялись на чудо. Именно поэтому отец с матерью дали ему имя древнееврейского происхождения, которое в переводе означало «возлюбленный», «любимец». Они уповали на то, что Давид победит все преграды судьбы, сражаясь на ринге жизни с грубым, непреодолимым началом Голиафа.
