Германия ощущала вину за содеянное преступление в прошлом даже в конце XX века. Вероятно, степень этого чудовищного проступка намеренно усугублялась в СМИ на западе с течением времени, грех целенаправленно культивировался и порицался. Простые немецкие люди, слишком правильные  и доверчивые, покорно принимали на себя ошибки, которые сами лично никогда не совершали. Насилие всегда кормилось кротостью и послушанием, как костер сухой травой. Отсутствие сопротивления неизбежно порождает деспотизм.

XXIV

Каждый акт официального милосердия всегда имеет обратную сторону. Благотворительность должна быть тихой и в некотором роде жертвенной. Она не терпит огласки. Доброта не нуждается в лицедеях, она признает только призвание духа. Меценатство – палка о двух концах. Привычная схема общества состоит в том, что сначала кто-то грабит людей, а после помогает им с уродливой затеей мнимой помощи. Это неполноценная компенсация призвана радовать пострадавшую сторону. Крошки с барского стола делают счастливым человека, у которого отобрали сам хлеб. Чтобы сделать людей радостными, надо сначала их лишить всего, а уже после проявить себя в величественном образе дарителя. Это привычная психология манипуляций. Мощная схема «Отбери, а потом верни» разворачивает людей, ненавидевших врага прежде, лицом к нему.

Благотворительные фонды во всем мире – это своеобразная теневая мафия, мало заботящаяся о странах третьего мира. В большинстве случаев организаторы фондов преследуют только свои собственные интересы: финансовые накопления и политические игры. Ведь, обладая реальной властью, они понимают, что, приучив жертву к бесплатному подаянию с рождения, они формируют ее полную зависимость в будущем. А заодно и полное уважение к себе. Основная проблема нищеты в мире не устраняется, а скорее разрастается и плодится целенаправленно. Ведь благодаря мнимым актам милосердия скапливаются немыслимые капиталы, и укрепляется власть над массами покорных.

Даже конгрегация «Миссионерок любви», которой руководила мать Тереза, являлась ярким примером лицемерия. Это была богатейшая благотворительная организация, но в домах милосердия никогда не хватало денег на лекарства, еду и кровати. Больницы ордена получали многомиллионные пожертвования, но никаких признаков притока этих денег в бюджет не было. Мать Тереза часто отказывала умирающим в помощи, призывая молиться и страдать «Во имя Христа», но при этом сама пользовалась современными лекарствами и высококлассной медицинской помощью. Она носила простое сари и перебирала старые четки, но всегда прибегала к услугам частных самолетов и первосортных отелей.

Организаторы благотворительных организаций неизменно множат свое состояние, прокручивая пожертвования через банковские счета фондов. Прибыль от помощи детям еще выше. Люди более охотно расстаются с последними деньгами для помощи пострадавшему будущему поколению. Агрессивная реклама насыщенной сентиментальностью еще больше возбуждает милосердные порывы. Но есть еще одна грань прибыли в этих местах – продажа детей в семьи, которые мечтают завести ребенка. Здесь суммы и вовсе становятся баснословными, обогащая организаторов. Редко кто следит за дальнейшей судьбой живого товара, ребенок остается беззащитной жертвой последующих решений судьбы.

Чернобыльский фонд не был исключением. Он целеустремленно и методично преследовал меркантильные интересы купли-продажи. Принимающая сторона тоже не была полностью святой в своей гуманности. Льготное налогообложение в семьях, которые принимали пострадавших детей, способствовало увеличению числа благодетелей. В случае Лили это был действительно акт самоотверженного соучастия с небольшими личными преференциями, возмещающими уход за ребенком. Но такое счастливое стечение обстоятельств не было повсеместным. Девочка убедилась в том, как ей повезло за рубежом, посетив семьи, где гостили ее подруги. Она поехала в Германию с двумя приятельницами из двора, и их участь была далеко не такой же удачливой.

Первый визит привел Лилю к суровому строению, где проживала семья фермеров. Работники сельского хозяйства, перегруженные работой и множеством забот, попросту не уделяли ребенку никакого внимания. Они кормили подопечную в положенное время скудной, однообразной пищей, заботясь лишь об ее физическом комфорте, а дальше предоставляли свободное время на целый день. Из развлечений был только горный велосипед, на котором подруга Лили и ездила изо дня в день по головокружительному серпантину гор. Никто не наблюдал за ее путешествиями в уединенном месте. Волновали принимающую сторону только скидки на налогообложение. Фермеры мечтали приобрести новый трактор, так как прежний уже почти вышел из строя. То, что девочка рисковала жизнью, разъезжая по сложному рельефу и не могла перекинуться ни с кем даже словом, осталось за гранью их осмысления. Она была сыта, обладала минимальным набором бытовых удобств, и этого было вполне достаточно по представлению угрюмых, замученных жизнью и непосильным трудом хозяев. Фермеры были уверены, что овчарка во дворе – достаточный компаньон на летние месяцы для чужого ребенка.

Вторая поездка и вовсе ужаснула Лилю. Никто не мог ожидать, что пленительный вид, возникший за поворотом трассы, таит в себе такие неприятные тайны. Особняк поражал строгим благородством. Это был скорее замок, а не привычный дом. Что-то давно утерянное, буржуазное и неуловимое витало в  каменной элегантности старинных стен и стрельчатых окон. Аристократизм присутствовал во всем: во вкрадчивом шуршании шин автомобиля по гравию, в идеально выстриженных газонах, в живописной обветшалости стен, увитых зеленью. Хозяйка Лили неуверенно вышла из машины, хотя визит в семью был заранее согласован. Дверь открыла девушка в униформе, она же проводила внутрь изумленных посетителей.

 В огромном холле шахматная плитка на полу, эклектичный баланс мебели, почерневшая от времени лестница, старинные портреты окружили посетителей. Высота помещения немного кружила голову. Обветшалость окружающего вносила ноту какого-то неприкосновенного величия. В центре лестницы стояла огромная античная скульптура с мрачным взглядом, словно отвергающая все неожиданные визиты. И вдруг Лиля обратила внимания на маленькие белые клочки бумаги, которые были приклеены буквально к каждому предмету в комнате. Она подошла ближе и стала читать надписи. Они, на удивление, были написаны на отличном русском языке и гласили примерно следующее: «Не прикасаться к статуе», «Не садиться на диван», «Не трогать вазу». Все антикварное пространство словно отстраняло от себя поток жизни, накладывая запреты и не давая ни одного права. Ребенок из третьесортной страны не являлся здесь долгожданным гостем. Он просто служил выгодным элементом сделки.

Представители аристократии поместили детей в крошечной каморке под крышей. Обшарпанные стены соседствовали с матрасами на полу. Развлечений как таковых не было. И даже общение с соотечественницей не могло спасти подругу Лили. Семья взяла детей, не  особенно заботясь о возрастных совпадениях и психологическом комфорте подопечных. Вторая гостья была гораздо старше и болела аутизмом с непрекращающимися припадками эпилепсии. Периодически она начинала кататься по полу и истошно кричать. Пена покрывала дрожащие губы, и слуги тут же прибегали, вытаскивая почти бездыханное тело из комнаты. Никто не интересовался состоянием подруги Лили в этот момент. Девочка оставалась одна, напуганная непривычным стечением обстоятельств, в мрачном безразличии замка, и только портреты ехидно поглядывали со стен прямо в глаза несчастного подростка.

Великолепный деревянный пирс на озере, окруженном горами, обширные конюшни, корты для тенниса – все мягко шептало о достоинстве представителей дворянства. Но кто мог слышать безмолвный крик о помощи чернобыльской гостьи, покинутой на полное одиночество в чужой стране? Главное мерило истинного милосердия – чистая совесть. Благотворительность – это переваренный компот. Сладкая вода никогда не заменит пользы правдивого плода.