Обширные знания в сфере искусства и практические навыки в рисунке и живописи, достойное обучение иностранным языкам, прививание любви к классической литературе и музыке и еще неисчислимое множество предметов, предельно далеких от окружающей действительности за стенами школы, со стремительной яростью обрушились на юные умы, забирая весь остаток свободного расписания дня. Деградация образования, когда меркантильность побеждает профессионализм, еще не была достигнута. Система хранила величественные остатки советского прошлого. Учителя были наполнены знанием и щедро разливали его, поражая восприимчивые молодые натуры. Таланты распускались как цветы после дождя, обретая полновесную значимость. И, безусловно, приносили ощутимые доходы.
День был наполнен до отказа огромным количеством основных уроков, дополнительными часами внеклассных занятий, общественной трудовой деятельностью. Администрация школы скрупулезно экономила на работниках хозяйственного отдела, дети сами убирали классы, общие коридоры и рекреации после обучения, пололи и расчищали палисадники возле школы, подавали обед в столовой.
Столовая представляла собой неуютное гулкое помещение с известковой побелкой стен сверху и масляной панелью мрачного синего цвета внизу. Лиля, съежившись от омерзения, вытаскивала из алюминиевой кастрюли с надписью «ветошь» слизкую плоть тряпки, чтобы протереть столы после основной трапезы. Столешницы с длинными скамьями бравировали шумной всеобщностью. Наиболее скромным ученикам мест для сидения не хватало, и они усаживались на край выщербленного подоконника, тщетно пытаясь принять правильную позу для употребления еды сомнительного свойства и происхождения. Хотя меню никогда не славилось разнообразием, поварихи умудрялись испортить даже самые простые блюда. Часто их творения получались недоваренными или превратившимися в один сплошной слипшийся ком неопределенного цвета, пресными или пересоленными. Сложно сказать, что служило причиной подобного кулинарного провала. Возможно, это было полное пренебрежение самих работников столовой или примитивное воровство ингредиентов в самом начале готовки. Повара старались выжить за небольшую зарплату, и их халатное отношение к работе и лень распространялись на несчастных детей. В придачу к неудобоваримому качеству еды, блюда часто подавались уже в холодном виде, малопригодном к употреблению. Молочный суп в большинстве случаев подгорал и находился в тарелках уже холодный, с противной пенкой. Макароны разваривались в отвратительное месиво. Печенка была пережаренной и твердой как резина. Манная каша и кисель изготавливались с тошнотворными комками. Рыбные котлеты хранили в себе всю вонь несвежей рыбы и тесно дружили с хлебным мякишем. Запах сомнительной еды распространялся уже на входе в столовую, отбивая напрочь все остатки молодого, растущего аппетита. Это не смущало работниц столовой. Они мало заботились о том, чтобы дети правильно и вкусно питались. Скорее повара ненавидели эти шумные, многоголосые налеты саранчи, приносящей хаос в настоявшийся пар столовой. Круглые лица женщин, раздающих еду, плавно круглились в клубах чадящих испарений, поражая своей непримиримой ожесточенностью. Кто заботился о том, чтобы юные силы восстановились? Дети были не избалованы в то голодное время и старательно пытались впихнуть в себя средство для восстановления собственных физических возможностей, потому что факт наличия ужина дома был, увы, не гарантирован. Назвать это едой было довольно сложно. Это скорее был препарат для укрепления сил, и, если закрыть глаза, можно было на миг представить, что обед вполне съедобен. Даже голодные дети относили почти полные тарелки к мусорным бакам. Бесплатный сыр для детей в радиационной зоне не обладал вкусом настоящей пищи.
Здание школы было очень старым. Деревянные полы рассохлись и скрипели. Неисчислимое количество слоев масляной краски уже не спасало. Было принято решение настелить светлый линолеум по центру мест общего пользования для эстетического и функционального усовершенствования пространства. Бюджетных средств катастрофически не хватало, финансовые возможности родителей были еще более жалкие. В конечном итоге линолеум лег на пол узкой невнятной полосой, не спасая ситуацию. Более того, этот бессмысленный кусок настила обрек детей на постоянную работу по его очистке от следов обуви. По непонятной причине каждый неосторожный след школьников оставлял черные шрамы на теле напольного покрытия. Ученики были вынуждены после уроков вооружаться лезвиями, и скрести пол для воссоздания первоначальной белизны. Нелепый акт выполнялся под неусыпным контролем классных руководителей. Этот процесс занимал довольно длительное время и крал у школьников такие редкие часы свободного времени. Сомнительная красота интерьера морально и физически душила детей, бессмысленность их усердия становилась очевидной уже на следующий день.
Дети мстили взрослым вне зоны видимости. Уборка класса превращалась в водную вакханалию. Один ученик выплескивал ведро воды, как на палубе корабля, а второй молниеносно развозил грязь и воду тряпкой по всему помещению, не особо вникая в тонкости наведения порядка. Мокрая швабра после стремительного пробега устремлялась в недоступную высь и протирала скорбное лицо на портрете Пушкина, настороженно скрестившего руки на груди. Вся грязь мирская непосильным бременем восторжествовала над уровнем культурного развития.
Лиля усердно училась, вопреки внешним смыслам, невзирая на очевидность всех утопающих надежд на возрождение культуры. Все грело и направляло ее на этом пути: красота живописных полотен и архитектуры на уроках истории искусств, магия краски, сияющим торжеством растекающейся по пространству листа, сияние нравственного, духовного богатства в русской классической литературе. Искусство охраняло ее от иллюзорных привилегий внешнего хаоса, спасало и поднимало над общим уровнем развития. Оно выводило из лабиринта двусмысленности того времени, позволяло найти истину.
Девочка погрузилась в неизведанный океан творчества. Сначала искусство было заключено в привычной, но такой значимой простоте природы, теперь оно переместилось в область абстрактных знаков и символов. Значение его переливалось, пульсировало, питало дух. Но неуклонно отстраняло от внешнего мира, замыкая в своей собственной башне из слоновой кости, укрепленной контрфорсами религиозных установок. Друзья были забыты, призыв рекламы стал невесомым. Высшее наслаждение творца смыло песчаные замки кричащей цивилизации.
XX
Физическому воспитанию школьников в советское время уделялось достаточное внимание. Считалось, что культура спорта помогает взрослеть, становиться лидером и действовать в команде на благо общества. Она также формировала уверенность в себе через испытания и трудности тела. В момент перелома страны сильная личность уже не требовалась. Больше ценилась бесплатная рабочая сила и покупательская способность. Эта философия упадка и увядания незамедлительно отразилась на системе образования. Уроки физкультуры стали лишь привычным придатком в общей схеме воспитания молодежи.
Спортивный зал в школе Лили был достаточно просторным и функциональным. Но основное пространство для физической активности открывалось при входе в отдельную часть здания не сразу. Оно пролегало через узкий капкан темного коридора с тесными раздевалками с одной стороны и тренерской с обратной. Света там практически никогда не было. Зато царила душная теснота, пропитанная миазмами и пылью. В этом скованном чреве без воздуха и присутствия солнца въедливой ноткой резвились алкогольные испарения. Они служили постоянными гостями коридора, его охранниками, ловко и беспринципно прорываясь из логова преподавателей.
Сам учитель физкультуры Михалыч, как по-свойски звали его дети, был мужичонкой хилой комплекции, да и росточком мал. Но глазки его всегда горели скользким, мутноватым блеском проворства. Спортивная судьба его по молодости не сложилась, планы на карьеру рухнули, и мужчина, махнув рукой, подался в школу тренером. После развала страны запас его жизненных сил и вовсе иссяк. Михалыч редко задумывался о спортивной форме, все больше погружаясь в стеклянное величие горлышка бутылки. Дети редко видели его в трезвом состоянии. Он вечно был под мухой и тепленький. Гордо расправляя тощую грудь под неизменной майкой-алкоголичкой, он влажно улыбался и мягко вещал заплетающимся языком: «Детки, ступайте вы домой с Богом. На кой хрен вам сегодня занятия? Погода прекрасная, идите гулять. Только тихо, никому ни слова. Не шестерить!». Прекрасная погода случалась даже в самую суровую зиму. Но так как уроки физкультуры обычно стояли последними в расписании школьного дня, ученики редко спорили, радостно вскидывали сумки на плечи и устремлялись к выходу. Михалыч стоял в проеме и благословлял их расползшимся от благолепия лицом, загадочно крутя почти оторванную пуговку на куртке. В эти моменты он напоминал поддавшую Мону Лизу.
