Когда учительница внезапно открыла дверь, то сразу раздался строгий вопрос:

– Что тут происходит? Чем вы заняты!? Зачем шумим? Ведь я уже отправила вас всех в кровати, почему нарушаете режим?

Лиля жизнерадостно выпрыгнула вперед, приветствуя учительницу блеском глаз:

– Марья Ивановна, не ругайте нас, мы просто делаем секс!

Греховная сторона познания казалась еще такой неприступной. Они карабкались на вершину незнакомых, будоражащих воображение смыслов как на гору Машук во время спонтанных туристических вылазок. Воды в металлических фляжках не хватало, как было недостаточно опыта в их таких коротких, но таких любознательных дорогах жизни. Дети ощущали новизну в пока закрытых дверях, Они пробовали новые понятия на вкус с нетерпением и беззаветной отвагой. И слова поражали их неиспытанным подтекстом, как изумляла вода с сероводородом в источниках Кавказа. Сердце пока было наполнено скорее лозунгами об отчизне, чем вопросами физиологии.

Лиля стала октябренком, выполняла поручения дружины и гордо носила на белоснежном фартуке портрет Ленина. Значок служил почетной реликвией и напоминал о добрых делах во благо Родины. Сам дедушка Ильич служил наглядным примером мудрости и трудолюбия. Прочитанные рассказы о событиях его славной судьбы после обсуждались в классе. Чернильница, сделанная из хлеба в тюрьме, написанные молоком строки, печь, собранная собственными руками – все служило образцом для подражания. Даже уходя на летние каникулы, дети получали книги с новыми приключениями лидера. Его бытовые подвиги должны были и летом напоминать о благодетельных начинаниях.

Звездочки на груди были металлические, добротные, сияли рубиновой доблестью. Портрет был скорее золотистым барельефом, а не реальным изображением. Вскоре возникла новая коллекция пластиковых значков. Внутри облегченной версии находился фотографический портрет юного Володи. Владеть такой модной звездой было в разы престижнее, дети пытались обменять все свои бесхитростные сокровища на популярный нагрудный знак. Совершенно непостижимым образом пластик вдруг стал цениться выше металла. Причудливые идеи, фальшиво искажая отражение в зеркале жизни, нашли свое воплощение в изменении реального мира. Он рухнул. Пластмассовый суррогат победил.

XV

Это случилось на море. Летом, под ослепляющим солнцем Кабардинки. Лиля сидела на пирсе и болтала ногами в соленой воде, с интересом разглядывая на выщербленной ногами туристов бетонной плите последнее дыхание медузы. Диковинное желе подсыхало под бризом августа и прощалось с остатками лета так же равнодушно, как с заключительными вздохами своей застывшей сущности. Оно покорилось силе момента, соблазну неведомой трансформации.

Август 1991 года покорил девочку. Он подарил ей непостижимое множество новых умений: отец научил Лилю плавать. Произошло знаковое событие еще в Краснодаре, в начале родительского отпуска. Кубань стала колыбелью первых неловких гребков, рискованного доверия течению. Отец держал Лилю в воде надежными руками, она судорожно опиралась животом на его уверенные локти. Потом Алексей Леонидович посоветовал дочери набрать полные легкие воздуха и расслабиться. Она лежала на поверхности воды, раскинув руки и обняв реку. Блики солнца плясали на бугорках позвонков и улыбающемся лице отца, ладони сами собой гладили встречное приветствие прохладной воды. Нежность ребенка превратилась в прикосновение, неизбежность, необратимость одного целого с дыханием реки. И река ответила взаимностью. Лиля плыла в первый раз, не сознавая, что случилось, но доверие закончилось дружбой и принятием.

Дальше август плавно наполнялся загаром на теле, сочными потеками арбузов на подбородке, растресканной пыльной землей. Иссушенное плато города внезапно оборвалось бесконечными ступенями в Кабардинке при спуске к морю. Раскаленные ступени множились, прятались в тени случайных кустарников, выплескивались стремительным пирсом. А тот, в свою очередь, в обнаженном нетерпении заскакивал в море с недостижимой высоты своих первых шагов.

Порывистые первые заплывы Лили были подобны натуре причала. Она вбегала с разбегу в море, кидалась животом в прохладу бирюзовой неги и неслась гребками отчаянных рук к металлической округлости сходней, затем ловко подкидывала упругое тело наверх и возвращалась обратно к берегу, размахивая родителям в порыве блаженства. Мать с отцом лежали на широком галечном пляже, умиротворенно дрейфуя в бархате последнего месяца лета. Коля промышлял рыбной ловлей, затерявшись с местными мальчишками где-то на далеких раскаленных камнях.

Спокойное семейное счастье изжило себя вечером в столовой пансионата. Радио натужно прохрипело  об августовском путче, меняя лицо отца в зеркале до неузнаваемости. Государственный переворот свершился молниеносно. Так же быстро оборвалось лето, отпуск и первая встреча с водной стихией.

Вечером они уехали домой, не дождавшись  окончания своего приморского отдыха. Поезд уносил их с перрона стабильной и надежной платформы Советского Союза. Земля под ногами дрожала, вагоны тряслись в неизвестности, отец постоянно покупал газеты на каждой станции.

Алексей Леонидович перестал признавать советское правительство еще во времена правления Брежнева. Собираясь на торжественных мероприятиях в кругу семьи, он неизменно заводил спор с дедом о крушении коммунистических идеалов через постепенное загнивание верховного руководства. Брежнев в последние годы власти раздражал Смирнова своей ролью беспомощной марионетки, неспособностью сказать речь без подсказки бумажки рядом. Он называл его дряхлой куклой, горячился после выпитого спиртного, спорил с отцом до изнеможения, пытаясь подобрать значимые аргументы для своего отрицания. Но дед с его военным прошлым всегда оставался непреклонен и не изменял линии партии. Он лишь грустно качал головой и тихо говорил сыну:

–Леша, прошу тебя, не раздражайся ты так. Я тоже понимаю постепенное угасание Леонида Ильича. Но также и принимаю. Не важно, кто представляет власть в определенный отрезок времени. Важно, чтобы линия власти, ее идеология не менялась. И если партия решила оставить старого генсека у руля – доверяй мудрости ее руководителей. Истребив доверие в собственном сердце, ты приблизишься к сомнению. А сомнение и утрата цельности всегда порождают мятеж и измену. Не стремись угробить корабль.  Верь привычному курсу. Да, судно порой штормит и оно далеко не идеально. Иногда дно дает течь. Но пока корабль плывет – не мешай ему.  Потопить легко, построить заново куда сложнее.

Андропов, Черненко, Горбачев пролетали так же быстро, как исчезали листки отрывного календаря. Время уносило несовершенства, изъяны, слабости. Но календарь подошел к концу, сбылась подспудная мечта отца Лили, бредившего ветром перемен. Советский Союз утратил силу, стирая все свои достижения и заслуги за оглушительно короткий промежуток времени.

1 сентября в последнем году начальной школы мало чем отличалось от заведенного ритуала прошлых лет. Та же поздравительная линейка, тот же задорный первый звонок, те же махровые соцветия астр во влажных ладонях. Астр, источающих сырой, землистый запах терпкой горечи. И только взгляд Марьи Ивановны на уроке непривычно избегал зрительного контакта, скользя в сторону от пытливых глаз детей. Что-то надломилось в спокойной уверенности женщины, и школьники с их нерастраченной чувствительностью незамедлительно это почувствовали. Интуитивная догадка сжалась внутри Лили, и она робко спросила:

– Марья Ивановна, а когда Вы будете нас спрашивать о прочитанных рассказах про дедушку Ленина? Мы все изучили!

Женщина вздрогнула, край губ испуганно дернулся вниз. На лице проявилась  непривычная фальшивая улыбка.

– Дети, рассказов о Ленине больше не будет. Забудьте о школьной программе на лето, это уже совсем не важно.

Непривычная краткость ответа оглушила класс. Учительница словно пряталась за банальным равнодушием случайной реплики. Куда исчезли возвышенные речи, пафосный слог прошлого… Все прежние идеалы растаяли, испарились, были отданы на поруганье слепому случаю. В тот самый миг словно произошло короткое замыкание в душах детей. Они не просто разучились доверять взрослым, они утратили веру в чистоту вселенной в целом. Свет погас. Наступала эра цинизма. Внутри каждого полностью разочарованного подростка дремлет утраченный идеалист.