Человеческое жертвоприношение всегда играло огромную роль в истории человечества. Явное физическое насилие в культуре развитых современных стран все больше табуируется, а гипотезы, предполагающие неизбежность человеческого заклания, вытесняются на периферию научного мышления и изучения.

Тем не менее, 26 апреля – это был не просто обычный день. Стояла Лазарева суббота, светлый день накануне Вербного воскресенья. Воскрешение Лазаря – это последнее чудо Христа, одно из самых волшебных и знаковых чудес в христианстве, символ истинного величия веры перед ночью страстей. Это одно из самых важных деяний Иисуса за все время его земного пути. Это символ того, что Бог обладает властью над жизнью и смертью каждого человека. Образ того, что всех, почитающих законы Божьи, ждет исцеление и воскрешение. Чудо Лазаря – это значимое свидетельство того, что Бог любит каждого из нас. Вера в чудо превращается в веру в Господа. Но, только отключив разум и думая сердцем, можно познать чудо. Вера – универсальное орудие спасения человечества. Недаром в трагическую минуту все люди вдруг неожиданно вспомнили молитвы. Но у веры не должно быть строгих правил и догматов. Идти по часовой или против часовой стрелки вокруг храма – бессмысленная игра. Имеет значение только искренность и чистота веры. Именно они рождают истинное волшебство.

Уничтожить субботний символ веры в чудо было очень приятно противоположной силе в оккультном аспекте. Дестабилизация отношений между государствами внутри Советского Союза тоже была также очень выгодна внешней стороне. Став взрослой, Лиля постоянно искала истинную причину Чернобыльской аварии, ее критическое мышление не позволяло так просто принять официальную версию. Времена менялись и обнажали изъяны продавшихся остатков советской власти, их постепенное очарование материей, а не идеей. Детство всегда обрывается в том момент, когда ты осознаешь близкую возможность смерти. Но жизнь после смерти продолжалась.

XI

Что-то нежное, едва уловимое робкими касаниями щекотало лицо. Лиля открыла глаза. Белый снег плавно кружился в воздухе. Солнце щедро окружало водоворот лепестков. Девочка не сразу осознала спросонья, что снег – это танец цветущих садов. Они приехали в Украину. Мать несла ее на руках, отяжелевшую после поезда, и уже в тот миг, почти еще в бессознательном забытьи сна, Лиля полюбила этот край. Мамина любовь позже всегда приходила в мысли ребенка как образ цветущего сада, согретого солнцем. Чувством этим была сама весна.

Тетя Евгении Александровны с размаху открыла калитку в покосившемся заборе, раздался короткий жалобный скрип, тут же заглушенный плачем и громкими вскриками неизвестной родственницы. Она выхватила полными, горячими руками тело ребенка и, заплакав навзрыд, запричитала:

– Ой, моя ты зирочка ридненька, чаривня рыбка. Яке страшне горе. Будь вони прокляти, мерзотники.

Слезы душили пожилую женщину, они обливали лицо Лили жаркой влагой. Вздохи, всхлипывания, колебания сменили уютное спокойствие тела матери. Лиля окончательно проснулась, она ощутила новый, совершенно непривычный мир. Так она впервые узнала Украину. Эта страна всегда была похожа на бурлящий хаос, морской шторм, непокорную стихию.

Место, где родилась Лиля, было совсем иным. Люди были сотканы из покорности, раздумий, выдержки и компромиссов. Они редко торопились, еще реже действовали. Тишина бродила в воздухе. Выжидание было уделом многих, стремительная активность – только случайных безумцев. В то время, когда весь мир пытались научить науке толерантности и объявляли ее основой современного общества, белорусы представляли собой это науку как исконный образец, без примесей и червоточин. Многолетнее рабство, уничтожение и притеснение сыграло свою роль – люди научились принятию без возражений. Боль превратила их в солдат духа, как трудное детство зачастую формирует философов. «Не оцени», «не сравни», «не осуди» – звучали рефреном на протяжении жизни. А еще не критикуй, не возмущайся, не высовывайся, не формируй своего мнения. Когда человек вынужден есть несъедобное блюдо, организм всегда подает ему сигналы, что есть все подряд смертельно опасно, а рвотный рефлекс – это вынужденная мера, естественный инстинкт и защитная функция организма. Белорусы на протяжении долгих веков ели все. Они забыли о том, что приносит удовольствие. Смена удовольствия на полное согласие в конечном итоге притупила чувствительность и сформировала обреченную покорность. Никто не помнил о том, что теневая часть природы человека, вмещающая в себя отвращение, несогласие, критическое возражение, высокомерие, брезгливость формирует важные сигналы. Сигналы, с помощью которых человек узнает, что происходит что-то важное. Люди в Беларуси узнавали конфликт глубоко внутри себя при соприкосновении с реальностью, но постепенно соглашались с ним и принимали, не пытаясь бороться. Затем эта покорность переходила на новый уровень. Уровень экзистенциального смирения, фатальной неизбежности. Это не была ленивая, рабская покорность. Скорее это была попытка усмирить собственную гордыню, наступить на горло внутренней песне, пожертвовать своим собственным благополучием ради ближнего. Притеснение и страх трансформировались в полное уничтожение эго. Это была своеобразная духовная эволюция. Дух соперничества отмирал и постепенно, шаг за шагом, вырастал в цветок любви и милосердия. Ведь смирение стало поистине религиозным.

Украина была иной. Каждый украинец гордился своей особенной ролью вольного индивидуалиста, выставляя напоказ таланты, размахивая обостренным достоинством. Люди в этой стране редко обращали внимание на повседневные мелкие нужды. Тени и полутона – это удел слабаков и трусов. Только великое, только лучшее, только значимое. Эта порывистая и немного болезненная острота нравов всегда колола нарочитым надрывом. Словно зерно сразу перемололось в сталь вместо муки и этим произвело войну и голод вместо мирного спокойствия.

Что такое украинский характер? Ранящая пуля, колючий снег, крапива, обжигающая руку. Комфорт существовал только как накопление скарба по сундукам, он был временным и бездумным, он не писал планов. Отдаться на власть выгоды, объять красоту момента, безоговорочно поверить дающему, а потом погибнуть в горниле собственного сжигающего нетерпения. Украинец был рожден насладиться вспышкой мига, блистательного и истребляющего все на своем пути. Остальная сторона жизни была слишком скучна для врожденного огня. Мудрая черепаха может прожить сто лет, но разве это жизнь?

Природа Украины имела тот же исключительный национальный колорит. Создавалось впечатление, что сама почва производила людей, рождала их в тучном бархате чернозема, маслясь сытым величием. Мать Лили, чтобы вырастить помидоры в Беларуси, пестовала саженцы как маленьких детей. Она тряслась над ними, укрывала, пасынковала, подвязывала к палкам, опрыскивала от фитофторы и производила еще неисчислимое множество различных операций, чтобы получить приемлемый урожай. Томаты в Украине стелились прямо на земле щедрым изобилием, валяясь среди сорняков с ленивой небрежностью. Брошенное семя не требовало дополнительных усилий. Оно сразу замахивалось на самое великое и непременно получало то, что хотело. Чернозем не нуждался в удобрениях. Он сам по себе был подобен сытной колыбельной, родящей переизбыток без усилий и пота. Уверенность матери-земли дала своему народу эту же непоколебимый вызов. Они требовали, а не создавали в муках и трудах.

Труд был вторичен. Строгая и рациональная аккуратность белорусов здесь высмеивалась. Это выглядело бесталанным занудством. Тишина тоже обрекалась на изгнание. Вечер всегда был наполнен мелодией песен, головокружительными танцами, любительскими представлениями. Не проходило ни дня, чтобы совсем еще маленькую Лилю не привлекали к концертам самодеятельности. Она играла роль мухомора в лесу, красной шапочки, бочки с вареньем. Люди ставили в рассеянной тени лип ряды стульев и создавали повседневные чудеса, наполненные хохотом, музыкой и театральными сценками. Праздник был нормой жизни, повседневной молитвой, языческим ритуалом.