Командный дух не вызывал раздражения. Он вдохновлял, защищал, способствовал основам гуманного соучастия. Безразличие не могло родиться в такой огромной, шумной, радостной семье. А дети действительно стали семьей. Сила одиночества плодотворна, но способствует ли она настоящему счастью? Уникальность не отрицалась, она приветствовалась и подхватывалась, трансформируясь и наполняясь подсказками со стороны. Многообразие идей пульсировало и переливалось. Это был поток чистого творчества. Не пересохшее русло для избранных, а полноводная река жизни, доступная всем.
Праздники проходили в этой же атмосфере тепла и единства, никто не оставался забытым. Дети еще не знали вымученного оптимизма взрослых, они с радостью принимали и масштабные парады, и новогодние семейные торжества. Мамы из подручных материалов мастерили маскарадные костюмы на Новый год и эта немного нелепая, несовершенная индивидуальность наряда смешила и грела одновременно. Мальчики-зайчики с обвисшими ушами и хвостами из помпонов, оторванных от шапок, выглядели заблудшими душами реальных зверей. Два мягких каркаса из ткани, набитой ватой, смешно топорщились над их коротко стрижеными затылками, а комбинезоны из белого ситца обвисали на неуверенных плечиках. Девочки в белых платьях, украшенных дождиком и мишурой, неуверенно семенили в предвкушении праздника и считали себя маленькими принцессами. Накрахмаленная марля шуршала мистическим шепотом, призывая всех осознать величие момента волшебства. Кто мечтал о золоте, когда сияла елка? Кто грезил величием, когда на голове была корона из картона и ваты? Внутреннее восприятие создавало сказки и легенды, внешние атрибуты служили лишь случайным подспорьем. Мир был глубоко внутри, а не за пределами глаз.
Ближе к вечеру отец вносил с собой запах хвои и связанное тело елки, припорошенное снегом. Острые льдинки таяли в тепле квартиры, и дерево смирно лежало на полу в предчувствии распушившегося величия. Евгения Александровна в атласном платье с широкими плечами, с бигуди на голове, обвязавшись броней фартука, лихорадочно строгала оливье и селедку под шубой. Эти непременные атрибуты новогоднего стола, так же, как и дефицитные деликатесы, запасенные накануне и добытые в бесконечных очередях, ближе к вечеру добивали остатки ее моральных сил и, упав на диван накануне застолья, она так и не могла забыться спасительным коротким сном, переживая за незаконченные блюда. Голова кружилась, ноги отекали и болели, спина ныла. Муж спокойно сидел в кресле и старательно переключал каналы, предвкушая обильный стол. Мысль о том, чтобы помочь жене, методично обслуживающей всю семью, не посещала его. Так было не принято. Когда Евгения Александровна выбивалась из сил, она пыталась воззвать к милосердию супруга громким, отчаянным криком, нарушавшим праздничное умиротворение. Тот лишь раздраженно отмахивался и, пропустив сквозь себя поток гнева, как песок пропускает капли дождя, с сухим безразличием снова погружался в телевизионный экран.
Праздник проходил в блеске, насыщении, стремительной извилистости серпантина, громком безумии хлопушек, осыпавших плечи, волосы и остатки последних мгновений старого года. Сбитый режим и бодрствование в ночи, вылазка по скрипящему снегу к городской елке, толпа радостных людей, обнявших воздух вокруг сияющим теплом – все это давало надежду на что-то прекрасное и вдохновляющее. Жизнь садилась на санки, и головокружительный восторг нес детей по склону, гладкими полозьями прочерчивая доверчивый путь.
А сколько удовольствия было в липком, податливом снеге, когда температура немного повышалась! Детвора выскакивала на улицу и с серьезным усердием катила огромные шары, порой выше своего роста. Сугробы были еще не устоявшиеся, земля прилипала к краю, обрекая непорочность снега на черномазую небрежность. Дети быстро выкатывали шары на центр проезда во дворе, формируя крепостной вал, через который не могла проехать ни одна машина. Они стремительной гурьбой катились, подобно своим снежным шарам, на темный пролет лестницы в подъезде, тесно облепляли окошко в лестничной клетке и ждали первую жертву в сбивчивом сплетении тел и вздохов. Жертва с фарами, разрезавшими двор, вскоре появлялась. Потом выскакивал разъяренный водитель, слышалась отборная брань, после чего дети просто валялись на ступенях, оглушая недовольных жильцов раскатами смеха. Кто-то приносил лоток яиц, фрамуга с трудом распахивалась, обнажая снежную брань вечера, и яйца летели в сквернослова с меткостью и проворством. Позже стояла задача убежать на крышу, плотно закрыв за собой неподатливый люк и, распахнув руки и высунув язык, жадно ловить ртом обжигающие снежинки. Снег окружал их кольцом остывшей нежности дня. Спустя время, когда жертва их баловства все-таки протаранивала снежную стену и освобождала тебе путь, исчезая за пеленой стихии, дети высыпали во двор, сгребали остатки немного озябшего снега и, кидали снежки друг друга, стремясь попасть в открытые участки тела. Высший пилотаж заключался в умении насыпать снега за ворот противнику.
Ближе к середине января приходила новая радость. Приближалось время колядок. Обрядовые песни славян, выросшие из первобытной аграрной магии, вовсе не смущали людей в советское время. Традиции переплетались, формируя хаос убеждений и образов. Дети надевали маски, становились тотемными животными и птицами, несли в маленьких руках обязательный атрибут праздника – Вифлеемскую звезду. Вероятно, когда Лиля была маленькой, она не отличала ее от советской звезды, гордо венчающей верхушку елки дома. Символы переплетались и не имели определенного значения. А взрослые замыкались в собственном мире домашних проблем, не отвлекаясь на подробные объяснения. Время сочельника перед Рождеством совершенно непостижимым образом переместилось на середину месяца, так же, как день зимнего солнцестояния сменился сочельником в свое время. Связь звезд с их влиянием на все сущее была безвозвратно утеряна. Но значение вечера осталось неизменным. Люди верили, что в эту ночь открываются небеса и исполняют любое желание. Бродившая сумятица смыслов и перевернутых идей все же рождала мерцающую магию. Песня набирала силу, ширилась, обливала звонкими, неокрепшими голосами хозяев, открывших дверь:
– Ай, ду-ду, ду-ду,
А я в хату иду.
Печка топится,
Блинов хочется.
Открывайте сундучки,
Доставайте пятачки.
Пятачков нету -
Давайте конфету.
А конфету не дадите-
В гости к нам не приходите.
Колядование было связано с подношением даров поющим. Считалось, что чем щедрее ты одаришь гостей, тем благосклоннее к тебе лично будет весь последующий год. Конфеты и звонкие медяки щедро рассыпались в сумки и пакеты счастливых детей. Дефицит сладостей забывался и расточительным дождем проливался в детские руки. Малыши выбегали на улицу и делились с встречными стайками сверстников местами, где находились самые вкусные конфеты. Одна квартира привлекала не богатством подношений, а нетипичным звонком входной двери, внезапно исполнявшим «К Элизе» Бетховена вместо привычного отрывистого звука. Затем дверь приоткрывалась под мелодичные чары минора, и из узкой щели выезжал смачный кукиш жильца. Этот внезапный спектакль доставлял детям несказанное удовольствие, они неоднократно вызывали его, забыв про конфеты, и хохот разносился навстречу издевке. Ближе к вечеру улицы и подъезды заполняли пьяные взрослые, трезвонящие в первые встречные квартиры в поисках стопки спиртного. Некоторые жильцы благодушно наливали алкоголь, лучась теплом праздничного волшебства, другие гнали их взашей, называя антисоветскими дармоедами. Тазы со сладким уловом истреблялись еще долгие месяцы, вплоть до яркого прихода Масленицы, которая венчала собой окончание зимы. Земледельческий обряд, питающий плодовитость земли в древние времена, приобрел новое значение: вдоволь повеселиться и наесться, разогнав своим неуемным весельем последние усилия холодных дней. Кулачные бои питали силой урожай будущей пшеницы. Чучело, символизирующее зиму, сжигалось, унося вместе с искрами напасти и невзгоды. Мир языческих откровений, соприкасаясь с советской идеологией, не противоречил настоящему, а служил попыткой реставрации первобытной веры в искаженном контексте. Этот сумбур окружал Лилю с рождения, а, как известно, противоречие реальности всегда осложняет поиск истины.