«Какой же идиот…» — произнес Гром с глубоким разочарованием, готовясь к худшему и потянулся к своему оружию. Он не собирался вмешиваться в безумие Цедруса, но осознавал, что, в конечном счете, ожившее древо не оставит в покое и остальных.

Цедрус бесстрашно смотрел в лицо древу и на болт, вонзившийся в его щеку. Древо оставалось безмолвным, а дух, который кружил рядом, исчез, не произнеся ни слова. — «Как и следовало ожидать. Глупые духи…» — произнес эльф с самодовольной ухмылкой, собираясь покинуть это место и продемонстрировать всем свою мудрость и превосходство.

Отвернувшись от энтицы и сделав несколько шагов, Цедрус вдруг услышал за своей спиной тихий, шипящий звук, напоминающий тление затухшего костра. Обернувшись, он с трудом заметил, как из грудины энтицы, словно что-то пытается прорваться наружу, медленно вырывается маленький тлеющий уголек.

С каждой секундой он раскалялся, его свет разгорался ярче, и скоро его размер увеличился, наполняясь неведомой силой. Огненный шар начал расширяться, пробуждая в древесном теле животное тепло. Вскоре пламя охватило всю ее грудь, стремительно разрастаясь, как яркая звезда, распускающая свои лучи.

Огонь, сжигая кору и древесные волокна, охватил ее тело, превращая его в пылающую фигуру. В тот миг, когда пламя, обходя лицо, затрудняло разглядеть остальные части древесного тела, энтица открыла глаза, и в них вспыхнуло пламя, словно сама сущность древнего леса воскресла из пепла, готовая вступить в новую битву.

И вновь, пробудившись, энтица произнесла протяжный вопль, который эхом отозвался в душах живых. Все ощутили ее эмоции — безмерный гнев, в котором сгорела ее душа. Пламя, охватившее ее, буквально отражало состояние духа энтицы.

Цедрус пятившись назад споткнулся, приземлившись на пятую точку, но успел подняться и отбежать в сторону. Теперь расстояние между пробудившейся энтицей и Цедрусом было таким же, как и между ней и троицей, стоявшей у берега, но они находились по разные стороны. Огненная энтица, охваченная пламенем и гневом, не придавала значения тому, кто находился перед ней. В ее глазах бушевало лишь пламя и воспоминание о сожженном саде.

Неосознанно выбрав свою первую жертву, энтица с оглушительным воплем устремилась в погоню за Цедрусом. Эльф, обернувшись, успел сделать еще один выстрел из своего арбалетика, но метнувшийся болтик исчез в пламени, и не было ни малейшего шанса узнать, попал ли он в цель. Когда энтица настигла эльфа, ее ветви охватили его в жарких объятиях.

В объятиях энтицы Цедрус ощутил, как огонь переходит на его темный балахон, быстро превращая ткань в горящие клочья. Пламя не щадило его, сжигая волосы, которые испарились, оставив лишь обожженные пряди, а нежный аромат горелого быстро сменился резким запахом жженой кожи.

Под одеждой обнаружилась нолдорская кираса, но и она не смогла полностью защитить эльфа от неумолимого жара. Огонь продолжал расползаться по его телу, оставляя за собой болезненные ожоги. Каждый вдох, полный дыма и горечи, становился для него настоящим испытанием, и, несмотря на мужество, он понимал, что оказался в смертельной ловушке.

Малдуст завидев пылающую энтицу, которая горит, но не сгорает тут же понял, что этот враг еще опасней, чем предыдущий. Волшебник поспешил отступить на безопасное расстояние, но так, чтобы оставаться в пределах досягаемости для своих заклинаний. Между ним и восставшим деревом простирался пруд, и чтобы добраться до него, энтице предстояло обойти водоем по берегу, что дало бы Малдусту драгоценное время для смены позиции, если та решит напасть.

Несмотря на то, что дерево уже объяло пламя, Малдуст выпустил в него новую порцию палящих лучей, надеясь, что с их помощью огонь разгорится еще ярче и окончательно сожжет древо.

Три палящих луча, вырвавшихся из рук Малдуста, стремительно устремились к пылающей энтице, оставляя за собой яркие следы в воздухе. Однако, когда они столкнулись с пламенем, произошло нечто неожиданное: огненные вспышки, исходившие от лучей, словно растворились в пламени древесного существа.

Пылающие языки, сверкая золотистыми и красными оттенками, поглотили энергию заклинаний, и их яркость усилилась, отразившись на теле энтицы. Тлеющая древесина не показывала признаков разрушения; наоборот, она продолжала пылать с неумолимой силой.

Энтица оставалась непокоренной, ее тело лишь искрилось от новых огненных вкраплений, и, казалось, пламя, которое ее объяло, становилось только ярче и угрожающе бушевало, не оставляя сомнений в том, что враг по-прежнему полон сил и решимости.

Прекхард, потерявший остатки храбрости еще после первой атаки энтицы, представил, что с ним будет, если на этот раз он примет удар не простым бревном, а охваченным огнем. Вероятность воплощения этого кошмара в жизнь показалось ему слишком реальной, и он не захотел испытывать судьбу на прочность. Не медля, он поспешил ретироваться вслед за Малдустом, укрывшись подальше в кустах.

Гром, хоть и отличался ловкостью и умением уклоняться, не сумел избежать всех ударов в первой схватке с древесным существом. Спасенный в последний момент мистической силой, он не был готов снова рисковать, не зная, повторится ли чудо в этот раз. Глядя на нового врага, объятого пламенем, Гром не мог придумать, чем его сразить, и потому не спешил с решением остался на месте, не желая вновь оказаться под ударом этого чудовищного огненного древа.

Адский жар испытывал Цедрус находясь в пылающих древесных тисках. Высокая температура и огонь грозили сжечь его заживо. Нолдорская кираса уже начала нагреваться, и вскоре его тело могло бы буквально свариться в этом металлическом панцире. К счастью для эльфа, огненные лучи Малдуста, которые, казалось, не причинили энтице явного вреда, на миг отвлекли её. Воспользовавшись этим моментом, Цедрус вырвался из объятий пылающего древа и рухнул на землю, охваченный огнем. Из последних сил он рванул к пруду, надеясь потушить пламя. Близость воды спасла его: нырнув в пруд, он едва не потерял сознание от боли и ран, но смог удержаться на плаву. Цедрус поплыл к центру водоема, чтобы обезопасить себя от приближения энтицы.

Пока Малдуст тщетно пытался победить огонь огнем, внимание Грома привлек шепот Володуса: «Эй, пират, присоединяйся ко мне, давай поплаваем».

Володус, находившийся в центре пруда, едва выглядывал из воды, и лишь его голова торчала над поверхностью. Вода была настолько чистой, что дно легко просматривалось, и нагота Володуса была очевидной. Разрываясь между выбором — столкнуться с огненной энтицей, стремительно приближающейся к нему, или присоединиться к Володусу, — Гром, хоть и без особого энтузиазма, предпочёл второе. Он надеялся, что вода станет защитой от чудовища, а Малдуст тем временем придумает, как его победить.

Оказавшись вне досягаемости огненной энтицы, израненный Цедрус и Гром удерживались на плаву рядом с Володусом в центре пруда. Древесное создание, охваченное пламенем, не спешило обогнуть водоем, чтобы добраться до Малдуста, чьи огненные чары, казалось, не наносили ей значимого урона. Она желала достать хитрецов, нашедших убежище в воде. Однако водная стихия служила надёжной преградой, не позволяя чудовищу дотянуться до своих жертв.

Когда энтица решилась сделать попытку добраться до своих врагов, она опустила одну из своих огненных ног в прозрачные воды пруда. В тот же миг, как пылающая древесина коснулась воды, послышался шипящий звук, и столб пара взвился в воздух. Пламя, обжигавшее её тело, начало угасать, словно огонь, что встретился с проливным дождем. Энтица на мгновение застыла, ощущая, как ее сила начинает иссякать. В ярости она резко отдернула ногу, чтобы избежать дальнейшего ослабления. На месте, где вода погасила огонь, на поверхности остались отколовшиеся кусочки темной, потрескавшейся древесины, дымящейся паром.

«Ха-ха-ха! Ну и что ты теперь будешь делать, бревно неотесанное⁈» — задорно прокричал Гром, его голос полнился насмешкой и воодушевлением, эхом отражаясь от поверхности воды. Только голова его торчала над водой, но это не мешало ему продолжить: «Давай, Малдуст, сожги эту тварь!» — его голос стал громче и резче, наполняясь подбадривающей энергией.