Воодушевившись, солдаты выстроились позади машины и с радостными песнями стали медленно разворачивать её в сторону Трои.

— Стойте! — заорал Лаокоонт, встав между верблюдом и дорогой в город. — Я не позволю вам отвезти это в Трою! Она построена не по фэн-шую!

— А мне по хую, — парировал Деифоб. — Толкайте!

— Да чтоб тебе яйца переехало, мудила, — проворчали солдаты, радостно навалившись на опоры и заставляя колёса почти в человеческий рост сделать первый оборот.

Верблюд покачнулся и сдвинулся вперёд, через пару секунд застряв передними колёсами в яме.

— Видите! Видите?! — воскликнул обрадованный Лаокоонт. — Даже боги против вашего решения!

— А мне до жопы! — рявкнул царевич. — Эй, мудаки! А ну вместе! Раз! Два! Нахуй!

Приложенного совместного усилия хватило, чтобы колёса резко и внезапно освободились из заточения, и верблюд начал своё перемещение вниз по склону холма. Только в этот момент до Лаокоонта дошло, что стоять на склоне перед собирающейся спускаться огромной конструкцией было, мягко говоря, плохой идеей. И, запаниковав, урбанист сделал ещё одну ошибку: стоя по центру, он попытался побежать в сторону, разумеется, опоздав. Переехав мелкое препятствие, штурмовая машина греков устремилась к своей цели. Кричали шокированные троянцы на холме. Ругались греки в лагере, наблюдавшие за развитием событий со смотровых башен. Паниковали троянцы на стене, видя приближающееся к ним чудовище. Но громче всех орали десантники внутри машины, которые через щели могли кое-как наблюдать, что их несёт вниз по склону прямо в каменную стену. Подпрыгивая на кочках и гремя содержимым, троянский верблюд влетел передними лапами в ров и, оставив одну из них там навсегда, оставшейся тушей врубился в стену, снеся огромный участок и рухнув на бок внутри городских стен.

— Что это, блядь, было? — простонал Менелай, неспособный повернуть голову и лежащий лицом вниз.

— Пригнали, сука, коника, — отозвался Агамемнон, предпоследний из тех, кто остался в сознании и лишившийся его на секунду раньше младшего брата.

Вечерний звон в голове стал верным спутником Менелая на ближайшие сутки. Застонав, царь Спарты внезапно понял, что верблюд стоит вертикально.

— Что за нахуй? — тихо спросил он.

— Заткнись, блядь, — попросил его Одиссей, осматривающий окрестности через щели в корпусе.

— Где мы? — шёпотом спросил Менелай.

— На площади, — столь же тихо ответил ему пришедший в себя сын Ахилла Неоптолем, который тоже вызвался участвовать в секретной миссии. — Нашу машину приняли за посвящённую богам статую, перетащили на площадь и поставили вертикально.

— И даже не сожгли? Уже неплохо, — заметил Менелай.

— Не только не сожгли, — сказал ему старший брат. — Ещё и нанесли подарков, чтобы задобрить божество из-за поломки.

— Да заткнитесь вы нахуй! — выругался Одиссей. — ВХГоде бы тихо. Давайте выбиХГаться.

Агамемнон слез с кресла и спустился вниз к люку, расположенному в животе машины. Отодвинув пару засовов, он мягко отпустил ручку. Дверца люка медленно поползла вниз... И остановилась через пару сантиметров.

— Не понял, — сказал царь Микен. — Заклинило?

— Дай я, — сказал Неоптолем и пару раз пнул дверцу. — Не заклинило. Её что-то держит.

— ПодаХГки, — произнёс Одиссей.

— Что? — повернулись к нему остальные.

— Какому богу может быть посвящён веХГблюд? — спросил итакиец.

— А хуй его знает, — отозвался Менелай, который только сейчас понял, что застрял рогами в нишах.

— Вот и тХГоянцы не знают, — ответил Одиссей. — И пХГинесли даХГы сХГазу всем богам. Думаю, что веХГблюд наш на эту гоХГу и опиХГается, потому и стоит веХГтикально.

— Пиздец, — только и сказал Агамемнон.

— Но согласитесь, — заметил царь Итаки. — Что моя идея была зае...

— Одя, заткнись, — хором посоветовали ему остальные.

Деифоб устало брёл по коридору дворца. День сегодня вышел просто отвратительным. Из хороших для Трои новостей было только избавление от доставшего всех урбаниста Лаокоонта. Плохим было всё остальное. Сначала проклятая греческая машина разнесла кусок стены, и теперь противники усиленно штурмовали пролом, уже завалив трупами ров. Из-за этого в городе начались беспорядки, которые переросли в грабежи, вандализм и, что самое страшное, дезертирство в армии. И, как будто всего этого было мало, в торговой части города вспыхнуло восстание какого-то временного правительства, возглавляемого крупным торговцем по фамилии Керенос. И теперь приходилось распределять силы на удержание стены, подавление бунта и одновременно с этим ловлю преступников на улицах.

— Дорогая, я дома, — устало сказал Деифоб, заваливаясь в свои апартаменты.

— А ты ещё что за хуй, — вдруг вежливо поинтерсовался у него знакомый женский голос.

Повернувшись, царевич Трои увидел, что Елена стоит в боевой стойке, легко держа в руке его же меч, который сейчас был направлен в весьма интересное место наследника троянского престола.

— Эээ... — протянул крайне удивлённый подобным поворотом сюжета Деифоб. — Я – твой муж. Третий.

— Третий? — процедила сквозь сжатые зубы Елена. — Я – царица Спарты. Моим мужем может быть только первый!

Пару минут спустя, когда истошные крики в опочивальне стихли, Елена, одетая в белую тунику с кровавым подбоем и вооружённая мечом, покинула дворец. Мигрень – всё, что осталось от закляться Афродиты после смерти Париса – слегка притупила способности царицы к ориентированию на местности, поэтому она направилась в сторону самых активных криков. Пару кварталов спустя дорогу ей преградил отряд троянских солдат.

— Ох ты какая, — протянул один из них, снимая шлем и нагло улыбаясь. — Цыпа, а не хочешь отполировать мне копьё?

Туго соображая, Елена окинула взглядом окружающих её солдат и только сейчас приметила, что на их доспехах отсутствуют какие-либо знаки троянской армии. Это говорило об одном: царица либо попалась в лапы дезертирам, либо угодила к восставшим солдатам временного правительства. Ни один вариант не сулил хороших перспектив.

— Ну что? — ощерился командир. — Копий у нас много, можешь заполировать все.

Из-за мигрени у Елены слегка притупилось не только чувство направления, но и красноречие, поэтому царица молча зарубила весь отряд и двинулась дальше в сторону громких криков и звона мечей, резонно рассудив, что, скорее всего, греки уже в городе, и нужно просто найти союзных солдат. Кровавый подбой на тунике при этом стал куда обширнее.

— Идеи появились? — поинтересовался Менелай, пытаясь размять затёкшую шею.

— Меня, заткнись, — попросил Агамемнон, усиленно работая мечом. — Или помоги.

— Да я бы с радостью, — посетовал Менелай. — Только добраться не могу. Да и выбраться так я тоже не смогу. Можно попробовать иначе?

— А что такого? — съязвил Неоптолем, работая топором и открывая миру профессию ветеринара-проктолога. — Через жопу – вполне естественный выход.

— Только мне вот это мешает, — ткнул в рога Менелай.

— Ой, сними этот шлем свой рогатый и хоть раз посражайся без него, — фыркнул сын Ахилла, замерев через секунду и вновь посмотрев на спартанца. — А где твой шлем?

— Сделай одолжение, — попросил его Менелай. — Заткнись нахуй. И ебись дальше со своим топором и деревянной верблюжьей жопой.

Неоптолем хотел было ответить, но его одёрнул Одиссей. Итакиец всё это время обозревал окрестности площади, где стояла боевая машина, сигналами приказывая прервать эвакуационные мероприятия в случае появления посторонних в пределах видимости. Сейчас на площадь выбежал отряд стражников, которые с криками понеслись к верблюду.

— Кажется нам пиздец, — прокомментировал Одиссей.

— Ну вот. Так я Ленку и не увижу, — вздохнул Менелай.

— Если сможешь пХГидвинуться к щели – увидишь, — заметил царь Итаки и тут же отлетел в сторону, отброшенный заинтригованными Агамемноном и Неоптолемом. — Ай! ПидаХГасы, больно!