Только я слез с брички, лейтенант заявил: «Пойдете на МТФ». Это поближе к передовой. Оттуда, очевидно, направят в бой, который сегодня предполагается. Горского В. отправили с завтраком на передовую, а потом оставили там. Вот тебе и отдых!

Сейчас за два дня переобулся. Портянки совершенно мокрые, т. к. ботинки пропускают воду через кожу.

28 ноября 1942 г.

Только сегодня получил относительную возможность сделать самую краткую запись.

Пять дней находился вместе с В. Горским на МТФ, в двух километрах от Ламбины – передовой линии. Нас не послали на передовую, а оставили в распоряжении старшины. Мы не имели ни минуты покоя и делали все что угодно. Стояли часовыми, патрулировали, делали печи, вставляли рамы и стеклили их, делали двери, столы, доставали и рубили дрова, носили на себе в термосах и возили лошадьми на вьюках завтраки, обеды и боеприпасы на сопку Ламбину.

Это очень трудная и опасная дорога. Страшный подъем, грязь почти в колено, рвущиеся мины противника по дороге, пулеметный и ружейный огонь. Горскому прострелило фуражку. Мы ужасно уставали, всегда были мокрыми и грязными, т. к. лил дождь и была страшная грязь. Спали тоже в грязи, на полу. Мерзли и спали очень мало – 2–3 часа в сутки.

19–20–21 велись бои за Ламбину. Наша часть потеряла из 40 человек – 23 человека убитыми и ранеными и, кроме того, несколько человек обморозили ноги и совершенно застыли. Сейчас половина Ламбины у румын, половина у нас. Обе обороны очень близко, и потому постоянно ведется стрельба, особенно минометная и пулеметная.

Насмотрелся я на раненых и наслушался стонов и криков страдающих людей.

20 ноября выпал первый снег. Я всегда любил первый снег, и даже в этой жуткой обстановке он меня обрадовал. Но снег полежал только день и растаял. Снова пошли дожди.

Жалко бойцов, находящихся в обороне на передовой. Они лежат в неглубоких окопах, которые постепенно наполняются водой. Бойцы обмундированы плохо, питаются тоже плохо (2 раза в день макаронный или перловый суп), лежат в грязи, вечно мокрые, дрожат от холода и страдают. Когда они приходят обогреваться на МТФ, то у них пухлые, примороженные ноги, которые ноют и причиняют огромные страдания. Интересная деталь. Перед боем бойцы сразу съедают весь хлеб – 900 граммов, не оставляя на обед, считая, что из боя не вернешься живым, и хлеб пропадет. В этом много суровой правды.

С 19 числа началось наступление Красной Армии на Сталинградском участке фронта. Оно шло успешно и всех нас радовало. Но, судя по сегодняшней сводке, наступление остановлено, и враг перешел к упорной обороне. Подробностей не знаю, т. к. газет здесь нет, радио тоже нет. Нам передают только скудные сведения по телефону из штаба армии.

Позавчера нас с Горским отправили назад в станицу для охраны штаба. Мы первым делом помылись в бане и избавились от вшей, которыми в достаточной степени запаслись на МТФ. Стали жить в комнате и спать на топчане. Наши обязанности: охрана, уборка, топка печей, связь. Работа сравнительно хорошая. Одна беда, что нам приходится очень мало спать.

30 ноября 1942 г.

Вот уже несколько ночей кряду я вижу во сне Марийку, чаще всего с Милочкой. Подробно снов не помню, но позавчера предавался с нею страсти нежной, а вчера разговаривал о Якове. Она сказала, что он в Одессе, куда перевели их учебное заведение. Вообще ее во сне вижу всегда гордой и недоступной. Надо попытаться сегодня написать ей письмо. Я не знаю, находится она на советской или оккупированной территории.

Позавчера ночью, когда я стоял на посту, вдруг возле дома упало и разорвалось 2 снаряда в 10:30 вечера. Один из них упал возле соседнего дома и кого-то ранил.

Вчера днем в нашем расположении падали мины. Их упало штук 12. Рвутся снаряды и убивают людей.

Вчера по телефону начали было передавать сводку о том, что наши войска прорвали оборону в районе Великих Лук и Ржева в Калининской области по фронту в 80–40 км. Связь оборвалась, и сводка была не дописана.

Позавчера ночью дул ужасный ветер-моряк и лил всю ночь проливной дождь. От этого речка Афипс разлилась, нам не подвезли продуктов, и мы весь день сидели без хлеба. Сегодня тоже без хлеба, т. к. вода в реке не спала, и доставить продукты нечем.

Вчера ходил к прежней хозяйке, А. И. Олех. Обедал у нее хороший фасольный суп со свининой и овсяную кашу с молоком. Простился с Аксютой и Халициди. Их осталось всего 11 человек. Остальные ушли в военкомат. Сегодня эти 11 человек на рассвете пошли в тыл. Это уже в который раз. Мне кажется, что они вновь вернутся с обороны. По рассказам ребят, Верхнежировский со многими из них беседовал и два дня тому назад отправился в штаб партизанского отряда. Науменко чувствует, что отряд могут распустить, а его расстрелять за растранжиривание базы, и поэтому повел ребят, хотя ни у кого из них нет ни продуктов, ни хлеба. Кухаренко, побыв на обороне и посмотрев на бой, в котором участвовали и наши ребята, ушел из отряда, сволочь такая. Ребята возмущены шпионской деятельностью Подольского. Он доказывал на них командованию. Кстати, меня помог съесть тоже он. Первоначально предполагалось отправить меня в военкомат, а не на передовую, как было сделано после его доносов о наших беседах по поводу командования отряда.

Последние дни мучает двухсторонний ишиас и ревматизм во всех суставах. А обмундирования еще не дали. Наверное, я скоро совсем слягу.

3 декабря 1942 г.

Меня почему-то возненавидела хозяйка. Она, как кобра, жалит меня каждую минуту. Никогда я не встречал такого отношения к себе. Главное, что я не вижу причин этому. Я вынужден был перейти в дом напротив. Это не так удобно, потому что трудно сменяться с Горским (он вечно просыпает), но ничего не сделаешь. Теперь я не хожу к ней, но стоять приходится у нее в коридоре, т. к. здесь штаб, и ее козни продолжаются.

Был у А. И. Олех. Хорошо обедал. Вчера нам стали выдавать водку – гадкая. Я не могу пить. Сегодня нам выдали шинели, наконец.

7 декабря 1942 г.

Вчера меня вызывал для беседы начальник особого отдела. Мы беседу с ним не закончили, будем продолжать сегодня. Вчера же встретил Верхнежировского. Он пришел с приказом об аресте и предании суду командира и комиссара отряда за незаконную передачу бойцов воинским частям, за обмен оружия на водку, за разбазаривание имущества, за бытовое разложение и нежелание идти в тыл. Верхнежировский говорит, что Подольский и командир отказались идти в тыл. Верхнежировский попросил меня написать характеристику отряда и написать о незаконной передаче нас в воинскую часть. Вчера он беседовал с начальником особого отдела, а сегодня сказал мне, что собирается говорить с Любимовым, командиром, об откомандировании меня в распоряжение крайкома партии.

Сегодня снился мне страшный сон. Будто я иду в одной руке с портфелем в своем пальто, а в другой несу черный резиновый мяч для Милочки. Вдруг я мяч уронил, а его подхватили беспризорные мальчишки. Я положил мой портфель, а сам бросился за ними и двоих поймал. Но у них мяча не оказалось. Я пустил их и бросился к портфелю. Но и портфеля уже не оказалось. Мальчишки бежали к памятнику Ленину. Перед самым памятником была глубокая яма, вроде погреба. Оттуда торчала лестница. Мальчишки нырнули в яму и стали закрывать вход какими-то гнилыми досками. Я доски разбросал, а мальчишки стали намереваться [напасть] на меня. Я вырвал из рук одного кол и стал спихивать мальчишек в яму, чтобы влезть туда самому, но на месте спихнутых появлялись новые. Мне сказали, что их 29 человек. Наконец я спустился в яму. Там было огромное помещение, вроде внутреннего устройства мельницы, с узенькими проходами между колес и шестерен. Ни мяча, ни портфеля я не нашел, хотя мне сказали, где они упали, где найти, и даже окликнули того мальчишку, у кого они были. Я видел, что промелькнула группа, и боялся, что они понесут менять мой портфель, и побежал туда. По пути встретилась мне заведующая Ейским детдомом Храмова. Она несла в дырявой корзинке бублики и пряники и роняла их на пол, а потом высыпала их в какой-то желоб, ведущий вниз. Она сказала, что это подарок тем воспитанникам, которые отправляются в армию. Их 2 человека. Это те, которые мне сказали, что мальчишек 29 человек.