Ехалы козакы из Дону до дому,
Пидманулы Галю, забралы з собою.
Ой, пойидым Галю з намы козакамы,
Краще тоби буде,
Чим у ридной мами.
Ой, ты Галю, Галю молодая.
Краще тоби буде,
Чем у ридной мами.
Галя согласилась,
На виз почипылась,
Тай повезли Галю
Темными лесами.
Привязали Галю
До сосны косамы.
Ой, ты Галю, Галю молодая.
Та пошли по лесу, посбирали хмызу,
Пидпалылы сосну, вид гори до нызу
Ой, ты Галю, Галю молодая.
Пидпалылы сосну, вид горы до низу
Горыть сосна. Горыть, горыть та палае,
Крычить Галя криком,
Крычить промовляе.
Сосна догорае, Галя промовляе,
А хто у лысе чуе, нехай порятуе.
Ой, ты Галю, Галю молодая.
А хто дочок мае,
Нехай научае,
Тай темной ночью гулять не пускае.
Обизвався козак:
Я в поле ночую,
Я твий голосочек
Здалека почую
Ой ты Галю, Галю молодая.
Я твий голосочек
Здалека почую.
[Тетрадь № 2.] Война с Германией.
С 1 января 1943 по 26 февраля 1943 г.
Кубань: станица Крепостная, ИТК70, станица Калужская
1 января 1943 г.
Вчера вечером все были злы и хмуры: очевидно, каждый припоминал прошлые встречи Нового года и хотел выпить.
Но встречать Новый год было не с кем и не с чем. Выпить тоже ничего не было. В половине двенадцатого меня отпустили домой. В 12 я уже спал.
А в половине первого по всей обороне началась страшная ружейно-пулеметная и минометная пальба. Я оделся, обулся и только потом заметил, что не одел теплых брюк. Переодеваться было некогда, и я брюки положил в сумку и ушел к месту работы. Все спали, за исключением дежурившего телефониста, который переписывал песни из песенника и отчаянно ругал клопов, которых он обнаружил даже в штанах.
Он сообщил, что на обороне пока ничего необычного нет. Я закурил и ушел на квартиру. Но квартира оказалась запертой. Моя хозяйка вообще не живет дома, а уходит к своему отцу-кузнецу, который в хате сделал двухскатный дзот из толстых бревен, железных осей, лемехов от плугов и другого толстого железа. Все боятся и при первом выстреле прячутся в это сооружение. Мой хозяин ранен в руку и списан из армии. Он ужасно боится, на рассвете угоняет корову в горы, в лес, возвращается домой вечером и живет тоже у тестя. Ночует дома он, по-моему, только из‑за меня.
Только я ушел, хозяин запер квартиру и поскакал к тестю. Возвратившись и постояв у запертой двери, я решил, что за хозяином не следует идти. Я вернулся в учреждение, где разулся, надел теплые брюки, на небольшом столе расстелил фуфайку, под голову положил вещмешок, укрылся шинелью и лег спать. Было неудобно, ног вытянуть было нельзя, тело затекало, немело от жесткости, но все же до утра кое-как спал.
Так неудачно у меня начался Новый год. Правда, вечером у тестя хозяина я хорошо поужинал (борщ со свининой, мясо с картошкой, 2 кружки кофе). Я как раз получил мягкий хлеб и 350 гр. сахару на 10 дней. Питаюсь из общего котла с хозяином, хлеб мой ест и его семья, а я их «мылай». «Мылай» – это хлеб, сделанный из смеси кукурузной муки и вареных и мятых – картошки, тыквы и бурака. Когда мылай горячий, он ничего, но когда застынет – крошится и невкусен.
Сейчас вечер 1-го. Все хотят выпить. Но водки дали по 50 гр. Это только раздразнило, и поэтому все злятся и огрызаются друг на друга.
4 января 1943 года
Я нахожусь на пути от ИТК в Крепостную, сижу на вершине перевала, который недавно преодолел.
Вчера меня послали из Крепостной в ИТК в 11:35. Это 18 км. Погода была прекрасная, и я этому обрадовался. Приятно сделать небольшое путешествие после сидения на одном месте. Я поехал с подводой и закаялся. Ехать мне пришлось всего км 3, а потом одна из 3 лошадей пристала71 и даже не могла идти за подводой. Мы мучились с ездовым, попеременно ее подгоняя.
Идти было очень тяжело. Вся глина оттаяла, налипала на обувь, и нам нельзя было ног поднять. Они были как гири. На беду английские ботинки, которые за день перед этим получил, сдав свои разодранные, оказались на меня короткими. Я на 2/3 уменьшил портянки, разорвав их, и все равно это не помогло. Мои большие пальцы упирались и горели как в огне. Добрались мы до ИТК часов в 5 вечера.
Я быстро сделал то, что мне нужно было, покушал галушек, которыми нас угостил боец, находящийся на перевалочном пункте, и хорошо и спокойно спал до 4:30 утра. Затем обменялся ботинками с бойцом. У него был на номер больше. Покушал вновь галушек, и часов в 7 мы двинулись обратно.
Пройдя 5 км, свернул с дороги и пошел горной тропой. Взбираясь на перевал, вспотел, пришлось снять шинель, фуражку, расстегнуть пуговицы в стеганке и гимнастерке.
Прекрасное солнечное утро, свежий горный воздух. Ботинки хороши, и я жалею, что вчера испортил свои большие портянки из одеяла. Тропа замечательная. Грязи нет. Мне осталось до Крепостной километров 6. По этой тропе сократил путь километров на 5.
Позапрошлую ночь мне снился Юра. Подробностей не помню, но знаю, что мы с ним покупали колбасу. Потом снилась Тамара Андреевна, милая и ласковая. Мы с нею шли с какого-то гулянья мимо танцевальной площадки.
Прошлую ночь она опять снилась, уже в какой-то военной обстановке. Она вновь была милая и заботливая и проводила меня через какие-то проволочные заграждения. Позавчера Лида72 тоже снилась и тоже хорошая и заботливая.
7 января 1943 г.
4-го, когда я подходил к Крепостной, разразилась ужасная орудийная и минометная пальба по линии обороны. Среди ущелий трудно ориентироваться, и я немного растерялся – мне подумалось, что я иду не той дорогой, не в Крепостную, а в район, занятый немцами. Я остановился, закурил, потом встретил одного бойца, который объяснил, что я иду в Крепостную.
Начальник вынес мне благодарность за хорошее несение службы и выполнение задания. Я ответил, что служу Советскому Союзу. Получили денежные награды или благодарность – Мисюра, Горлицкий, Романов, Пушкарский.
5‑го и в последующие дни чувствовал себя плохо. Застудил легкие и почки. Болею и сейчас.
Вчера была интересная сводка Информбюро. Взяты Нальчик, Прохладная, Котляревская – знакомые места.
Опять снилась Тамара Андреевна. Будто в педучилище был вечер зимой. Т. А. шла туда по улице в черной меховой шубке и шерстяном шлеме. Ее встречали наши учительницы. Они окружили ее и шли, пятясь задом. Я боялся подойти к ней, потому что перед этим Лида поругала меня за что-то и сказала, что Тамара сердится. Но я видел, что она смотрит в мою сторону и, очевидно, хочет встретиться со мной.
Потом я был в педучилище, строго, как директор, осматривал библиотеку, гонял Евгению Петровну, отдавал распоряжение топить печи. Потом Константин Федорович Бондарев угощал меня в кабинете вином и бутербродами с колбасой из французских булок. Я собирался угощать и Тамару, и Лиду, но видел, что вина и бутербродов мало, и ругал Константина Федоровича.