Ты сказал сейчас хорошую фразу, Макс. Тебе здесь спокойно и уютно. Такое место притягивает, именно в таком месте хочется жить, правда?

А ещё у каждого человека есть место, где он родился, и оно тоже притягивает каждого нормального человека. Хотя не всегда на родине человек может себя чувствовать спокойно и уютно… Место рождения даётся человеку Богом. Место жительства человек выбирает себе сам.

Ты ведь уже слышал рассказы про остров, карту которого видел у Дядинцева? Он давно скрылся под водой. Место и моего рождения, и моего отца – Перт. А мамы – филиппинский остров Палаван. Но только на острове Сент нам всем было как нигде спокойно и уютно. В последний раз мы отправились на Сент, когда мне было почти двенадцать. «Диана» не смогла даже пристать к берегу: пирс уже ушёл под воду. Мы просто постояли на якоре, развернулись и ушли. Мама весь обратный путь проплакала в каюте. На отца тоже было больно смотреть, хотя он изо всех сил старался не подавать виду. Но больше всего меня поразили слёзы на глазах Константина и Андрея, русских альпинистов, которые тогда мне представлялись древними стариками. Им было немного за шестьдесят.

Вспоминаю сейчас то, что я прочитал о Второй мировой войне. Для людей Советского Союза, а теперь России, она называется Отечественной и Великой. Последнее слово – неслучайное; это – масштаб трагедии. Знаешь, что я подумал? На этой огромной территории у каждого её жителя место рождения своё, особенное, иногда абсолютно непохожее на другие города и деревни. Но когда началась война, Родиной для всех русских стала вся, одна на всех огромная страна. Это слово стало обозначать не просто место рождения, даже не просто всю территорию страны. Это смысловое, ментальное пространство.

Те, кто это пространство считает своим, в России навсегда. Несмотря на пережитые трагедии. А те, кто не смог простить обид, отпочковались… Может, им стало лучше. Может, нет.

Джеральд замолчал, Макс тоже молча переваривал услышанное. Через несколько минут Джеральд продолжил:

– Когда я это всё… прочувствовал, что ли… я решил отказаться от карьеры военного. Чтобы не воевать против России. Я написал рапорт. И меня тут же осудили за измену и дезертирство во время военных действий. Но оказалось, что даже среди высших чинов флота есть трезвые люди. Под их давлением и правительство стало поддаваться. Война Австралии с Россией прекратилась. В общем, меня вернули на флот.

В моём экипаже как в капле воды отражается всё человечество. Кто-то служит за деньги, и ему всё равно, в кого пульнуть торпедой. Есть те, кто настолько пропитан ненавистью к русским, что переубедить их невозможно. В этой ненависти нет логики, нет причин. За что, например, может один человек ненавидеть другого, который ничего плохого ему не сделал, если они к тому же незнакомы? Это клиника. Шизофрения, амок, что там ещё может быть. Я не психиатр, чтобы ставить диагнозы. Командир лодки в их числе. Есть несколько человек, офицеров и матросов, которые поддерживают мою точку зрения. Нас немного, но больше, чем явных сторонников командира. Я приехал сюда, к деду, чтобы убедиться, что правильно понимаю его и ситуацию. А ситуация, которую готовят твой отец и его покровители, препаскудная.

– Убедился? – спросил Макс.

– Больше того. Я понял, что сейчас практически всё население нашего шарика оказалось в роли того человека, которому надо защитить свои дом и семью. Значение слова «родина» для всех землян расширилось сейчас до размеров планеты. Не все, однако, это знают и понимают.

Скажи мне, Макс. Выбор, который ты сделал, он окончательный? Это непростой выбор. Наверное, тебе было даже труднее, чем мне.

– Да, – ответил Макс. Он непроизвольно плотно сжал губы и смотрел вперёд и вдаль.

– Я опять уйду в поход. Он продлится месяца четыре или больше. Может получиться так, что мы с тобой больше не встретимся. Что за это время может случится всё, к чему мы стараемся подготовиться. И исхода чего не знаем. Ты, очевидно, скоро будешь в резиденции «ГТК», в центре принятия решений…

Макс вопросительно смотрел на Джеральда, ожидая, что он скажет дальше. А Джеральд пока молча и восхищённо любовался возвышающимся впереди, в трёхстах метрах, и застилающим полнеба величественным бело-золотым храмом.

– Знаешь, Макс, интуиция редко меня подводит. Наследственное, видимо. Кажется, мне придётся принять участие в спасении человечества, как и деду. Тоже, может быть, наследственное. Запомни то, что я сейчас скажу, вдруг пригодится. Код, по которому можно выйти на связь с моей лодкой, даже по незащищённому каналу, простой: SHARK 083 JC 7548.

– Андрей, я всё забываю, у нас разрешена Конституцией смертная казнь или нет?

– Что, так достало?

– Можно я не буду произносить этих слов в этом здании? Вот когда мы вместе пойдём с работы домой. Самое непоправимое то, что этим бездельникам ничего нельзя предъявить.

Ты же знаешь, когда мне поручили возглавить «Надзор», я не сопротивлялся. Но сейчас я понимаю, что мне легче было вытерпеть любые пытки от инопланетных сэров, чем сейчас – улыбки иных сопланетян. Мало того – сограждан! Мало того…

– Виктор, успокойся. В твоём возрасте вредно так волноваться. Хочешь двести граммов коньяка? Я знаю, хочешь. Нету. Есть водка. Будешь?

– Нет. Водка без закуски – не в моих правилах. Ты понимаешь, проблемы-то возникают на пустом месте. Как говорится, пришла беда, откуда не ждали. Крейсер «Москва» должен через три дня выходить в море, а я только завтра получу последние комплексы спутниковой связи. Ещё доставить, и время нужно на монтаж. Как тебе нравится: этот Варламов из НИИ мне отвечает, что по инструкции от 2018 года, которая до сих пор не отменена, проверка должна быть согласована ещё в двух инстанциях? Или он раньше этого не знал? Если знал, почему не говорил никому, что на проверки отводятся такие сроки, за которые проверяющие два раза по очереди отпуска отгуляют? К тому же проверки чисто формальные, за последние пять лет не было ни одного значимого замечания. Табельное не буду с собой брать. От греха.

– Правильно, завтра не бери. Возьмёшь в следующий раз. Да, приходил твой внук. Говорил, ему нужно выехать раньше, в шесть. Иди, вроде успеваешь.

– В шесть? Да, вроде успеваю. Знаешь, неспокойно мне за него. Как, впрочем, и за всех нас. Кстати, Андрей, как насчёт информации о том, почему взорвались два самых крупных склада, пороховой и топливный, во Флориде? Не удалось ещё разузнать что-нибудь?

– Известно только, что неизвестного происхождения молнии откуда ни возьмись воткнулись в эти склады, хотя молниям просто невозможно причинить им вред. Мистика.

– Мистика ещё в том, что на топливном складе как раз было топливо для «Шерхана», а пороховой находится в трёх милях от знакомой нам виллы в Сент-Пойнте. И взорвался он как раз перед нашей десантной операцией, что нам сильно помогло, поскольку отвлекло внимание кротовцев. Знаешь, мне кажется… Может, они забили в поисковике Нета имя Саид и им порекомендовали посмотреть «Белое солнце пустыни»?

– Шеф, кажется, мы нашли вашу жену. Она засветилась на чип-контроле в Москве, в главном филиале «Эй-Эй-Пи». Это австралийская зелёная ферма. Случайно, видимо, кто-то слил в их сеть данные по сотрудникам. А может, по глупости, но это уже неважно. Что будем предпринимать?

– В Москве? Я чувствовал, что это их рук дело. А пацана моего нашли?

– Нет. Может, надо послать туда нашего человека, чтобы последил за ней? Они же наверняка общаются.

Майкл смотрел на Джона и молча потирал пальцами лежащих на столе вытянутых рук.

– Нет, ничего не будем предпринимать, – сказал он через минуту. – Они ничего не знают, стало быть, бесполезны для них и неопасны для нас. Скажи лучше: Хорши уже вернулся из Ванкувера? Пусть доложит, не зря ли потратил время на поездку и что успел сделать по нашей программе. Завтра, когда соберём Совет.

Выходя от шефа, Джон в дверях почти столкнулся с высокой женщиной с грубыми чертами лица и с сиреневыми прямыми волосами.