Тот повиновался и уныло побрёл к своей кушетке.

– Балкон в твоей палате я отныне распоряжусь закрыть! – заявил доктор ему вслед. – Твоя миссия заключалась в том, чтобы оповестить персонал, когда она придёт в себя. И только! Ты мне что обещал? А получается, что тебя, Балабанов, нельзя даже на час самого-то оставить без присмотра!

– Я больше не буду! – быстро проговорил Ганс.

– Ступай в свою палату, разговор у нас ещё не окончен! Позже дообсуждаем…

Гансик, который хотел было присесть на кушетку, снова встал и, понурив голову, пошёл к выходу из помещения.

– Вы уж извините, – повторил доктор, провожая Элю до её места. – Будьте добры, прилягте, вам пока необходим постельный режим.

– Мне срочно надо позвонить! – строптиво заявила Эля, тем не менее выполняя просьбу доктора. Она легла на кушетку и прикрылась простынёй.

– Безусловно! – Доктор посветил девушке маленьким фонариком в зрачки, потом ощупал шею под скулами. – Меня зовут доктор Краузе, – отрекомендовался он, закончив с мини-осмотром. – Я главный врач этой частной клиники.

– Краузе? – в некотором оцепенении повторила Эля. – Не Эрих ли, часом?

– Верно, Эрих, но откуда вы…

– Угадала почему-то… – не стала вдаваться в подробности девушка. – А я – Элис.

– Я знаю, – краешками губ улыбнулся Краузе. – Элис Герцена, подданная РФ. Собственно, поэтому вы и здесь. Я не мог пройти мимо соотечественницы, которая попала в беду.

– Вы тоже русский?

– Не совсем. Я родился в Нидерландах, но учился в Москве. В нашем роду до сих пор очень сильны русские традиции, а многие родственники живут в России. Я взял за правило помогать в первую очередь соотечественникам, поэтому в моей клинике всегда много русскоязычных пациентов.

– Типа Балабанова?

– Да, и его тоже. – Док еле заметно поморщился.

– Так что со мной случилось?

– Пока однозначно сказать нельзя. – Краузе покачал головой. – Надо дождаться результатов исследований. Вы внезапно потеряли сознание, но это не совсем похоже на стандартный обморок.

– Доктор, – подбородок Элис вдруг задрожал, – вы что, чего-то недоговариваете? У меня что, рак?

– Да что вы! – Краузе даже всплеснул руками. – Прекратите! Ни о какой онкологии речи даже не идёт. По истечении пары дней я дам вам квалифицированный предварительный диагноз. Но никаких предпосылок к чему-то серьёзному я пока не вижу.

– Значит, я могу идти?

– Элис, вам требуется покой. Я организую вам связь по Интернету, вы сможете решить все срочные дела дистанционно. Поверьте, я пекусь прежде всего о вашем самочувствии!

Эля внезапно вспомнила о решётке на балконе.

– Но вы же не хотите сказать, что я здесь, если можно так выразиться… э-э-э… закрыта?

– Да что вы! – снова возмутился док. – У меня нет ни малейших оснований держать вас тут насильно. Ваша доставка в клинику из аэропорта согласована с официальными лицами. Вас никто не ограничивает в передвижениях! Вы хоть в эту секунду можете покинуть стены клиники, но… зачем? Чтобы часом позже свалиться без сознания в какую-нибудь придорожную канаву? Нет ничего важнее здоровья! За пару дней никуда ваши контакты не убегут, зато мы дадим вам уверенность в завтрашнем дне. Возможно, назначим щадящее амбулаторное лечение. Но для этого надо немного потерпеть.

Элис некоторое время помолчала, раздумывая.

– Ну, если вы дадите мне телефон…

– Обязательно дадим, я распоряжусь. Правда, у нас тут мобильная связь работает нестабильно, клиника находится, так сказать, на отшибе. Но если постараться, дозвониться можно! – Краузе ободряюще улыбнулся. – Вы поймите, у вас ведь нет местной медицинской страховки, из любой муниципальной больницы вас бы отправили на улицу, как только вы пришли бы в себя. Я же, учитывая обстоятельства, беру вас на полный пансион. Абсолютно для вас бесплатный! Таких условий вы в Амстердаме больше не найдёте.

– С-спасибо…

– Отдыхайте и набирайтесь сил. – Краузе отечески похлопал Элю по руке. – А меня ждут другие пациенты, как вы понимаете. Приятно было познакомиться!

– Взаимно, – пробормотала Элис, погружаясь в некое задумчивое состояние. – Взаимно, – повторила она уже в спину удаляющегося доктора.

Амстердам, 15 сентября 1889 года

От Винка Эрих отправился прямиком в канцелярию, откуда хмурый Карл Брендон повёл его в хранилище вещдоков и долго гремел связкой ключей, отпирая железную решётчатую дверь.

– Инспектор приказал только показать, – угрюмо сообщил он, исподлобья поглядывая на внештатного судмедэксперта. – Навынос не дам.

– Не показать, – поправил дежурного Краузе, – а осмотреть и поработать.

Брендон глянул на Эриха подозрительно, но промолчал. У Карла постоянно был такой вид, будто у него только что отобрали любимую конфетку.

– Оба будете смотреть? – спросил он, выдвигая один из ящиков стеллажа.

– В каком смысле? – не понял Эрих. – Там что, не одно письмо?

– Два.

– А ну да, разумеется! – будто бы «вспомнил» Краузе. – Разумеется, оба! – поспешно добавил он.

– Одно нам отдал адвокат-жених. Второе мы нашли обыском у самой потерпевшей в доме. Как я понимаю, она его написала, но так и не отправила. Ван дер Берг его в глаза не видел.

– Любопытно, любопытно… И якорь тоже!

– Якорь на другом складе, он же весит фунтов тридцать!

– Что ж поделать. Я устроюсь вон там. – Эрих указал на маленький столик, притулившийся в углу хранилища. На столе стояла керосиновая лампа, а рядом – трёхногий табурет. – А вы пока мне его принесите.

Брендон поджал губы, но перечить не стал.

Вскоре Краузе разложил на столешнице два полученных документа, а Карл притащил-таки и поставил у ножки стола тот самый якорь, что полицейские изъяли на причале.

После того как дежурный удалился, Эрих приступил к детальному осмотру. Через какое-то время он раскрыл свой саквояж и извлёк из него обычную канцелярскую лупу.

Писем действительно оказалось два. Одно, неотправленное, которое нашли у Эммы де Беккер, датированное 12 сентября, и второе, от 14 сентября, что отдал полиции Симон и о котором упоминал Винк.

Текст второго был короче и лаконичнее.

«Beste Simon! – писала Эмма характерным наклонным почерком. – Ное triest het оок is от и hierover te informeren, maar ik vertrek morgen voor een lange reis. Incognito. Mijn vader weet er niet eens van. Ik verzeker и dat er geen andere man bij betrokken is. Het is gewoon mijn keuze, die ik heel bewust maak. Zoek me alsjeblieft niet! Ik verontschuldig me dat ik je avances niet rechtvaardigde. Tot ziens! Altijd van jou, Emma. 14.09.89»[1].

Первое письмо оказалось более красноречивым.

«Beste Simon! Er is zoveel opgestapeld de laatste tijd, er zijn zoveel dingen gebeurd dat ik een beetje in de war ben. Ik wil onze overeenkomsten op geen enkele manier vernietigen en ik ben bereid, zoals voorheen, met и mee te gaan tot het einde. Maar ik heb wat meer tijd no dig от mezelf op te lossen. Allereerst in jezelf! Jij hebt er niets mee te maken, net zoals elke andere man er niets mee te maken heeft! Het is alleen ik en de ongewone omstandigheden die plotseling mijn hoofd raakten. Ik weet dat je me niet laat beledigen, maar er is nog geen belediging. Ik moet alleen een paar dringende problemen oplossen en misschien een paar dagen weg. Neem het alsjeblieft niet allemaal ter harte. Alles zal beter worden, en we zullen weer van elkaars gezelschap kunnen genieten, zoals voorheen. En ik hoop dat het zal zijn na ons huwelijk. Altijd van jou, Emma. 12.09.89»[2].

– Интересно, почему же она его так и не отправила? – спросил Эрих сам у себя вслух. – Вроде бы ничего криминального и конкретного. Мало ли у кого могут возникнуть проблемы…