Они скрестили оружие со звонким звуком — раскаленный меч соприкоснулся с Трезубцем.

— Отзови людей! — Закованный в броню Арес кричал, ибо из-за шлема с красным плюмажем слышал хуже, чем обычно. — Неужели солнце напекло тебе голову, и ты позабыл о нашем уговоре?

— Дражайший племянник, спешу напомнить, что в нем не упоминался союз как таковой. — Повелитель морей и океанов сверкнул белыми зубами сквозь черные волосы, скрывая недоверие — он опасался, что уже занес ногу над капканом, поэтому не спешил делать шаг вперед. — Пришло время исполнить истинно задуманное.

Арес ненавидел проявляемую к нему надменность дяди и отца, вечно делавших вид, будто они чем-то лучше него. Однако сейчас препираться было некогда — он кивнул, проглотив упрек.

Боги миновали сражающихся, пройдя мимо них с краю всего в нескольких ярдах. Все они как один, стоило им только увидеть приближающиеся громадные фигуры, тут же прекращали кровопролитие и, удивленно глазея, сторонились, особенно солдаты Зевса. Те Герои, что потеряли голову и набросились на них, в самом деле лишились ее, покатившись по земле с обрубком вместо шеи — жалкие доспехи не были способны уберечь своих носителей от легендарного оружия, выкованного Великим кузнецом Гефестом на Олимпе многие тысячелетия назад.

Титан, некогда признанный Анаксом Богов, а затем потерявший этот титул вместе с домом, стоял с высоко поднятой головой, смотря на битву таким властным взглядом, будто до сих пор правил всем миром. На его лицо ниспадали роскошные белые волосы, столь же яркие, как молнии, а легкая ухмылка, за которой всегда скрывались жестокость и холодная расчетливость, кривила губы. Аккуратная белая борода длинной всего в пару дюймов завивалась и прятала за собой могучую челюсть и твердый подбородок. Зевс был закован в грозные латы, украшенные на кирасе незатейливым узором, и держал правую руку на навершии спрятанного в ножны меча, который редко пускал в ход, предпочитая отнимать жизни по-старинному. Родственников он встретил без страха, одарив их милейшей улыбкой.

— Мой дражайший старший брат и любимый сыночек. — Его голос грохотал, словно раскаты грома в завывающую бурю. — До чего же долгожданная встреча! Приближенные не дадут соврать, я уже лез на стены от тоски по вам!

— И верно, пролетели года, — согласился Посейдон. — Как твое плечо? Надеюсь, жуткая рана затянулась быстро и не доставила много хлопот?

— Говоря по правде, она оказалась пустяковой, но благодарю за заботу — это очень любезно с твоей стороны. Помнится, ты тоже не ушел без подарка. Твоя нога, поджарившаяся дочерна, должно быть, так и не зажила?

— Не льсти себе, брат.

— Ваши речи недостойны Богов, — прорычал Арес.

— Сын, помолчи, пока взрослые разговаривают.

Такого унижения Бог войны терпеть не стал: он рассек воздух клинком и направил нарисованный огненный росчерк в сторону обидчика. Зевс засверкал глазами и отяжелевшей рукой направил возникший из ниоткуда порыв ураганного ветра в сторону, отведя от себя пламя.

— Не торопись размахивать оружием и хорошенько меня выслушай, если не желаешь получить удар в спину. — Взор Титана до сих пор полнился молниями.

— Даже не начинай! — Его брат свел густые брови к переносице и оскалился.

— В пустыне ты не так страшен, как посреди океана, поэтому тоже внимай. По какой причине вы оба пришли к мнению, что я не имею никаких договоренностей с одним из вас? Что бросившись вперед, вы не окажетесь между молотом и наковальней? Неужто считаете меня последним глупцом, который не владел знаниями о спешно образованном союзе и не предпринял никаких мер безопасности? А, может, полагаете, будто сроки, в которые одному поступили сведения, а другому было доставлено письмо, случайно не оставили времени на здравые размышления?

Боги недобро переглянулись.

— То-то же и оно! Вы не можете доверять друг другу.

— Ты пустослов, младшенький! — Посейдон обладал достаточным опытом в тысячи и тысячи лет, чтобы разуметь наверняка — Зевс лжет.

— Рискни!

И несмотря на это, Владыка подводного мира не посмеет выпустить племянника из поля зрения: Арес, не питающий любви ни к одному из выживших кровных родственников, не станет мешкать, когда усмотрит возможность избавиться от любого из своих заветных врагов. Они встали треугольником, повернувшись лицами в центр — все вернулось на круги своя.

Металл заскрежетал, и осколки от ломающихся кромок полетели в лица жмурящихся воинов вместе с горящими искрами. Ослабив натиск, Икарос намеренно принял удар в плечо, и меч неприятеля соскользнул с гладких доспехов, не нанеся юноше никакого урона: заполучив достаточно свободы для маневра, последний пнул смуглого мужчину в живот, и тот, не сумев совладать с весом брони, неуклюже повалился наземь. Кровь обильно стекала по левой руке Каро и, промочив рукав насквозь, капала на пожухлую траву. В пылу боя он не заметил, когда получил ранение, однако сейчас запоздалая боль в плече нагнала его, вынудив сжать зубы покрепче.

Приподнявшись на локтях, запыхавшийся Герой сделал мимолетное движение пальцами и выпустил устремившуюся вперед молочно-голубую стрелу, за которой протянулся явственный след чудесного небесного цвета. Фило отчетливо помнил уроки кириосов и не переставал следить за кистями противников, поэтому в момент смертельной опасности успел сделать шаг вбок и уклониться от снаряда даже в тяжелых латах. Тем не менее ни ловкость, ни внимательность не уберегли бы его от второй стрелы, не подоспей на выручку союзник: тонкие струны, состоящие из блестящей на солнце всеми цветами радуги воды, обрушились на неверного протеже нескончаемым градом ударов. Большинство из струн попадало в кирасу и шлем мужчины, оставляя на них незначительные вмятины, а другие либо со свистом пролетали мимо, либо не долетали до цели из-за ответных способностей. Икарос воспользовался предоставленным шансом: зайдя врагу за спину, он поднял его голову, оголяя шею, и провел лезвием чуть ниже выступающего кадыка, перерезав артерию, из которой стало хлестать пуще, чем из крупнейших фонтанов акрополя в Триаине.

Каро не двигался и даже не колыхался, наблюдая за тем, как его руки все больше покрываются кровью. Он желал этого, он молился об этом и готовился к этому. Теперь истина ясна как белый день: поклоняющиеся Зевсу люди, взявшиеся за оружие, должны умереть. Однако в самый ответственный момент, когда жизнь человека уже была отнята, грудь юноши внезапно кольнуло. Осознание содеянного накатило волной: погибший незнакомец являлся не бездушным манекеном, а полноценной личностью, которая росла с мечтами о великих свершениях, славе и деньгах, защищала свой народ, имела преданных товарищей и, безусловно, горячо любила кого-то, возможно, даже успела обзавестись детьми, давно тоскующих по родителю и с нетерпением ждущих возвращения папы. «Разве это не прекрасно, дать им испробовать то, через что пришлось пройти мне самому? Я потерял отца из-за их дедов — пусть теперь пожинают плоды безрассудства старшего поколения!»

Стоило Фило отвлечься, как он едва не повторил судьбу Героя, позволив острию меча противника дотянуться до сочленения его доспехов на шее — отклонившись, Икарос вскинул брызнувший кровью клинок и отвел от себя смерть, но при этом пропустил оглушающий удар латной перчаткой в шлем, от которого у него на глазах выступили слезы, а уши наполнились звоном. «Конец», — успел подумать он, прежде чем из-под земли появился водяной змей, обвивший женщину, и одним мощным рывком проткнул ее мозг острым наконечником, который заменял рептилии голову.

Пришедший на помощь Димостэнис красноречиво посмотрел на подопечного: его глаза выражали разочарование и одобрение, осуждение и гордость, радость и печаль. Каро не понял, какие отныне мысли кириос имел на его счет, поэтому лишь стыдливо спрятал глаза — ему стоило осознать раньше, ради кого он сражается.

Вспомнив о потерявшихся из виду друзьях, юноша огляделся вокруг и заметил распластавшегося на песке бездыханного Кризаора, всего несколькими минутами ранее шедшего рядом. Его он защитить не сумел, а остальных было не видать. Ком подступил к горлу, а по позвоночнику пробежал мороз. Фило знал, что эмоции убьют его, поэтому попытался отречься от них и успокоиться, вспомнив все уроки, которыми его пичкали с самого детства. Пока обычных солдат обучали держать щит покрепче и выставлять копье подальше, пока им вбивали в головы, что лучше лечь в землю на поле битвы, чем нарушить строй, и что в одиночку они представляют из себя не больше, чем полдюжины крестьян с вилами, будущих Героев обучали убивать, находясь даже в самом плачевном положении. Икарос сжал рукоять покрепче и ринулся в самую гущу событий.