Про суслика.
Прекрасной Лючиэнь, как-то на день рождения, Радагаст, (тогда еще Двукарий), подарил прирученного суслика. Несчастное животное было вырвано из рук зоофилов, (зоофилам при этом не поздоровилось). Суслик оказался инвалидом. Полным. Его ротовые мышцы парализовало при рождении, и поэтому на его грустной морде постоянно сияла улыбка. Вдобавок из-за перенесенных в детстве травм, он оказался очень маленьким, не больше обычного хомячка. Назвали суслика просто и ласково - Гуимплен (человек, который всегда смеется). Лючиэнь в нем души не чаяла. Суслик жрал и спал в свое удовольствие, пока в один прекрасный день не решил прогуляться по огромным покоям своей хозяйки. Хозяйку он об этом, естественно, не предупредил. А в эту ночь к ней пришел ее кавалер, Берель. Поскольку он пришел к ней ночью, крадучись, то свет естественно не зажигали. И, надо же так было случится, он в темноте наступил на него. Берель, хотя и был легок на ногу, суслику мало не показалось. Быстро отлюбив...(вырезано цензурой)...Лючиэнь и, дождавшись, пока она пошла принимать душ, Берель зажег свечу и, едва не упал в обморок от огорчения, наблюдая за корчами суслика. Он корчился, крючился и улыбался, а умирать не собирался. Зная, как любит суслика его любимая, он решился прервать мучения зверька. Взяв любимые тапочки Лючиэнь, стоявшие возле ее ложа, он пару раз приложил суслику по ушам тапочкой. Простая такая тапочка. Суслик - на том сусличьем свете, а Берель в смятении, что делать с трупиком? На улице зима, в снег закапывать неудобно - весной сусликоубийство обнаружится, да и холодно в снегу копаться. После недолгого раздумья, находчивый Берель поступил проще - взял грызуна за лапу и выкинул в форточку. Суслик взмыл в небо и пропал в ночи. Берель радостно задернул занавеску и лег спать, дожидаясь Лючиэнь. Но представьте ужас Береля, когда утром, отдернув занавески, Лючиэнь обнаружила весело улыбающегося хомяка, застрявшего в карнизе с обратной стороны окна. Суслик застыл в распятой позе (в той, которой раздавили) и смотрел на Лючиэнь из-за стекла. И весело так улыбался.
Замок стоял высоко в горах, где был вечный холод. Окно в покоях не открывалось, начиная с середины Первой эпохи. И суслик улыбался Лючиэнь до самой ее смерти, а также ее детям и детям ее детей, до самого конца Второй Эпохи Средиземья, пока в одной из бесчисленных войн Саурона с эльфами, Черный Властелин не осадил замок, и его доблестные обитатели не начали один за другим умирать с голода. И тогда Исилдур, из последних сил державшийся на ногах, решился разбить окно. Замороженный суслик прекрасно сохранился, и Исилдур зажарил суслика на отцовском копье Айглос прямо в камине, том самом копье, которое потом сломалось в битве с Сауроном. Подкрепившись маленькой тушкой суслика. Исилдур вышел на бой с Сауроном и, ухитрился отрубить тому палец. Пока Саурон выл от боли, Исилдур, будучи все еще страшно голодным, быстро зажарил палец на огне и съел. Испуганный Саурон бежал с поля сражения, потеряв во время бегства кольцо всевластья. А нашедший его Исилдур расчувствовался не в меру и тут же назвал в честь Гуимплена залив, откуда шли поставки на экспорт чудесного рассола.
Третий день отряд шел в глубь гор, вокруг становилось все мрачнее и угрюмее. Настроение у всех становилось все гаже и гаже. Леса исчезли, а вот мошкара нет. Склоны покрывали кустарники, тропа постоянно петляла и пряталась. А в глазах Недаста еще и двоилась. Однако очень скоро выяснилось, что тропа уже облюбована не только ими. По пути им попался уже четвертый труп, заколотый в спину и валяющийся прямо поперек тропы.
- Похоже, местные достопримечательности пользуются популярностью, - глубокомысленно изрек хоббит, убедившись, что в карманах усопшего ветер свищет. - Уже четвертый турист, а от карманов вообще ничего осталось, даже подкладки. - Короче надо держать ухо востро!
Дорфаки закивали. После общения с хоббитом они стали вдесятеро осторожнее, слух стал еще более чутким, чутье обострилось до звериного, и все равно хоббит на очередном привале умудрялся устроить какую-нибудь новую пакость.
Келаст тронул поводья. Глубокое и узкое ущелье, по которому они ехали, плавно заворачивалось морским двойным узлом на юго-восток, постепенно расширяясь. Впереди расстилался туман, но подул свежий ветерок и отряд приободрился. Как оказалось зря, ибо из тумана донеслось конское ржанье. Похоже, они были в этом ущелье не одни.
- Полундра! - пискнул хоббит, опуская забрало.
- Засада! - завопил Передаст и, от испуга его конь понесся прямо навстречу опасности.
Вслед за ним тронулся и конь косоглазого Недаста. Сплюнув, Келаст обнажил свой клинок, и со словами "там коней на два триалона только" ринулся вслед за ними.
- Стойте! - завопил хоббит. - Мне Келаст вчера в карты проиграл, кому же я расписку то предъявлять буду? - С этими словами он пришпорил своего коня.
Не разобравшийся в ситуации Малыш с гиканьем вонзил шпоры в бока своего мерина, и тот, встав на дыбы, понесся вслед за всеми.
Торин вздохнул, пробормотал что-то типа "без этой мохноногой подлюги как-то скучно даже", и тоже ринулся вперед, навстречу опасности.
Они мчались настолько быстро, насколько позволял туман. Трижды они налетали на небольшие засады, но проносились мимо так быстро, что никто не успевал опомниться; крики оставшиеся позади, свидетельствовали о том, что кто-то был сбит и затоптан копытами. Все смешалось в гулком ущелье, крики раненых все еще звенели в ушах, а маленький отряд продолжал нестись навстречу судьбе. Безумная скачка длилась несколько часов, пока отряд не вылетел из ущелья в долину. Конь, мчащегося первым Передаста, с громким ржаньем запнулся об какую-то корягу, и всадник полетел в густую пелену тумана. Остальные успели затормозить, подняв коней на дыбы. Фолко каким-то шестым чувством почуял опасность и, соскочив с лошадки, внимательно всмотрелся в зыбкую пелену. Небольшая долина, где все деревья были мертвыми и сухими, изобиловала густым буреломом. Где-то там впереди, сквозь туман зоркий глаз хоббита заметил неприметную фигурку, вздымающую руки. В воздухе словно загудела невидимая струна. Послышалась заунывная мелодия, больше всего напоминающая прелюдию к началу какой-нибудь тайной оргии. Всем вокруг вдруг стало страшно. Исказившиеся до неузнаваемости лица друзей подсказали хоббиту, что медлить нельзя. Он вдруг понял, что неведомый колдун плетет странное заклинание, используя при этом звуки не то волынки, не то крики свиньи, когда ее режут тупым перочинным ножом.
