Я предполагаю, что он случайно зашел не в ту комнату.

— Ты в женском туалете.

Мужчина смотрит на меня, его глаза полны жалости и чего-то более темного. Более зловещего. Он пьян?

— Да неужели? — Его жадный взгляд скользит вверх по моему телу, заставляя меня дрожать.

Страх наполняет мою грудь, и инстинкт подсказывает мне бежать.

— Поступай как знаешь, я как раз собиралась уходить.

Я пытаюсь обойти его, но мужчина быстро перемещается, чтобы преградить мне путь.

— Прежде чем уйдешь, есть кое-что, что я хотел бы сделать. — Он проводит костяшками пальцев по внешней стороне моей обнаженной руки.

— Не прикасайся ко мне! — Я бросаюсь прочь от него, но единственное место, куда можно убежать, это дальше в комнату. Я говорю себе сохранять спокойствие и расправляю плечи. — Тебе следует уйти, пока кто-нибудь не застукал тебя здесь.

Уголок его рта приподнимается в улыбке, которая, вероятно, показалась бы милой, если бы не обстоятельства.

— Моя охрана снаружи. Эта ванная комната временно не обслуживается. У нас есть все время в мире. — Его взгляд задерживается на моей груди.

Я с трудом сглатываю, сдерживая волну шампанского и желудочной кислоты.

— Время для чего?

— Ты нервничаешь. Мне это нравится.

— Почему я должна нервничать? — Я оцениваю его, задаваясь вопросом, смогу ли я переиграть его, если он попытается схватить меня. Вероятно, нет.

— Твоя мать никогда не нервничала. — Он приближается медленно, бесшумно, как змея. — Она была цепкой малышкой. Так хотела угодить.

— Я не моя мать.

«Пожалуйста, не смотри на меня так, как будто я — это она».

Мой телефон вибрирует в клатче, и я пытаюсь вытащить его, но мужчина выбивает сумку у меня из рук и отправляет ее скользить по полу.

— О, я знаю, что ты не она. — Теперь он так близко, что я чувствую запах спиртного в его дыхании. Оукли проводит носом по моей щеке.

Мои мышцы напрягаются, чтобы бороться, но я не могу найти в себе силы пошевелиться. Я отворачиваюсь, прижимаясь противоположной щекой к стене, и крик срывается с моих губ. Он сжимает мое бедро рукой в жестокой хватке, которая заставляет меня захныкать.

Мои глаза наполняются слезами.

— Пожалуйста, не надо.

— Ты такая красивая, — выдыхает он мне в кожу.

Мое зрение затуманивается, и я моргаю, чтобы прояснить его, отчего слеза скатывается по моей щеке.

Оукли стонет и слизывает влагу с моего лица.

— Твоя застенчивость меня заводит.

— Остановись. — Слово едва слышно, потому что мои голосовые связки сжимает страх.

Он хватает мою руку и прижимает ее к своему паху.

— Почувствуй, как возбуждаешь меня. Скажи, что хочешь, чтобы я был внутри тебя. — Его горячее дыхание касается моей шеи, прежде чем его рука захватывает мое горло и сжимает. — Умоляй меня трахнуть тебя.

Меня охватывает паника. Я толкаю его в грудь, но мужчина остается неподвижным. Пытаюсь пнуть его, но облегающая юбка моего платья делает это невозможным. Дорогой шелк — это моя собственная смирительная рубашка.

— Да, — говорит он, сильнее сжимая мою шею, в его голосе слышится похоть. — Твой пульс выдает тебя. Ты хочешь меня.

Я хватаю ртом воздух, края моего зрения темнеют. Знаю, что должна оставаться в сознании, если хочу получить шанс сбежать. Вопреки желанию моего тела сбежать, я заставляю себя расслабиться, мои мышцы расслабляются, а руки опускаются по бокам.

Его голубые глаза горят нечестивым огнем, и он отчаянно тянет меня за юбку.

— Да, ты хочешь, чтобы тебя трахнули. Я так и знал. — Ненасытными руками задирает ткань выше моих колен. — Откройся.

Когда я не отвечаю, он пинает меня по лодыжке. Я стону, когда боль пронзает мою ногу. Пинает снова, сильнее, и раскаленная добела боль пронзает мою ногу. Я отклоняюсь в сторону, но он удерживает меня вертикально.

Оукли просовывает свое колено между моих бедер.

— Откройся, блядь.

— Не делай этого… — Мои слова обрываются ударом его руки по моей шее.

— Ты этого хочешь. Не дразни меня. — Он засовывает руку мне между ног, разрывая пальцами нежное кружево моих трусиков.

Я вздрагиваю, и звук, который срывается с моих губ, похож на крик раненого животного. Как пальцы могут создавать такую красоту на гитаре и в то же время причинять столько боли? Освободив ноги, я пытаюсь ударить его снова, но моя лодыжка, должно быть, сломана.

С поразительной ясностью я осознаю, что если ничего не сделаю, то он изнасилует меня. Чем больше я сопротивляюсь, тем крепче его рука сжимается на моей шее. Я близка к обмороку, но, по крайней мере, если потеряю сознание, то не увижу того, что произойдет дальше. Мне нечего терять, я кричу и мечусь, как загнанное животное.

Он наваливается всем весом своего тела мне на шею. Моя голова ударяется о стену. Я хватаю ртом воздух, в глазах темнеет, а ноги подкашиваются. Я приветствую охватившее меня оцепенение и умоляю тьму поглотить меня.

Дверь распахивается, и воцаряется хаос.

Его хватка на мне исчезает, и я падаю на пол в бессилии.

ИТАН

Где она, черт возьми?

Я дважды и трижды проверяю, что ее нет в баре, прежде чем позвонить ей на телефон. Взглядом сканирую окружающее пространство, когда включается ее голосовая почта. Полагая, что ее телефон, должно быть, все еще выключен, я пытаюсь снова, и еще раз.

Подзываю бармена.

— Извини, здесь поблизости есть другой бар?

Он указывает мне в направлении другого бара, и я смотрю на море людей, задаваясь вопросом, могла ли Тейлор неправильно понять, в какой бар я хотел, чтобы она пошла. Снова набираю ее номер. Ничего.

Я еще раз подзываю бармена, открываю фотографию Тейлор, которую сделал ранее вечером, и показываю ему.

— Ты ее видел?

Парень смотрит на фотографию и качает головой.

— Извини, нет.

Засовываю телефон обратно в карман и решаю прогуляться по окрестностям. Может быть, она столкнулась с одним из парней и тусуется с ними. Я должен позвонить…

— Итан! — Неистовый женский голос сопровождается крепкой хваткой за мое предплечье.

— Хейли?

Чертова Хейли Аренфилд, дочь Марка Аренфилда. Она в одиночку разрушила брак нашего старого гитариста Криса — и почти всю нашу группу. Честно говоря, она понятия не имела, что Крис женатый мужчина, так что на самом деле это не ее вина.

— Как твои де..

— Ты здесь с Тейлор, верно?

Паника в ее глазах заставляет мое сердце учащенно биться, и волна страха захлестывает меня.

— Да, где она?

Она тащит меня прочь за руку.

— Я встретила ее в туалете. И когда уходила, Тейлор Оукли стоял снаружи со своей охраной. — Она говорит так быстро, что все ее слова сливаются воедино. — Ты же знаешь, что этот парень — подонок, верно? Мой отец потратил целое состояние, чтобы уберечь его задницу от тюрьмы. У меня возникло плохое предчувствие, и я попыталась вернуться, чтобы проверить Тейлор, но его охрана сказала, что доступ закрыт.

Сейчас мы практически бежим, расталкивая людей с дороги. Мой желудок сжимается от страха, и я молю Бога, чтобы инстинкты Хейли обманули, и Тейлор увлечена разговором, а не… я даже не могу заставить себя думать об этом.

— Я пошла за помощью, но, слава Богу, наткнулась на тебя первым. — Мы идем бок о бок в темном коридоре, который ведет в туалет. — У меня действительно плохое предчувствие.

И действительно, спиной к двери женского туалета стоят двое парней в черных костюмах с плечами размером с гору.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — рявкаю я.

— Ванная комната закрыта…

— Черт возьми. — Я протискиваюсь между мужчинами только для того, чтобы они схватили меня за бицепсы. Я смотрю на одну мясистую руку. — Убери от меня свою руку. Сейчас же.

— Я звоню своему отцу! — говорит Хейли, прижимая телефон к уху. — Отпустите его, или вы оба будете немедленно уволены.

Один из них бормочет:

— Черт.

Они на мгновение встречаются взглядами, и я вырываюсь из их хватки и пинком распахиваю дверь, удивленный и чертовски благодарный, что она не заперта.