— Слабовато.

— Слабовато? Ты шутишь? Я только что заставил тебя съесть зубную пасту! Это чертовски уморительно! — Я почти смеюсь, но она засовывает в рот вторую половину канноли и жует ее. — Что ты… ты с ума сошла?

Она пожимает плечами.

— Это не так уж плохо. — Она берет с тарелки еще одну и протягивает ее мне. — Я не шучу. Они, должно быть, добавили туда заварной крем или что-то в этом роде.

Меня передергивает.

— Я не буду это есть.

— Как хочешь. — Она берет еще один и ест его так, будто это какое-то премиальное дерьмо, которое обещает оргазм вкусовых рецепторов. — Довольно вкусно.

— Дай мне. — Я выхватываю десерт из ее рук.

Кусаю, мои зубы прорываются сквозь хрустящую корочку к кремовой середине, и я задыхаюсь. Сильно. Так сильно, что мне приходится наклониться и наполовину блевануть под стол. Я отплевываюсь, кашляю и хриплю, во рту покалывает от мятной свежести, и когда сажусь обратно, вижу, что Томми смеется так сильно, что ее лицо ярко-красное, но ни один звук не выходит.

— Очень смешно. — Мой рот наполняется слюной, и я выплевываю ее на пол. — Не могу поверить, что ты это съела.

Она хлопает ладонями по столу.

— Слабак!

Я ошеломленно молчу, что для меня впервые. Как, черт возьми, она смогла разыграть меня моим же собственным гребаным розыгрышем?

Девушка хватает свою тарелку, бросает ее в мусор и уходит, крича:

— Нам нужна уборка! Итану плохо. Он думает, что это может быть горловой хламидиоз, так что маски и перчатки, люди! Маски и перчатки!

Вот же маленькая дрянь.

ТЕЙЛОР

— Томми, ты там в порядке?

Тонкая дверь в туалет в автобусе создает ощущение, что мой отец стоит прямо за мной, когда он снова стучит, почти раскалывая дерево. Я спускаю воду в туалете и поднимаюсь с пола. У меня болят мышцы живота, вся кровь прилила к голове, и я никогда больше не смогу почистить зубы без желания блевануть.

— Томми!

Я щелкаю замком и открываю дверь.

— Я в порядке.

— Лекарь сказал, что слышал, как ты здесь блевала.

Я прислоняюсь плечом к дверной раме, чувствуя легкое головокружение. К сожалению, когда выплеснула весь тюбик зубной пасты из своего желудка, то также отказалась от всего, что съела за последние восемь часов.

— Да, и теперь чувствую себя намного лучше. — За исключением вкуса во рту. — Мне нужно немного воды.

— Я принесу. Садись.

Сажусь на диван в передней части автобуса.

Папа откручивает крышку от бутылки с водой и протягивает бутылку мне.

— Ты что-то съела?

— Да. — Я делаю глоток, поласкаю рот и пью воду, надеясь, что она смоет привкус мяты.

— Отдохни до утра. У нас…

— Я в порядке. Мне просто нужно было избавиться от этого, но я чувствую себя лучше.

Он одаривает меня не терпящим возражений взглядом.

— Отдыхай. Утром тебе предстоит ранняя смена.

— Нет, я могу работать…

— Я сказал отдыхать, значит, ты будешь отдыхать. Если не отдохнешь, я тебя оштрафую.

— Папа!

— Не папкай мне! Делай, что тебе говорят.

Я хочу закричать на него, чтобы он перестал со мной нянчиться. Что могу сама о себе позаботиться, сама забочусь о своём благополучии, и мне надоело, что со мной обращаются как с маленькой несмышленой девочкой.

— Не надо, — он указывает мне в лицо, — говорить то, что ты думаешь сказать.

— Ладно, — выплевываю я сквозь стиснутые зубы.

Я не могу работать, поэтому проведу эти часы, придумывая свою месть Итану. Не то чтобы я не отомстила ему за канноли с зубной пастой — отомстила, вроде как, но он бросил мяч в мою сторону. Каким бы я была человеком, если бы не отомстила в десятикратном размере?

Мой отец моргает, явно удивленный тем, что я не стала с ним спорить.

— Хорошо. А теперь поспи немного.

Никакого сна. Мне предстоит поджарить довольно крупную рыбу, и мой следующий шаг потребует стратегического планирования.

На следующее утро я просыпаюсь в Луисвилле и чувствую себя отдохнувшей. Вкус зубной пасты почти исчез, только в горле остался привкус. Разгрузив оборудование и сделав свою часть работы по установке сцены для сегодняшнего шоу, проверяю часы. Мне нужно как минимум тридцать минут, чтобы сбегать и захватить материалы для дьявольского плана, который придумала прошлой ночью. Вызываю такси и прошу, чтобы они забрали меня у входа в зал в час дня.

— Уверена, что чувствуешь себя лучше? — спрашивает мой отец, указывая на мою нетронутую фрикадельку.

— На сто процентов лучше. — Нервы и, возможно, немного злобное волнение лишили меня аппетита. — Я не очень голодна.

Почему розыгрыши с Итаном доставляют мне такое удовольствие? Я объясняю это тем, что мне нужно разбавить монотонность жизни на гастролях. Есть также здоровая часть меня, которая находит удовольствие в унижении мужчины, которого боготворят женщины повсюду. Он может быть великолепным, талантливым и знаменитым, но не неприкасаемым.

С недовольным ворчанием папа вытирает рот бумажной салфеткой.

— Ты всегда голодна.

— Мне нужно ненадолго отлучиться. — Я хватаю свою тарелку, чтобы выбросить ее в мусор.

— Куда? — грубый вопрос моего отца притягивает взгляды Пола и Коротышки.

— Личные дела.

Все трое мужчин опускают взгляд на свои тарелки, и я внутренне усмехаюсь. Преимущество того, что я одна из немногочисленных женщин в команде? Намек на что-то личное заставляет их всех думать, что это связано с месячными — что отвратительно для мужчин.

Я выбегаю из задней части арены и бегу к передней, где на холостом ходу стоит мое такси. Незамеченной, ныряю на заднее сиденье.

— Куда? — спрашивает водитель.

— «Мир ремесел» на 31-й улице. Это в десяти милях отсюда. — Я показываю ему карту на своем телефоне, и он едет.

Я добираюсь туда и возвращаюсь меньше чем через тридцать минут. Прошу водителя высадить меня на задней площадке, чтобы могла пронести контрабанду и спрятать ее на койке.

Мне понадобится помощь со следующей частью, поэтому я разыскиваю Пола и нахожу его в автобусе, разлегшегося на диване и играющего в видеоигру с Руни.

— Пол, можно тебя на секундочку?

Он отрывает взгляд от телевизора, и медленно на его губах появляется ухмылка.

— Конечно, в чем дело? — То, как его взгляд скользит по моему телу, заставляет меня почувствовать, что мне нужно принять душ.

— У меня есть особые инструкции от Джесси для сегодняшнего шоу, но это сюрприз, и я не могу сказать тебе, в чем именно он заключается. Но мне нужен доступ к стропилам.

— У тебя нет лицензии, чтобы быть там, наверху. — Парень прищуривается. — Почему Джесси обратился к тебе с этой особой просьбой? Почему не к одному из монтажников?

Я веду себя настолько непринужденно, насколько это возможно, и пожимаю плечами.

— Мне всегда поручают самую деликатную работу. Ты же знаешь.

В конце концов он откладывает свой контроллер и встает.

— Говори, что нужно сделать. Я сделаю.

— Спасибо…

— При одном условии. — Он хватает меня за бедро, и я изо всех сил стараюсь не отбить его руку. — Я скучаю по тебе.

Я наклоняюсь и вижу, что Руни увлечен игрой.

— Ты скучаешь по мне? Мы же видимся каждый день.

Не подумала бы, что это возможно, но Пол подходит ближе. Я немного сдвигаюсь, чтобы оставить между нами пространство, не делая это очевидным.

— Поцелуй меня.

Этот гребаный парень.

— Или что? Ты не поможешь мне?

— Поцелуй меня и узнаешь.

Моя мать ничему не учила меня намеренно, но я многому научилась, наблюдая за ней. В основном тому, чего никогда не буду делать. Первое: я никогда не буду использовать свое тело или свою сексуальность, чтобы получить что-то от мужчин.

Я отпихиваю его.

— Забудь об этом. Я сделаю все сама.

— Можешь попробовать. — Он усмехается.

— Ты не единственный монтажник в команде, придурок. — Я выхожу из его автобуса, жалея, что не влепила пощечину по его гребаной самодовольной физиономии.