Вот зовёт их к себе киевский князь на почестен пир. Добрыня Никитинец с Настасьей Микуличной оделись в праздничные кафтаны-платья, кланялись Офимье Тимофеевне. Приехали они в город Киев, поднялись в столовые гридни, сели за дубовый стол, ели досыта, пили допьяна, гуляли, веселились.

Пошёл третий день пиру-столованию, и говорит Владимир гостям:

– Кто бы нашёлся из вас, богатырей, съездить в неверную землю, к моему любимому тестю, черногорскому королю. Написал мне тесть письмецо: подошло к нему вражье войско, просит он богатырями помочь.

Замолчали богатыри, задумались, никто из них слова не вымолвит: старший смотрит на средненького, а средний на младшенького.

Говорит князь во второй раз – вновь никто из молодцев со скамеек не поднимается, никто ответа не держит: старший смотрит на средненького, а средний на младшенького.

Говорит князь в третий раз. Поднялся тогда с белодубовой скамьи Алёша Попович и держал такую речь:

– Кроме Добрыни, никто из нас и не бывал там. Он ведь знает, как бой держать с иноземцами.

Говорит князь Добрыне:

– Исполняй, Добрыня, моё указание – отправляйся к черногорскому королю. А коли откажешься, разгневаюсь: велю гнать тебя из своих палат, высылать из города Киева.

Встал тогда Добрыня на резвые ноги, поклонился князю с княгиней. Начал он собираться в путь-дорожку, отправляться в далёкую землю. Как прознала про то Офимья Тимофеевна, облилась она горючими слезами, принялась спрашивать своего сынка:

– Ты куда, моё чадо, собираешься? Куда, моя скатная жемчужина, торопишься? Куда, моя сладкая наливная ягода, отправляешься?

Говорит Добрыня родной матушке:

– Ничего не выспрашивай у меня, ничего у меня не выпытывай. Живой буду – вернусь к тебе, а помру – так ждать тебе тогда некого. Об одном я, матушка, печалюсь: для чего ты меня родила, несчастного? Лучше бы не появлялся я на белый свет. Лежал бы я, Добрыня, серым камушком хотя бы и у той Пучай-реки. Век по веки лежал бы тот камушек, никто бы его не шевелил и не тревожил.

Отвечает матушка:

– Я и рада бы была породить тебя счастливого: умом – в Илью Муромца, силой – в Святогора-богатыря, красотой и походочкой – в Чурилу Пленковича, хитростью – в Алёшу Поповича. Но раз не дал Бог счастья – теперь его и не будет.

Пошла Добрынина матушка к своей невестке:

– Чего сидишь, Настасья? Ничего не ведаешь? Твой супруг в далёкую землю отправляется, в богатырское платье одевается. Ты сходи к нему, простись-ка с ним.

Настасья её послушалась – подошла она к мужу с правого стремени, спросила ласково:

– Ладушка моя, лада милая! Мы с тобой в Божьей церкви стояли, держали на головах золотые венцы, из одной чары распивали, золотыми перстнями менялись, в согласии прожили три годочка. Скучно мне с тобой теперь расставаться. Ты скажи мне, мой любезный муж, приятные слова.

Говорит Добрыня:

– Ладушка моя, лада милая! Скажу тебе сущую правду: жив буду – приеду к тебе, а помру – ждать тебе меня нечего. Одно лишь запомни: если не вернусь я к тебе за три года, подожди, Настасья, ещё три. Коли не приеду я через шесть лет, посиди ещё, подожди ещё шесть полных годков. Исполнится двенадцать лет, выполни тогда вдовью заповедь: подавай за меня золотую казну в Божьи церкви и в монастыри на поминание, раздай денег бедным и сиротам. А тебе самой с тех пор будет вольная воля: хоть вдовой живи, хоть замуж поди за кого угодно – за простого ли крестьянина, за князя ли, за княжича или за русского богатыря.

Выехал Добрыня из своего двора, отправился к черногорскому королю. Начал он там воевать с вражьей силой, и прошло с тех пор три полных годика. Добрыня Никитинец не возвращается, а Настасья сидит, его дома ждёт.

В стольном городе Киеве князь Владимир своих богатырей расспрашивает:

– Кто поедет узнать, что с Добрынею?

Вызвался Алёша Попович узнать, что сделалось с Никитинцем. Отправился он в чисто поле, а как вернулся, то говорит:

– Видел я в чистом поле убитого богатыря. Опознал я по цветному платью брата своего, Добрыню Никитинца. Ты пошли теперь, князь, гонца к его родной матушке, передай ей скорбное известьице.

Отвечает князь:

– Сам Добрыню видел, сам к ней и езжай!

Как приехал Алёша с известьицем, заплакала Добрынина матушка. А Попович к Настасье отправился – говорит он ей таковы слова:

– Видел я в чистом поле убитого богатыря. Опознал я по цветному платью мужа твоего, Добрыню Никитинца. Нет более в живых Добрыни. Выходи, Настасья, за меня замуж.

Настасья Микулична отвечает:

– Мало ли кто носил цветное платье. Подожду-ка Добрынюшку я ещё три года.

Шесть годков минуло. Приезжает вновь Алёшенька: слышал-де он, что убит Добрыня в чужой земле.

Плачет Офимья Тимофеевна, а Попович вновь к её невестке отправляется, говорит он таковы слова:

– Выходи, Настасья, за меня замуж, я ведь названый брат Добрынин.

Настасья отвечает:

– Слухами земля полнится, да не все слухи верные. Подожду я Добрыню ещё шесть годков.

Вот проходят все двенадцать лет. Просит Алёша Попович самого князя Владимира быть у него сватом.

Приехал князь в Добрынин двор, входит в белокаменные палаты, говорит слугам и прислужницам:

– Доложите Офимье Тимофеевне: нет более в живых Добрыни Никитинца. Пусть отдаст она Настасью Микуличну замуж за Алёшу Поповича.

Побежали слуги докладывать Офимье Тимофеевне. Мать Добрынина выслушала и так князю отвечает:

– Если пойдёт Настасья, так пускай идёт, а не пожелает – так не отдам её.

Пошла она затем к Настасье Микуличне и говорит ей:

– Князь Владимир приехал сватом от Алёши Поповича. Ему от меня вот что сказано: если пойдёт Настасья, так пускай идёт, а не пожелает – так не отдам её.

Отвечала Настасья:

– Я ждала Добрынюшку шесть лет, исполняла женскую заповедь. Ещё через шесть исполнила вдовью заповедь: отдала казну Божьим церквям, монастырям на поминание, раздала деньги бедным и сиротам. А теперь пойду замуж за Алёшу Поповича.

Свекровь говорит:

– Твоё дело вольное.

Стали в Киеве готовиться к свадьбе.

А в то время в чистом поле спит Добрыня в белом шатре богатырским сном. Тут забил копытом о сырую землю Каурушко, растревожил своего хозяина. Рассердился Добрыня, протянул коня шелковой плёточкой:

– Что ты, волчья сыть, травяной мешок, меня тревожишь без толку, не даёшь мне вволю выспаться?

Отвечает Каурушко с укоризной:

– Больно крепко спишь ты, Добрынюшка, ничего не ведаешь. В твоей семье несчастье случилось: молодая твоя жена замуж выходит, да не за кого-нибудь, а за брата твоего названого, за Алёшу Поповича.

Вскочил тогда Добрыня на своего Каурушку, стал стегать его шелковой плёточкой. Конь Добрыни с горы на гору перескакивает, с холма на холм перемахивает, речки да озёра пропускает меж ног. Летит Каурушко в богатырский скок. Как три скока-то сделалось, въезжает Добрыня в Киев, да не на княжий двор, а в простой кабак. Разыскал в кабаке Добрыня Вавилу со скоморохами. Играет Вавило в гудочек, во звончатый переладец, а Кузьма с Демьяном ему приспосабливают.

Говорит богатырь Вавиле-скоморошине:

– Давай, Вавило, поменяемся платьями: я отдам тебе цветное, богатырское, а ты дай мне своё, с заплатками. И ещё бери мою кунью шапочку, а я возьму твой колпак.

Поменялись они с Вавилой шапками и платьями. Взял Добрыня у скоморохов яровчатые гуселышки. На княжьем дворе он коня к кольцу не привязывает, отпускает его к яслям с пшеницей белояровой, сам по каменным лесенкам поднимается, на белокаменном крыльце появляется, заходит в палаты на свадебный пир, крест там не кладёт по-писаному, поклон не ведёт по-учёному, звенит бубенцами, бренчит струнами, просит князя с княгиней:

– Дозвольте мне сыграть в гуселышки яровчатые, спеть молодым свадебную песню.

Князь говорит:

– Ты, скоморошина, громче наигрывай, славь молодых Алёшу Поповича с Настасьей Микуличной!

Заиграл Добрыня в яровчатые гуселышки, напевает он Алёшеньке Поповичу, выговаривает Настасье Микуличне.