Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A
[…]

Настала пора рассказать здесь об одном случае, который подтверждает вышесказанное. Этому делу я не только Oculatus testis[44], но и изучил его подоплеку и готов подтвердить правдивость моего отчета. Делаю я это не к бесчестью священнослужителей, идущих путем Господним, но в подтверждение глубины того, насколько нечестивое заблуждение о всемогуществе колдунов пустило корни, дабы вырвать его из умов людских.

На ассизах в Рочестере в 1581 году некую Маргарет Симонc, жену Джона Симонса из местечка Бренчли, что в графстве в Кент, обвинили в ведовстве и порче по наущению и жалобе малоумных и злобных особ и, в частности, некоего Джона Ферралла, приходского викария. Я поговорил с этим человеком и нашел его крайне предвзятым в деле Симонc по личным причинам и, что еще хуже, неспособным доказать правоту своих обвинений. Далее я расскажу, что поставил он в вину бедной женщине.

У Джона Феррала есть сын. Он – ученик торговца тканями (некоего Роберта Скотсфорда, проживающего в приходе Бренчли) и известен своей грубостью. Как-то раз парень проходил мимо дома Маргарет Симоне, и его облаяла ее маленькая собачка. Парень счел это оскорблением, выхватил нож и начал ломиться в дверь дома Симонсов. Маргарет гнала его прочь словами, которые сын викария счел оскорбительными и долго не уходил. В конце концов, он вернулся в дом своего хозяина и через пять-шесть дней слег. На одре болезни припомнил он свою стычку с собачкой и ее хозяйкой, о чем рассказал отцу. Последний (по его собственным словам) в гордыне своей счел, что раз он проповедует слово Божие, сам Господь никогда не пошлет недуга на чад его, и потому возомнил, что на сына наслали порчу. В том, кто виновен в ворожбе, руководствовался он как рассказом сына, так и некоторыми словами своих прихожан. И еще заявил он мне, что со временем его сын, который под пагубным воздействием недуга стал почти безнадежен, излечился и встал на ноги заклинаниями другой колдуньи[45].

На том обвинения Маргарет Симонc не исчерпались. Тот же викарий Феррал утверждал, что всякий раз, когда находилась она в его приходской церкви во время его проповеди, голос изменял ему так, что его едва было слышно. Объяснить это викарий не мог ничем другим, как только ведьмовским заклятьем Маргарет. Я решился спросить бедную женщину, дабы услышать ее мнение, и она подтвердила, что викарию и правда трудно говорить громко, но при этом указала, что его голос не так давно стал хриплым и тихим. Как уже было сказано выше, я сам общался с викарием, и слова женщины относительно его тихого голоса были правдой. Кроме того, услыхал я из уст Маргарет, что кое-кто из прихожан также заметили, что викарий поражен такой хрипотой, и отказались иметь с ним дело, ибо подозревали, что у того «французская оспа»[46]. Как впоследствии было подтверждено ординарней М. Д. Льюином[47], викарий даже привез из Лондона свидетельство за подписью двух врачей, согласно которому его хрипота была вызвана болезнью легких. И это свидетельство показал он в церкви всем своим прихожанам и тем самым был очищен от подозрения в постыдности своего недуга. Правдивость этих сведений подтверждает еще один честный человека из сего прихода[48]. Словом, если бы один из присяжных не оказался мудрее другого, была бы Маргарет Симонc осуждена и по сему, и по иным столь же нелепым обвинениям. Ибо одно лишь звание ведьмы вызывает ужас у простых людей, и будь хоть одно бесспорное доказательство ее вины предъявлено, не избежала бы женщина смертного приговора[49].

Глава 3

О тех, кого называют ведьмами (с перечнем их отличительных черт в глазах людей), о том, что ведьмы сами верят в силу своих слов и мысленных приказов как орудия наведения порчи на детей и скот, а также о шарлатанах, притворщиках и лже-чародеях

Обычно те, кого называют ведьмами, – это хромые, мутноглазые, бледные, дурно пахнущие, морщинистые старухи, полные раздражения на весь свет и суеверий, а вдобавок еще и папистки[50]; либо те, кто не исповедуют никакой религии вообще и в чьих сонных умах Дьявол нашел себе пристанище. Стоит поблизости случиться любому бедствию, несчастью, драке или убийству, они сами убеждают себя, что стали тому причиной. В окружающих вызывают они страх своей истощенностью, печатью меланхолии на лице, а иногда и уродством. Они проходят все стадии помешательства, предаются Дьяволу и мало отличаются от тех, которые считают себя одержимыми духами. Крепостью своих убеждений заставляют они поверить в силу своих заклинаний.

Эти несчастные создания на плохом счету у соседей, а зачастую внушают такой страх, что немногие отваживаются гнать их прочь или отказывать им в их просьбах. Много берут они на себя, считая, что способны на деяния за гранью человеческой природы. Вот идут они от дома к дому, стуча в двери и требуя налить им в горшок молоко или эль, наполнить его опарой, положить жаркое или кашу, либо оказать такую услугу, без которой жалкой ведьме не прожить[51]. Взамен открыто обещают они нечестивые блага, суля легковерным красоту, деньги, должности, богатство, почитание, удовольствия, славу, наслаждения, знания, учение и прочие выгоды.

Не раз бывало, что побираются эти создания тщетно, а соседи осуждают их за разврат и непотребство. Презрение и ненависть, в свою очередь, толкают ведьму на то, чтобы во всеуслышание проклясть любого, будь то хозяин дома, его жена, дети, скот или даже поросенок, которого увидит она в хлеву. А теперь представьте себе, что время идет, и кто-то из соседей ведьмы заболевает или умирает, ведь таков удел человека. Или странный недуг посещает кого-то из их детей, как то удар[52], эпилепсия, судороги, лихорадка или паразиты. И тогда невежественный люд принимает естественный ход вещей за месть ведьмы. Тут как тут и лекари-неумехи, про которых придумана поговорка Inscitiae pallium maleficium & incantation[53]. Колдовство и чародейство – мантия, в которую рядится невежество, ведь сегодня доподлинно известно, что злотворное сочетание гуморов[54] – причина болезни, а не слова ведьмы или проделки духов. Да и падеж скота легче приписать чужой злой воле, а не объяснить болезнью, несчастным случаем или плохим содержанием. В дни горестей дурная слава неприятной женщины, живущей рядом, или проклятия, сорвавшиеся с уст ее, убеждают окружающих, что все их беды только от нее.

С другой стороны, сама ведьма ожидает, что ее заклятия и пророчества когда-нибудь да сбудутся (хотя сам Боден[55] – известный гонитель ведьм – признавал, что сбывается не более двух из ста таких пожеланий и предсказаний). Представ перед судом, который в своем стремлении к исследованию истины ошибочно пытается доказать, что ее проклятья и пророчества превращаются в злосчастия ее соседей и, значит, сбываются, она чувствует себя могучей волшебницей, коей подвластен ход вещей, и признается в ведовстве. При этом не только она, но и обвинитель, и судья страшным образом заблуждаются и впадают в безбожие, ибо то, что, как все они считают, ведьма совершила и в чем она призналась, подвластно только Богу.

Не забудем, что существуют ведьмы и колдуны совсем другого рода – это шарлатаны, обманщики и лже-чародеи. Во имя славы, известности или выгоды они заявляют, что способны творить такое, что под силу только Богу или Дьяволу, беззастенчиво занимаясь предсказаниями, «лечением» недугов и всяческими «чудесами». Но о таких людях я подробнее расскажу ниже.

вернуться

44

«Могущий засвидетельствовать лично», «очевидец» (лат.). – Авт.

вернуться

45

Из данного рассказа можно предположить, что викарий воспользовался услугами «знающей», чтобы определить, кто именно наслал на его сына порчу.

вернуться

46

Сифилис. – Авт.

вернуться

47

В данном случае под «ординарием» понимается священнослужитель, занимающий должность, в силу которой он получает «ординарную», т. е. не делегированную ему власть в отношении своей юрисдикции, например, архиепископ архиепископской епархии либо епископ или местоблюститель епископа в обычной епархии. – Авт.

вернуться

48

Распутный викарий явно не вызывает у Скотта симпатии, однако его критика звучит достаточно осторожно. Автор предпочитает посеять в своих читателях сомнения в правдивости викария, оперируя в большей степени местными слухами и пересудами. – Авт.

вернуться

49

Скотт отмечает двоякий риск, связанный с обвинениями в колдовстве, как для обвиняемого, так и для обвинителя. Уже во время жизни следующего поколения в Северной Америке обвиняемый или обвиняемая в колдовстве могли подать в суд на распространителя слухов за клевету. При этом Скотт признает, что боязнь ведовства была столь велика, что одно лишь обвинение могло окончиться смертью подозреваемой в ведовстве. – Авт.

вернуться

50

Папистами со времен Реформации в Англии презрительно именовали католиков. – Пер.

вернуться

51

Скотт подчеркивает всю иронию ситуации, когда те, кто заявляет о наличии у себя сверхспособностей, сами живут в бедности. В раннее новое время у общества не было средств и механизмов, чтобы помогать нуждающимся, поэтому нищенство было для многих тяжелой необходимостью, создавая дополнительное социальное напряжение внутри общин. – Авт.

вернуться

52

В оригинале «апоплексия». – Авт.

вернуться

53

«Злодеяния и заклинания покрывают невежество» (лат.). – Авт.

вернуться

54

Согласно теории гуморов, принятой в то время, в теле человека текут четыре основные жидкости (гуморы): кровь (сангва), слизь (флегма), желтая желчь (холе) и черная желчь (мелэна холе). В норме эти жидкости находятся в равновесии, однако избыток одной или нескольких из них вызывает практически все внутренние болезни. – Пер.

вернуться

55

Жан Боден (1529(30?)-1596) – видный французский политик, философ, юрист. Несмотря на приверженность передовым для того времени принципам веротерпимости, отрицательно относился к колдовству и принимал участие в судах над ведьмами на стороне обвинения. Ему же принадлежит знаменитый трактат «Демономания колдунов» (1580 г.). – Пер.

8
{"b":"920885","o":1}