Форма была получена еще две недели назад, отдана портному, который ее подогнал по фигуре, аккуратно пристеганы все положенные нашивки и эмблемы. Возня с этими атрибутами занимала все свободное время. Три раза обменивал кобуру для пистолета, хотелось иметь новейшую, со шлевками под шомпол и с более удобным кармашком для запасного магазина. И с латунью на пряжках, чтобы блестела. В мечтах он уже был на Балтфлоте, и перебирал места, где ему хотелось бы служить. Склонялся к Кронштадту, на Шепелевском аэродроме. Но, на последнем построении, когда вручали документы и предписания, с горечью услышал, что назначен командиром 1-го учебного звена 4-й учебной эскадрильи родного училища. Восторженный шепоток, пробежавший по строю, сослуживцы получали должность на две ступени ниже, не смог исправить ему настроение. Ейск, все-таки, дыра-дырой, по сравнению с Ленинградом. Он же собственноручно вписал в предварительное распределение Балтфлот, 13-й ИАП. Нравилось ему число «13», он был тринадцатым по списку, из тринадцати претендентов попал на «сокращенку», его позывной был «тринадцать», и смерти он избежал в той самой аварии 13-го марта. Стал считать, что ему везет с этим номером. После того, как строй распустили, чуть ли не бегом подбежал к командиру эскадрильи:

– Тащ майор! Разрешите обратиться?

– Ну, валяй. – ответил Михаил Григорьевич, который до самого конца хранил «военную и государственную тайну» о том, что лейтенант Ночных должен приобрести самую дорогую и быструю губозакатывающую машинку, и принять командование над еще двумя инструкторами, старше и опытнее себя, и девятью курсантами, не считая технического состава и младших авиационных специалистов.

– Я по поводу предписания, товарищ майор. Я ж не потяну, это ж какая ответственность, а я только училище закончил и по сокращёнке.

– Ты, эта, Петя, Петр Васильевич, на плачься. Тянул и будешь тянуть этот воз, помогая мне и курсантам быстрее встать на крыло. Заслуги твои оценили, но спрашивать с тебя будем вдвойне, потому как молодой, и без всяких скидок. Думаешь, я не хочу по Невскому фланировать в такой форме, чтобы все бабы в округе на шею вешались? Еще как хочу. Отпуск получил? Езжай в свой Питер, пофорси, и к началу занятий, как штык: в эскадрилье. Дел будет – во! – и майор провел ребром ладони себе по горлу.

– Есть! Разрешите идти?

– Свободен! К Христофорычу можешь не соваться. Мы вместе это решили. – обрезал он последнюю надежду. Я сам в эти Петины заморочки не вмешивался, чем бы дите не тешилось. Но он серьезно расстроился, и только в Ленинграде я понял истинную причину это стремления попасть в Ленинград. И вовсе не из-за матери или сестры. Мелькало несколько раз женское имя, но я не знал о ней ничего, поэтому значения этому не придавал. По гарнизону с Первого Мая объявлена форма одежды № «рас», вырядившись во все белое бывшие курсанты отбывали в свой первый «командирский» отпуск. В основном, это были 18-20-летние пацаны, которые бреются еще через день-два или не бреются совсем. Четвертая эскадрилья, а там народ был постарше, вся расположилась в одном вагоне с сидячими местами. Большинство из них уже успело посетить забегаловки и распивочные. Впервые за год их за это наказать нарядами вне очереди не могли. С рынка притащили прошлогоднее вино, как только тронулись, оно пошло по кругу. Первая пересадка в Ростове, который славился своей вокзальной комендатурой, поэтому пришлось урезонивать желающих продлить удовольствие, тем, что на вокзале будут патрули. На всякий случай мы с еще четырьмя лейтенантами вышли в Батайске и там пересели на ленинградский скорый поезд «Минеральные Воды – Ленинград». На Балтфлот, из «ленинградцев», попал только один – Дмитриев. В этом году оттуда заявка на истребителей была совсем маленькая. Там требовались летнабы, разведчики и бомберы. Шестеро этих счастливчиков ехали в еще в двух вагонах. Так как поезд проходной, то места достались в разных купе. Впрочем, никто об этом не жалел. В вагоне было полно молоденьких женщин, возвращающихся из отпуска на строительство Верхнесвирской ГЭС. Шумно и весело добрались до Ленинграда, перед которым обменялись адресами со случайными попутчицами.

В Ленинграде – холодно, форма одежды – «три», пощеголять в белом мундире не удалось. Уговоры, что, мы из Ейска, не помогли. Прямо на вокзале в комендатуре заставили переодеться в форму "три", и сказали, что если еще раз увидят в одежде не по форме, то отдыхать мы будем до самого окончания отпуска.

– Видали мы на … «чей флот»! – мощное предупреждение! «Балтосы» нормального языка не понимают, приборзели!

Фиг с ним, переоделись в темно-синее. Так и в правду, теплее. Петр «отменил» какой-то визит и поехал на трамвае на Ваську. Ключ не подошел ко входной двери, и пришлось отправиться во «ФрунзЭ», к матери на работу. Дежурный по училищу подтвердил, что мать на парах. Не на парáх, а на пáрах. Пара закончится через десять минут, и ее вызовут, лейтенант. А в чем дело?

– Ну, тащ капитан-лейтенант, я только что выпустился в Ейске. Час назад приехал на Московский. Это – моя мать.

– Посыльный! Бегом в триста двадцатую, сообщи Евгении Владимировне, что ее сын приехал! Шустро, шевели ножками, курсант! Зовут как, лейтенант?

– Петром.

– Я три года назад училище закончил. Она у нас русский и специальность преподавала. Ну, в общем, дисциплину по специальности. Вот такой препод! За ключом – просто «бог». Это – твоя мама?

– Да.

– Везет! Пройди в дежурку. Чаю хочешь?

– Ну, только если за компанию.

– Сивков! Чаю! – изобразил адмирала дежурный по училищу. Мать вошла на проходную с обратной стороны минут через десять. Обняла, расцеловала и передала новые ключи от входа.

– Петенька, у меня еще две пары, сходи домой, поешь, я скоро. Вырос-то как!

Вообще-то, он ни сантиметра не прибавил за это время. Смущенно улыбнулся, взял ключи и пошел в соседний, через один, дом на набережной. Поднялся на третий этаж, потом отвечал на вопросы соседей, его напоили чаем, накормили. Всем было интересно, где учился Петр, и чего достиг. Затем появилась мать, они пересели за стол в большой комнате. Там исчез свадебный портрет Ивана и матери.

– Он больше здесь не живет. Мы развелись более полугода назад. Живем втроем: я, Вера и Нина. Ждали тебя. Ты – навсегда?

– Нет.

– Надолго?

– Имел 56 дней отпуска, осталось пятьдесят пять.

– Поняла. Есть хочешь?

– Нет! Соседи накормили. Хотелось бы сходить в школу, но вместе с тобой и сестрами. А что с Иваном не поделили?

– Да стоит ли рассказывать? Не живет он здесь больше. Тебе не сообщала, чтобы не волновался. Даже легче стало, так что не бери в голову. Проехали.

На следующий день, забрав из садика и яслей двух сестричек, семейство прошло на 10 линию и заглянуло в 27-ю школу имени Бунина. Там ничегошеньки не изменилось практически, только вместо Анны Михайловны, секретаря, сидит бывший комсорг школы Катя. На ней уже нет накрахмаленного белого фартука, она постриглась и успела забеременеть. В общем, времени не теряет, дорабатывает до декрета. Настойчиво отводит разговор о муже в сторону, дескать, он у нее весь из себя секретный. Скорее всего, какой-нибудь «секретарь», и вовсе даже не муж. Но, это ее проблемы. Виктор Николаевич на месте, он показывает Петру журнал «Радио всем», в котором он опубликовал статью о платините. Статья неплохо написана, указывается, что создал сплав Петр, а описал его ВикНик, исходя из имеющегося образца.

– Да, не предупредил я Вас, что этого не надо делать.

– Почему? Это было необходимо, чтобы зафиксировать твое авторство.

– Виктор Николаевич, журнал этот читаем не только мы с Вами, но и люди из немецкого и японского посольства. Впрочем, ладно, проехали, хотя нам на политзанятиях читают, что война неизбежна, и это будет война моторов.

– Ну, это же не мотор… – немного смущенно заметил «физик».