Ее улыбка, которую я так давно не видел, всплыла у меня в памяти, и мои движения становились все быстрее и быстрее, а биение сердца все сильнее и сильнее.

Я тяжело дышал и хныкал, мои колени дрожали, когда я гладил себя, думая о ней, о том, какой она была на ощупь, влажной и готовой.

Я застонал, положив руку на стеклянную стенку душа, туман исчезал под моими пальцами. Она мысленно выкрикнула мое имя, и я кончил сильнее, чем когда-либо за долгое время, молочно-белая жидкость стекала по моему члену и покрывала мою руку.

Черт, это было напряженно.

***

АЛЕКСАНДР

Было два часа ночи, и я стоял, прислонившись к стене недалеко от ее комнаты. К этому времени у меня вошло в привычку дежурить, пока она спит. Я был достаточно далеко, чтобы обеспечить ей уединение, и в то же время достаточно близко, чтобы иметь возможность охранять ее дверь.

Я бы не стал отрицать, что некоторые люди причиняли ей вред во сне только потому, что ее существование было для них занозой в боку.

Используя свою магию огня, я закурил сигарету и наслаждался вкусом дыма на языке. Вампиры не могли стать зависимыми, по крайней мере, не так, как люди, но Эйвери научила меня ценить табак.

Это было одним из ее пороков в нашей прошлой жизни, и я привык делиться с ней своими сигаретами только для того, чтобы мы могли провести вместе лишних пять минут. С тех пор я курил, потому что это напоминало мне о нашем времени, о наших прогулках.

Я медленно выпустил дым, уставился на светло-серое облачко перед своим лицом и покачал головой.

Мои мысли вернулись к ее первому занятию со мной после Хэллоуина, к тому, как она избила мальчика до полусмерти. Это зрелище чуть не свело меня с ума, не только потому, что она выглядела невероятно сексуально, но главным образом потому, что она была в ярости, почти вне себя от гнева. И это означало, что она хоть что-то почувствовала. Даже если это была всего лишь ярость. Ее душа не была полностью выжжена.

Прошло несколько часов, в течение которых я боролся с сокрушительным изнеможением.

Но затем, благодаря моим обостренным чувствам, я услышал всхлип, а затем свое имя.

Неужели Эйвери приснился кошмар? Я уже собирался подбежать к ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, но остановился. Вероятно, я был последним человеком, которого она хотела видеть, и, кроме того, я выглядел бы извращенцем, если бы вот так ворвался в ее спальню из ниоткуда.

Поэтому я заставил себя оставаться на месте, мучимый ее учащенным дыханием. Мое имя снова слетело с ее губ, пока она не успокоилась и ее бешеное сердцебиение не замедлилось.

Ее кошмар закончился. Или она…? Нет, конечно, нет.

И все же мой член затвердел при мысли о том, что она прикасается к себе, думает обо мне, представляет меня.

12

Я вздрогнула от своего слишком короткого сна, все еще ошеломленная прошлой ночью и моим разговором с Александром.

Это взволновало меня больше, чем мне бы хотелось, и разожгло в моей груди огонь, который предпочла бы потушить.

Но как бы сильно я ни хотела это отрицать, в его словах была доля правды. Может быть, мой мозг просто сходил с ума, может быть, мое тело просто жаждало немного ласки, комфорта.

Он посмотрел на меня своим обычным взглядом, когда передвинул свое бедро между моих ног, и я почти согнулась пополам.

Его запах, его прикосновения — все это было таким знакомым, таким правильным и в то же время неправильным, так неправильно.

Стук в дверь вывел меня из задумчивости, и я уже знала, кто это был — Лейла.

Со сверхъестественной скоростью я подбежала к двери и впустила ее.

— Ты еще не одета? Мы опоздаем, — отчаянно закричала она, сунув мне в руки рогалик и чашку кофе.

Кофе пах чудесно, но вкус рогалика меня беспокоил, я знала, что меня сейчас стошнит.

— Просто потому, что мы не умираем от голода так быстро, это не значит, что мы не нуждаемся в питании. Особенно с тех пор, как ты, как идиотка, отказываешься пить кровь. Сегодня на повестке дня у тебя магия стихий, и тебе понадобится для этого вся энергия, которую ты сможешь получить. Так что запиши это. — Она сердито посмотрела на меня, и я закатила глаза, но спорить не стала.

Вместо этого я поднесла чашку к губам и сделала большой глоток. Вкус у него был совсем не такой, как я помнила. Более интенсивный и в то же время мягкий — парадокс. Мои вампирские вкусовые рецепторы прыгали от радости, потому что они наконец-то снова могли что-то попробовать, и все же мое тело не было удовлетворено.

Напиток был слишком человечным, недостаточно красным, недостаточно металлическим.

С раздраженным стоном я допила последнюю каплю и откусила от рогалика.

Это было почти так же, как если бы у меня во рту была грязь, и я выплюнула пережеванные остатки в кофейную чашку.

— Отвратительно. С чем это было запечено? Песок? — Я сморщила нос, и она забрала у меня мусор и сунула мне в руки мою форму.

— Ты привыкнешь к своему новому чувству вкуса. Через некоторое время вкус у всего будет почти такой же, как раньше. — С этой информацией она затолкала меня в ванную и указала на часы. — У тебя есть 20 секунд.

После того, как я привела себя в полупрезентабельный вид, мы выбежали на улицу, пробежали мимо картин маслом и люстр и растворились в воздухе. На повороте она остановилась и откинула прядь волос с лица.

— Я должна идти туда, — выдохнула она, указывая пальцем в более узкий коридор. — Ты выбираешь это направление. Продолжай идти прямо, а затем поверни налево. Дверь в холл отделана таким же железом, ты не можешь ее не заметить. — Я кивнула, и она попрощалась воздушным поцелуем.

Я уже собиралась продолжить свой путь, когда почувствовала этот запах. Сладкий, такой сладкий, что у меня чуть зубы не заболели, и, о Боже, такой соблазнительный.

Слюна собралась у меня во рту, когда сердцебиение, такое человеческое, такое божественное, приблизилось. Я не могла сдвинуться с места, застыла на месте.

Запах крови танцевал в воздухе, соблазнительная мелодия, которая взывала ко мне с гипнотическим очарованием. Мои клыки пульсировали от голода, который горел внутри меня, неутолимой жажды, которую можно было утолить только теплым металлическим вкусом свежей крови.

Я пыталась сопротивляться, пыталась цепляться за свою человечность с упорством, рожденным отчаянием. Но голод был слишком силен, слишком могущественен, чтобы его можно было игнорировать. Это угрожало поглотить меня, лишить всего, чем я когда-то была, пока не останется ничего, кроме пустой оболочки.

Шаги приближались, их ровный ритм был дразнящим, что только усиливало мой голод. Я могла слышать, как кровь пульсирует в его венах, звуки этой симфонии взывали ко мне завораживающей красотой.

И все же я колебалась. Даже когда хищник внутри меня бушевал, требуя, чтобы я поддалась искушению, я цеплялась за свою человечность.

На мгновение мне показалось, что я подвешена между двумя мирами, захваченная изменчивыми потоками моих собственных желаний. Голод боролся с моей человечностью, и каждый из них тянул меня в другом направлении, пока я не почувствовала, что вот-вот разорвусь по швам.

Мое тело взывало к охоте, умоляя о спасении, хотя бы о капле, но мое сердце призывало меня бежать, не оглядываться назад.

Его сердцебиение участилось, и я была уверена, что он почувствовал опасность, которую я представляла.

Я сделала глубокий вдох, позволила запаху его крови затуманить мое сознание, и побежала.

13

— Ты лучше этого. — Сильная рука схватила меня за предплечье и удержала на месте. Александр.

Мой позвоночник был прижат к его торсу, и я чувствовала биение его сердца, как своего собственного.