Вдалеке послышались шаги, гораздо более быстрые и неистовые, и я вздохнула с облегчением. Это был не мистер Престон.

Дверь открылась, и вошел мужчина с несколькими глубокими морщинами на лице.

Темно-синие глаза вампира осмотрели комнату, их пристальный взгляд остановился на мне. Я почувствовала, как дрожь пробежала у меня по спине, когда он заговорил, его голос был подобен бархату, гладкому и манящему.

— Добро пожаловать, молодые люди, — начал он, — на урок теории заклинаний.

Он двигался с грациозной элегантностью, его длинные белые волосы ниспадали по спине шелковым водопадом. На нем был черный костюм, ткань которого облегала его худощавую фигуру так, что казалась почти потусторонней.

— Как вы знаете, магия — это не просто произнесение нескольких слов, — продолжил он. — Это искусство, наука, отдельный язык. Чтобы по-настоящему понять это, мы должны проникнуть в саму ткань вселенной.

Я внимательно слушала, как он говорил, его слова околдовывали меня. Я почти чувствовала, как сила магии струится по моим венам, как будто сам воздух вокруг меня был заряжен электричеством.

Вампир подошел к большой классной доске, его длинные пальцы пробежались по ее поверхности. Он начал рисовать замысловатые символы и глифы, каждый из которых пульсировал своей собственной уникальной энергией. Рисуя, он рассказывал об истории магии, о великих ведьмах, которые жили до нас, о заклинаниях, которые сформировали мир таким, каким мы его знали.

Я с благоговением наблюдала, как символы обретали форму передо мной, каждый из которых был прекраснее предыдущего. Мне казалось, что мы наблюдаем за работой великого художника, который пишет картину всей душой.

Урок продолжался, профессор ни разу не запнулся в своих объяснениях, и я ловила каждое его слово, мой разум пылал от возможностей того, чего я могла бы достичь с помощью своей силы.

Он рассказал о различных типах заклинаний. Некоторые требовали крови, другие — всего нескольких слов на древнем языке, как он это называл. Он показал нам одну такую надпись, но я не узнала язык. Даже Николетт покачала головой.

Он сказал, что мы научимся использовать заклинания у кого-нибудь другого, и я поймала себя на том, что с нетерпением жду этого урока. Это было удивительно и пугающе одновременно — новый, опасный мир, который вырвал меня из моего унылого существования. Но дорогой ценой за это я рассталась со своей жизнью.

Когда урок подошел к концу, профессор повернулся ко мне. — Помни, — сказал он, его голос был подобен шепоту на ветру, — Магия — это не та сила, к которой следует относиться легкомысленно. Это дар, которым нужно пользоваться с умом и большой осторожностью.

Я кивнула, прекрасно понимая, что не смогу реализовать даже малую толику из того, что он объяснил нам всего несколько минут назад.

И независимо от того, сколько я узнала о заклинаниях, я никогда не найду ни одного, которое исцелило бы мое разбитое сердце.

11

Я лежала в своей кровати, уставившись в потолок, пока тикали минуты на напольных часах в другом конце комнаты. За полночь за пределами моей комнаты воцарилась тишина, если не считать редкого уханья совы или шелеста листьев, уносимых ветром. Единственным источником света в комнате были несколько мерцающих свечей, отбрасывавших на стены жутковатые тени.

Одиночество подкралось, как вор ночью, и лишило меня душевного покоя. Я не могла избавиться от ощущения пустоты, хотя меня окружали роскошные шелка и бархат, которым позавидовал бы любой другой. Но в этот момент они казались бессмысленными, неспособными обеспечить комфорт, которого я жаждала.

С тяжелым сердцем я потянулась за своим планшетом, отчаянно нуждаясь в какой-нибудь связи. Мой большой палец завис над значком сообщения, готовый излить Александру свое сердце, притворяясь, что забыла о случившемся, просто чтобы почувствовать, как кто-то прикасается ко мне так, будто действительно имеет это в виду.

Но когда я начала печатать свое сообщение, я заколебалась. Поймет ли он глубину моего отчаяния? Или он просто отмахнулся бы от этого как от бреда беспокойного ума?

Я удалила сообщение, чувствуя себя более одинокой, чем когда-либо. Лунный свет проникал в окно, отбрасывая серебристый отблеск на комнату. Я натянула одеяло до подбородка, желая, чтобы кто-нибудь прижал меня к себе и прогнал темноту.

Но никто не пришел, и я осталась одна в тишине своей комнаты. Я закрыла глаза и попыталась заставить себя уснуть, но сердечная боль оставалась, как призрак, преследуя меня своим холодным прикосновением.

В тот момент я поняла, что иногда единственная компания, которая у нас есть, — это наши собственные мысли. И от нас зависит найти в себе силы встретиться с ними лицом к лицу даже в самые мрачные часы. Я глубоко вздохнула и позволила своим мыслям блуждать, надеясь, что сон скоро найдет меня и дарует утешение, которого я так отчаянно жаждала.

Минуты тикали, и я больше не могла этого выносить. Одиночество было удушающим, и мне нужно было вырваться за пределы моей комнаты. Я выскользнула из кровати и направилась к шкафу, вытаскивая мягкий свитер и свои пушистые тапочки. Я быстро оделась, чувствуя комфорт свободной ткани на своей коже.

Я выскользнула из своей комнаты в темные коридоры академии. Единственный свет исходил от свечей в кобурах, которые висели на стенах, отбрасывая жуткие тени на гобелены и старинные книжные полки, стоявшие вдоль коридоров.

В воздухе витали тайна и интрига, как будто я шагнула в другой мир, давно забытый. В воздухе стоял густой запах старого пергамента и воска.

Я бесцельно бродила, мои шаги эхом отдавались по пустым коридорам, ни единого шепота повсюду. Я провела пальцами по корешкам старых книг, ощущая шероховатые края страниц. Названия были иностранными, написанными на языках, которые я даже не могла начать расшифровывать.

По мере того как я углублялась в недра академии, темнота, казалось, становилась все гуще. Но я не испугалась. Тишина была успокаивающей, как будто мир остановился только для меня.

Огонек свечи мерцал вдалеке, и я последовала за ним, как мотылек за пламенем, мой мессия.

Завернув за угол, я наткнулась на портрет, который видела раньше. Но теперь все детали, которые я не воспринимала своим человеческим зрением, смотрели на меня в ответ.

Широко раскрыв глаза, я проследила за тонкими мазками кисти, которые оживили изображение. На нем была изображена женщина поразительной красоты, с длинными черными локонами, ниспадающими по плечам подобно реке чернил. Ее платье само по себе было шедевром, сшитое из насыщенного синего шелка и шифона, которые струились по ее фигуре, как вода. Замысловатая вышивка бисером, украшавшая корсет и рукава, отражала свет, являя собой ослепительную демонстрацию мастерства.

Женщина на картине не улыбалась, но выражение ее лица было исполнено царственной грации и элегантности. Ее глаза, глубокие и таинственные, казалось, смотрели на меня сверху вниз с холста, как будто она знала что-то, чего не знала я.

Фоном была не просто ровная поверхность, а скорее красиво ухоженный сад. В изобилии цвели яркие цветы всех мастей, а вдалеке виднелся небольшой пруд.

Легкий ветерок, казалось, шелестел листьями деревьев, словно оживляя эту сцену. Свирепая красавица стояла в центре всего этого, жестокая и непреклонная. Это было почти так, как если бы она одним взглядом приказывала цветам распуститься, а воде в пруду оставаться спокойной.

Я не могла не испытывать благоговейного трепета перед этой женщиной, чья сила и красота, казалось, выходили за рамки холста.

Я сделала шаг ближе, и в правом нижнем углу холста появились слова. Если бы я не беспокоилась о том, что привлеку чье-то внимание к своей ночной прогулке, я бы давно закричала.

Я убила тебя. Ты боишься?

Какого черта? Неужели фотография только что прислала мне сообщение? Я отступила на несколько шагов, испугавшись, что женщина вот-вот выпрыгнет из картины и будет мучить меня, пока мое сверхъестественное тело не уступит.