– Жизнь здесь… Все-таки жизнь есть! Ты посмотри, здесь все-таки движение! – воскликнула Глафира Семеновна, указывая мужу на улицу. – А в Белграде-то!

– Но ты не должна забывать, что мы здесь в торговой части, – заметил супруг.

– В Белграде мы и на базаре были, когда деньги у жида меняли, а там и десятой доли этого движения не было.

Послышался стук в дверь.

– Антре![62] – крикнула Глафира Семеновна по-французски.

Дверь отворилась, и показался коридорный. На большом подносе он нес завтрак супругам.

Накрыт стол чистой скатертью, и супруги завтракают. Привередливая Глафира Семеновна, взяв чашку бульону, не могла похулить его вкусовые достоинства и нашла только, что он остыл. Винер шницель, приготовленный из телятины, был вкусен, но также был подан чуть теплым.

Коридорный, прислуживавший около стола, рассказывал по-немецки, примешивая русские и болгарские слова, о генералах, графах и князьях, которых он знавал в бытность свою в Петербурге.

– Вы мне вот прежде всего скажите, отчего у вас на завтрак все подано остывшее? – перебил его Николай Иванович, на что коридорный, пожав плечами, очень наивно ответил:

– Ресторан немного далеко от нас, а на улице теперь очень холодно.

– Как далеко? Разве гостиница не имеет своего ресторана? Нет кухни при гостинице? – воскликнула Глафира Семеновна.

– Не има, мадам.

И коридорный рассказал, что в Софии только две «гостиницы» имеют рестораны – «Болгария» и «Одесса», да и то потому, что при них есть кафешантаны, и при этом прибавил, что «die Herrschaften und die Damen»[63] очень редко берут в комнаты гостиницы «подхаеване»[64], «обед» и «вечерю»[65], так что держать свою «готоварню» и «готовача»[66] не стоит.

– Не в моде, что ли, ясти в номере? – спросил Николай Иванович!

– Не има мода, господине, – отвечал коридорный и стал убирать со стола.

– Ну, скорей чаю, чаю! Да мы поедем осматривать город, – торопила его Глафира Семеновна.

– Тос час, мадам, – засуетился коридорный, побежал в коридор и принес чайный прибор с двумя чайниками, в одном из коих был заварен чай.

– А самовар? Наш русский самовар? – спросил Николай Иванович.

Коридорный вздернул плечами и развел руками.

– Не самовар, – отвечал он.

– Как? Совсем не имеете самовара? В болгарской лучшей гостинице нет самовара?

– Не има, господине.

– Простого русского самовара не има! – удивленно воскликнул Николай Иванович. – Так как же у вас здесь наши русские-то?.. Ведь сюда приезжают и русские корреспонденты, и сановники. Вы, может быть, не понимаете, что такое самовар?

– Разбирам, господине, разбирам, но не има русски самовар.

– Ну уж это из рук вон… Это прямо, я думаю, вследствие каких-нибудь антирусских интриг Стамбулова, – развел руками Николай Иванович. – Но ведь теперь Стамбулова уж нет и началось русское течение. Странно, по меньшей мере странно! – повторял он.

– Пей чай-то… – подвинула к нему Глафира Семеновна стакан чаю, – чай подан хоть и без самовара, но не скипячен и очень вкусно заварен.

– Слушайте, кельнер! Как вас звать-то? Как ваше имя? – спросил коридорного Николай Иванович.

– Франц, господине.

– Тьфу ты! Немец. В славянской земле, в исконной славянской земле и немец-слуга. Слушайте, Франц! Нам этого кипятку мало. Принесите еще. Поняли? Кипятку. Оште кипятку.

И Николай Иванович стукнул по чайнику с кипятком.

– Оште горешта вода? Тос час, господине.

Коридорный выбежал из номера и через минуту явился опять с большим медным чайником, полным кипятку.

– Глупые люди, – заметила Глафира Семеновна. – Согревают кипяток в чайнике, а выписать из России самовар, так куда было бы лучше и дешевле.

Через полчаса супруги кончали уже свое чаепитие, как вдруг раздался стук в дверь. Вошел коридорный и подал визитную карточку. На карточке стояло: «Стефан Кралев, сотрудник газеты „Блгрское право“».

– Сотрудник? Корреспондент? Что ему такое? – удивился Николай Иванович.

Коридорный отвечал, что человек этот просит позволения войти.

– Просите, просите, – заговорила Глафира Семеновна, встала из-за стола, подошла к зеркалу и начала поправлять свою прическу.

Вошел еврейского типа невзрачный господин с клинистой бородкой, в черной визитке, серых брюках, синем галстухе шарфом, зашпиленном булавкой с крупной фальшивой жемчужиной, с портфелем под мышкой и в золотых очках. Он еще у дверей расшаркался перед Николаем Ивановичем и произнес по-русски:

– Позвольте представиться, ваше превосходительство. Сотрудник местной газеты «Блгрское право».

При слове «превосходительство» Николай Иванович встал, приосанился, поднял голову и подал вошедшему руку, сказав:

– Прошу покорно садиться. Ах да… Позвольте представить вас моей жене. Жена моя, Глафира Семеновна.

– Мадам… Считаю себе за особенную честь… – пробормотал сотрудник болгарской газеты и низко поклонился.

Наконец все уселись. Николай Иванович вопросительно взглянул на посетителя и спросил:

– Чем могу вам быть полезным?

Посетитель слегка откашлялся, поставил свой портфель себе на колени и начал:

– Сейчас узнав внизу гостиницы о приезде из Петербурга вашего превосходительства, решаюсь просить у вас на несколько минут аудиенции для краткой беседы с вами. Позволите?

– Сделайте одолжение.

Николай Иванович еще выше поднял голову, оттопырил нижнюю губу и стал барабанить пальцами по столу.

– Не скрою, что хочу воспользоваться беседой с вами для ознакомления с нею читателей нашей газеты, – сидя поклонился посетитель.

– То есть пропечатать? Это зачем же? – спросил Николай Иванович.

– Изволите ли видеть… При настоящем перемене режима в Болгарии и при повороте жизненного течения ко всему русскому мы считаем каждую мысль, каждый взгляд, поведанные нам русским сановником, достойными опубликования.

При слове «сановником» Николай Иванович не удержался и сделал звук «гм, гм». Но он боялся, что Глафира Семеновна выдаст его и крикнет: «Какой он сановник! Напрасно вы его принимаете за сановника!» – а потому обернулся и бросил на нее умоляющий взгляд. Глафира Семеновна сидела за другим столом серьезная и слушала.

– Итак, позвольте мне начать вас немножко интервьюировать? – продолжал сотрудник болгарской газеты.

– Пожалуйста, пожалуйста, – кивнул ему Николай Иванович.

– Вы в Болгарии в первый раз?

– В первый раз.

– Какое впечатление произвела на вас при вашем въезде наша обновленная Болгария? После известного поворота мы ее называем обновленной.

Сотрудник умолк, поправлял на носу очки и ждал ответа. Николай Иванович не знал, что отвечать, и соображал. Наконец он произнес:

– Вы хотите что-нибудь о русском влиянии?

– Да-да… Что-нибудь вроде этого. Какие, например, ваши взгляды на нынешнее положение Болгарии?

– Как вам сказать… Меня вот, например, удивляет, что при таком русском влиянии, какое существует теперь, у вас до сих пор нет русских самоваров в гостиницах. Вот, например, сейчас я заказываю чаю с самоваром, и мне отвечают, что здесь, в Софии, в гостиницах самоваров нет, и подают вот этот дурацкий чайник вместо самовара, медный чайник у нас в России всегда стоит на плите. Согласитесь, что это странно! Не правда ли?

И Николай Иванович пристально посмотрел на сотрудника болгарской газеты, ожидая от него ответа.

Сотрудник болгарской газеты в свою очередь подумал, что` ему отвечать относительно отсутствия самоваров в болгарской гостинице, и сказал:

– Видите ли, русские самовары, по моему мнению, оттого в Болгарии не прививаются, что здесь вообще мало чаю пьют и есть семьи, которые совсем не знают чаю.