— Что вы, что вы, девочки, я с радостью…
Он даже заикаться стал — видимо, от избытка этой самой радости.
Я вспомнила, что с голодными мужчинами ни о чём договориться нельзя, и стала метать на стол тарелки, полные каши.
Они схватились за вилки и какое-то время молча ели. Липа, конечно, есть не могла. Да и у меня аппетит пропал. Повисло молчание, которое вполне можно было назвать зловещим.
Чтобы разрядить обстановку, я сказала:
— Это не просто каша, это такая разновидность плова, кускус называется. Его, кажется, бедуины готовят…
— Чего? — покатился со смеху мой работодатель. — Да ты вообще не имеешь представление, что такое кускус!
— А ты имеешь?
— Ещё бы! В Москве полно ресторанов, где настоящие арабские повара готовят настоящий кускус. А это, — он указал пальцем в тарелку, — ты так не называй, не позорься. Это просто хорошая каша, очень, кстати, вкусная, несмотря на то, что размазня.
— Спасибо, я старалась… — пролепетала я.
Чёртов светский лев! И я хороша, решила сразить их своими познаниями в арабской кухне, да не учла, что Игнат в своей прошлой жизни, сытой и благополучной, был завсегдатаем модных ресторанов… Ладно, впредь мне будет наука.
Хорошо было бы предложить им водки, верное средство от всех напастей, да вот беда: Кирилл же за рулём, он пить не станет, а Игнату тогда никто компанию не составит.
Но Игнат, словно подслушав мои мысли, вдруг сам предложил:
— Может, водочки тяпнем? Или вина хорошего?
— Давай, — согласился Кирилл. — Сегодня день такой, что сам бог велел…
— Ой, Кирюша, ты же за рулём, — всполошилась Липа.
— Я здесь ночевать останусь, — объявил он громко.
Игнат даже бровью не повёл. Вот это выдержка! А с другой стороны, что бы он мог возразить? Стал бы выгонять Кирилла, оставляя здесь его сестру?
А Кирилл-то, Кирилл! Ну, хорош… Блюдёт честь своей не такой уж юной сестрёнки. Понятно, за совращение малолетних привлечь Игната к ответственности уже невозможно, так он решил лично проследить, чтобы — ни-ни…
Начали они, конечно, с хорошего красного вина. Мы с Олимпиадой тоже пригубили из своих рюмок, чтобы составить им компанию.
Я не пила, просто поднесла рюмку ко рту и на секунду притронулась к вину губами, потому что вообще-то любое спиртное не особо жалую, а тут ещё и на голодный желудок… Полная тарелка каши стоит передо мной, а у меня горло точно спазмом свело. Полная рюмка прекрасного французского вина стоит перед самым носом и улыбается мне, а я даже подумать не могу о том, чтобы его выпить. Ну не странно ли?
Липочка от волнения и необычности ситуации тоже, конечно, ни есть, ни пить не могла. У неё был вид зверька, который ищет подходящую норку, чтобы можно было спрятаться. Ищет-ищет, да вот найти никак не может.
Я сказала:
— Ладно, пойду готовить спальные места. Предлагаю такой вариант: Липу положим на втором этаже, в свободной спальне, а Кирилла внизу, в кабинете, на диване. Можно в гостиной, тоже на диване. Выбирай, Кирилл.
Однако Кирилл возмутился:
— Ещё чего! У вас там, на втором этаже, бордель будет, а меня, значит, вниз сплавляете, чтобы не мешал?!
Игнат поморщился:
— Кирюха, что ты плетёшь? Какой ещё бордель? Там у меня есть свободная спальня, специально для гостей.
— Я тоже твой гость. Я там ночевать буду. А Липку можно положить в кабинете или в гостиной.
— Я боюсь внизу. Я боюсь оставаться на первом этаже, когда вы все будете на втором… — упрямо прошептала Липочка, не поднимая глаз от тарелки с нетронутым псевдокускусом.
— Ладно, — пожалел её брат, — ты ляжешь в кабинете, а я — в гостиной.
— Зачем? — удивился хозяин дома. — К чему эти глупости, если есть прекрасная спальня…
Потом они вдвоём с Кириллом стали перебирать разные варианты ночёвки. Вариантов было не так чтобы очень много. Людей у нас сегодня было больше, чем вариантов. И что интересно, все хотели спать на втором этаже.
Мне надоел галдёж, и я сказала:
— Кирилл может ложиться в гостевой спальне, раз уж это для него так принципиально. А Липу положим у меня.
— Ну, и где же в таком случае будешь спать ты? — проявил интерес Кирилл.
— Тоже у себя. Хотя могу и у тебя. — Он фыркнул. — У меня же кровать широкая, а мы с Липой — девушки худенькие. Отлично поместимся вдвоём!
— Ещё чего, — снова фыркнул Киря. — Придумала тоже… вам же обоим будет неудобно.
— Ну, тогда ты можешь лечь вдвоём с Игнатом — хоть в обнимку, хоть валетиком, — а в свободную спальню мы поселим Липу.
Тут Игнатов и Барышев одновременно выкатили на меня глаза. Этот вариант им отчего-то совсем не глянулся.
Вообще-то мне больше всего на свете хотелось, чтобы Кирилл уехал домой и не морочил приличным людям голову. Но ехать он уже не мог, так как полбутылки вина — порция серьёзная, а он сегодня уже и так проштрафился.
В конце концов мы с Липой решили, что будем ночевать вдвоём в моей спальне, и я пошла стелить постели. Липа увязалась за мной, потому что боялась Кирюшиного гнева и выволочки.
У мужиков сразу же после нашего ухода пошла в ход водка, что, на мой взгляд, выглядело очень странно. Особенно для Игната, такого тонкого ценителя изысканных вин. Но это — не моё дело.
Где-то к полуночи все угомонились. Кирилл всё-таки лёг в гостевой спальне, Игнат — у себя, а мы с Липой, как и собирались, устроились вдвоём на моей постели.
Сначала из спальни Игната донеслось посапывание, перемежаемое тонким свистом. Потом из гостевой спальни донёсся богатырский храп.
Я поморщилась:
— Он всегда так храпит?
— Нет, что ты! Только если выпьет, как сегодня. Хотя Ленка его бросила в том числе из-за храпа тоже. Сама же слышишь: из другой комнаты, через коридор, через две закрытые двери, и то как слышно. Представляю, каково ей было спать рядом с ним…
— Ты же говорила, что там никто никого не бросал, — съязвила я, не удержавшись.
Липа промолчала. Я тоже не стала развивать тему дальше.
По случаю тёплой июньской ночи окно у нас было открыто. Комаров можно было не бояться, потому что на окнах стояли отличные противомоскитные сетки. Это так удобно! Нет надоедливого писка над ухом, нет волдырей и мучительного зуда…
Внизу, под окном, что-то противно шуршало. Мышки-полёвки, должно быть.
Я стала мечтать о том, как мы с Федей заработаем денег, поменяем в доме старые окна на новые, пластиковые, и обязательно тоже заведём себе такие же сетки. Даже Пушкин, помнится, писал: «Ох, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи»… А мы вот сетки поставим, и не будет у нас ни комаров, ни мух, ни противных ос, которые с одинаковым аппетитом едят и варенье, и мясо…
Внизу не прекращалось шуршание. И почему-то мне показалось, что я слышу шаги.
— Липа, ты спишь?
— Нет ещё.
— Слышишь шаги?
— Нет.
— А шуршание?
— Да, слышу. А что это шуршит?
— Вот и мне бы хотелось это узнать.
Я встала, на цыпочках подошла к окну и тихонько выглянула. Но увидеть источник подозрительного звука мне не удалось, потому что мешала всё та же противомоскитная сетка, которой я так восторгалась. Я упёрлась в эту сетку лбом, по максимуму впечатала в неё лицо. Если бы надавила ещё, думаю, что она бы порвалась. Однако увидеть, что делается под окном, мне не удалось.
— Ну, что там? — прошептала Липочка.
— Ой, подружка, мне кажется, ходит кто-то вокруг нашего дома.
Она шёпотом взвизгнула. Шуршание прекратилось.
Я птицей метнулась к ней и зашептала в самое ухо:
— Помолчи, ладно? И даже не дыши, если можешь.
Она послушно кивнула. Дышать, я думаю, она перестала уже давно. Просто от страха.
Я снова подкралась к окну и прислушалась. Под окном уже было тихо, но на душе всё равно стало как-то тревожно. Опять киллер? Или нас просто хотят ограбить? Впрочем, может статься, это под домом коты беспризорные бродят, потому что — ночные животные. Но не зря же говорят: пуганая ворона куста боится!