– То есть когда он сможет тебя снова увидеть? – переспросил Чарли. – А больше ничего в этой открытке не говорится?
– Нет, если не считать нескольких стихотворных строк, – отозвался в телефонной трубке голос Джулии, заглушаемый помехами.
Вероятно, она говорила по своему мобильнику откуда-то из метро, возвращаясь с работы.
Если бы она уже была дома, то звонить бы не стала, просто пересекла бы разделяющую их лестничную площадку. Тем более что она знала, как неохотно Чарли отвечает на звонки, когда работает.
Он и сейчас поднял трубку просто машинально. Всю ночь напролет Чарли просидел за компьютером, охваченный внезапным вдохновением после вчерашнего провала их затеи со свиданием вслепую. Из-под его электронного пера вышел шедевр под условным пока названием: «Не смейте мне звонить, Мэгги О'Маллиган». Ни о Джулии, ни о Доминике в нем не было ни слова.
Изнуренный творческими потугами, сравнимыми разве что с трудами доктора Франкенштейна, Чарли взял трубку, даже не удосужившись взглянуть на экран АОНа. И был приятно удивлен, услышав мелодичный голос Джулии.
– Значит, он уже посвящает тебе стихи? – уточнил у нее Чарли, стараясь не смотреть на экран своего ноутбука, где литературный персонаж по имени Мэгги изображался не менее недружелюбной и не склонной к общению персоной, чем его прототип. – И какого же они рода?
– По-моему, довольно старомодные. В них говорится, что он не осмеливается описать красоту моих глаз и другие достоинства, потому что обладать ими могут лишь неземные создания. На что он намекает?
Чарли рассмеялся, легко догадавшись, кто автор этих строк.
– Успокойся, Джулия, это сравнение с ангелом. И написал этот сонет Шекспир.
По странному совпадению произведения великого поэта сегодня вспоминались ему постоянно, особенно же часто комедия «Укрощение строптивой», с героиней которой, Кэт, он сравнивал Мэгги. К счастью, Мэгги вчера не придала значения строкам, которые он процитировал, иначе она могла бы подумать, что и он, подобно Петруччо, мечтает заручиться ее согласием стать его женой.
– Честно говоря, – продолжала Джулия, – Доминик не произвел на меня впечатления парня, читающего творения Шекспира. Более того, мне показалось, что он обещал «позвонить мне как-нибудь» исключительно из вежливости.
– И ведь он до сих пор так и не позвонил тебе! – заметил Чарли.
– Верно. Зато прислал мне две дюжины алых роз и открытку со стихами Шекспира! Это так романтично!
– Ты хочешь увидеться с ним или нет? – без обиняков спросил Чарли.
После долгого томительного молчания, когда Чарли уже решил было, что мобильник Джулии перестал принимать сигнал, она пролепетала:
– Еще сегодня утром я бы сказала, что не хочу.
– А теперь? – Чарли засопел от нетерпения услышать ответ и заерзал на стуле.
– А сейчас мне кажется, что я готова к новой встрече с ним. Раньше я думала, что между нами нет ничего общего, раз он почти не разговаривал со мной на стадионе. Мне было, конечно, интересно услышать, что он думает о баскетболе, хот-догах и пиве. Но согласись, что для продолжения знакомства нужно знать о мужчине побольше. И вот теперь, отправив мне розы и открытку со стихами, Доминик заронил в мое сердце хрупкую надежду, что рано или поздно он раскроет передо мной свой внутренний мир. Ведь и в спокойных на первый взгляд водоемах встречаются чистые глубинные течения.
Чарли хотел было добавить, что их не бывает в гнилых болотах и заросших тиной прудах, но тактично промолчал.
Доминик был ему симпатичен: уравновешенный, привлекательный, не лишенный чувства юмора, любящий спорт, пиво и вкусную еду, он идеально соответствовал образу обыкновенного американца и даже, пожалуй, джентльмена. Досадную оплошность, которую он допустил, когда, размахивая руками от восторга, случайно сбил бейсболку с головы Джулии, можно было в расчет не брать.
Короче говоря, Доминик Чиккалини по всем статьям был прекрасным парнем. А такие ребята, по мнению Чарли, не были склонны к цитированию слащавых стишков в своих письмах и романтическому ухаживанию. Но возможно, Чарли и ошибался.
Единственным недостатком Доминика была его дружба с Мэгги. Потому что она постоянно совала свой веснушчатый эротический носик в его сугубо личные дела. Держись он от нее подальше, Доминик наверняка бы сам уже давно нашел себе невесту.
– Так что мне теперь делать? – спросила Джулия. – Может быть, позвонить ему первой? У меня есть его визитная карточка, на ней указан рабочий телефон.
– Дай мне минуту на размышления, – сказал Чарли, откидываясь на спинку стула. – Учти, все должно решиться во время вашей следующей встречи.
Уверенность в этом Чарли почерпнул из писем своих читательниц, утверждавших, что во время первого свидания, как правило, ничего серьезного не происходит. Оно может оказаться даже не совсем удачным, поскольку встречающиеся нервничают и ждут от знакомства слишком многого. Либо обманчивым, если пройдет чересчур бурно и ярко. Подлинным же показателем истинных чувств и намерений становится именно второе рандеву.
– Послушай, Чарли, – не дождавшись его совета, продолжила Джулия, – тогда, на стадионе, я была не в своей привычной обстановке. На этот же раз нужно сделать так, чтобы я чувствовала себя как рыба в воде и произвела на Доминика ошеломляющее впечатление.
– У меня возникла потрясающая идея! – воскликнул Чарли, поправляя на голове свой «колпак мудреца» – бейсболку с отчетливым изображением утиного зада и хвостового оперения, приобретенную три года назад и помогавшую ему в процессе творчества. – Звонить ему в офис не надо. Ты сделаешь кое-что куда более интересное.
– Что же именно? – с опаской спросила Джулия.
– Давай встретимся через полчаса у тебя на кухне и все спокойно обсудим, – предложил Чарли.
Взяв в охапку несколько папок с документами, плащ, зонт, портфель и к тому же держа в руке чашку горячего кофе – третью за это утро, – Мэгги направилась по длинному коридору в кабинет Доминика.
Утро выдалось дьявольски тяжелым, да и вторая половина рабочего дня не сулила Мэгги существенного облегчения, поскольку именно на послеобеденное время была запланирована встреча с клиентом. Охваченная трудовым энтузиазмом и желанием получить повышение по службе к своему грядущему тридцатилетию, Мэгги ни разу даже не сделала передышки, не говоря уже о том, чтобы позволить себе отвлечься на что-нибудь, кроме работы.