– Ничего. Иди, куда шла, – может и немного грубо, но зато сразу…

– Хам и грубиян, – она кинула на меня злобный взгляд и вернулась к своим спутникам.

– Прям все, как и рассказывали, – ухмыльнулся господин Оливер, довольно кивая головой.

А я и не отрицал, лишь дальше последовал за ним, стараясь на сей раз не отставать. Весь этот накуренный дым скрадывал все те светящиеся красным фонари, которые висели под самым потолком. Дым становился красноватым, но никто не обращал на это внимания, как и на необычной формы фонари, красную мебель и своеобразные шпильки, торчащие из кое–как собранных волос девчушек. Это было чем–то неожиданно новым, как и шелестящая шторка, ведущая в другое помещение, состоящее полностью из разноцветных бусин. Это было настоящей диковинкой, но я сдерживался, чтобы не заворочать головой по сторонам от любопытства. Обычно такие вот подвалы редко отличались каким–либо разнообразием интерьера, чаще всего обычные мягкие до утопания в подушках софы, низенькие столы, заставленные бокалами и полными вазонами сигар и сигарет.

Но не здесь. Здесь все было так причудливо сделано, и теперь уже азиатские мужчины играли на каких–то странных инструментах совсем не похожую на нашу музыку. И, как ни странно, они мне нравилась. Веселила, как–то, хотелось улыбаться, но нельзя. Поэтому точно также аккуратно юркнул за господином Оливером в помещение за бусинами и чуть не поперхнулся от обилия разносортного дыма.

– Оливер, – воскликнул кто–то, и я даже порывался прикрыть господина Оливера, но тот так широко заулыбался и раскрыл объятья.

– Арчибальд!

Мужчины обнялись, наперебой спрашивая друг у друга о делах, пока некий Арчибальд был в отъезде. По разговорам было мало чего понятно, за исключением того, что господин Оливер очень рад видеть здесь Арчибальда. Он никогда так не улыбался, поэтому я немного присмотрелся к неизвестному, пытаясь запомнить его лицо. Обычное, чем–то смахивающее на лицо…

– Господин Оливер, – тихо обратился я к нему, вежливо склонившись к его плечу, – могу я задать вопрос?

– Да, спрашивай, – отвечал он в голос, словно ему было все равно на то, о чем они говорят.

– Этот некий мистер Арчибальд ваш брат?

Господин Оливер слегка отодвинулся от меня и повернулся в мою сторону с удивленным взглядом, а после громко засмеялся, распугав сидящих за круглым красным столом джентльменов.

– А ты первый, кто догадался, – пояснил он, а после повернулся к другим. – Представляю вам моего слугу – Гарри, – слишком неожиданно господин Оливер представил меня другим.

Под этими взглядами стало совсем уж неуютно, они пронзали насквозь, словно пытались проникнуть в самую мою душу и найти там что–то, нужное только им и по известной только им цели. Потемневшие от витавших в этом маленьком, совершенно не проветриваемом помещении, паров глаза вцепились в меня, словно я был куском свежайшего мяса для оглодавших хищников. Противное, липкое чувство, которое я давно уже не чувствовал, да и вряд ли бы когда–то еще захотел его прочувствовать. На душе тут же стало мерзко, но я промолчал и даже не скривился, лишь пробежался по лицам джентльменов, не узнавая никого, кроме…

– Снова тебя продали, а, вшивая ты собака, Уолтер?

Это был мистер Круч, и он был уже довольно пьян, хотя, даже не будь в его крови и капли алкоголя, он сказал бы тоже самое, наверное, даже с большей желчью в голосе, которой он плевался налево и направо. Мне приходилось пару раз сталкиваться с ним, но не сказать, что я был с ним знаком напрямую или как–то нормально представлен, он узнал мое имя только от моего тогдашнего хозяина господина Майлза. Не более. Мне приходилось пару раз сопровождать господина Майлза в дом мистера Круча, так что немного был знаком с его характером, особенно в мою сторону. Да и такое отношение далеко не новость для меня, уже свыкся и принимал все сказанное мимо ушей.

На слова мистера Круча я ничего не ответил, лишь легко склонил голову в знак приветствия, все также стоя за спиной господина Оливера. Мне не интересовали его слова, хотя я успел уловить на пару секунд скривившееся лицо господина Оливера, словно ему было неприятно это, словно это именно его обозвали столь низкими, оскорбительными для его статуса словами, а не меня. Это было что–то очень странное, но я выкинул это из головы, как излишки, это не мое дело. Если мое, господин Оливер сам об этом скажет.

Только вот мистер Круч не унимался, ехидно усмехался, попивая янтарный виски и смахивая излишний пепел с сигары.

– А тебе идет, – ухмыльнулся он и показал жестом на свои щеки, давая ясный намек, про что он говорил. – Тогда ты смотрелся уж больно простовато, – и громко засмеялся, откидываясь на спинку замудренного стула.

На меня тут же снова перевели взгляд, впиваясь в мое лицо и шрамы своими ехидными взглядами. Все, кроме господина Оливера, тот, наверное, уже привык меня видеть, а может уже перестал обращать внимания, как и я. Я не видел, да и не вижу в своих шрамах ничего особенного, шрамы как шрамы, хотя если честно признаться, именно из–за них прозвали уродцем, а вот кто это начал, я уж и не упомню.

В чьих–то глазах проскользнуло сожаление, глубоко скрытое, а порой и не очень, впрочем, меня и оно не волновало, хотя, чего таить, меня немного обрадовало, что в этой душной комнатушке, где вращались деньги, которые многим даже и не снились, был кто–то, кто не потерял последнюю каплю человечности.

– Прекрати, Карлсон, – довольно строго осек мистера Круча господин Оливер, переведя на него угрожающий и раздраженный взгляд. – Когда тебя касались дела других людей, особенно его класса.

В ответ послышалось лишь ворчливое бухтение. Кто–то глухо поинтересовался, почему не пришла Шерри, и тогда напряжение схлынуло, оставляя за собой густой шлейф каких–то приторных сигар мистера Круча. Господин Оливер расплылся в благоговейной улыбке, он что–то рассказывал о плохом самочувствии ма бель, но я пропускал все мимо ушей, потому что в голове снова возник тот ее образ на лестнице. Стало как–то не по себе, словно я что–то сделал не так, словно что–то сломал, нарушил и даже не понял. Противно. Хотелось просто вернуться в дом, чтобы удостовериться, что все в порядке, и я все себе надумал.

Этот образ будет часто преследовать меня в те дни, пока я не пойму, почему он не оставлял меня в покое, почему вызывал массу противоречивых мыслей и чувств, почему донимал порой ночными кошмарами, но не сейчас. Сейчас совсем не об этом.

Господин Оливер взмахнул рукой, подзывая какого–то мальчишку, который, на вид, только–только вошел в брачный возраст, и тот учтиво склонившись подбежал к нему на почти прямых ногах. Господин Оливер что–то прошептал ему на ухо, тот лишь кивнул и также быстро убежал за висящие бусы в другую комнату. Как–то очень быстро там сменилась мелодия, да и по всей видимости на импровизированную сцену вышла певичка, так как ее голос тут же вторил игре музыкантов. Пела она, правда, на каком–то не нашем языке, хотя мне, почему–то казалось, что где–то я его уже слышал, но вспомнить никак не мог. Впрочем, да и какая разница. В комнату вошел невысокий мужчина с коробочкой в руках, которую он тут же поставил на стол.

– Партию, господа? – задорно спросил господин Оливер.

Слова господина Оливера вызвали какой–то ажиотаж, хотя чего таить, все хозяева, услышав что–то о картах и азартных играх, тут же забывали обо всем, бросали дела и неслись на партию, проигрывая порой состояния, лишь бы выиграть. Азарт – это то, что, казалось, текло в крови аристократов, только, наверное, я бы не согласился с этим утверждением. Вон в клубе, в котором постоянно бился, последние деньги проигрывали далеко не богатеи, а обычные работяги, которые эти самые деньги зарабатывали потом и кровью. Так что, наверное, правильней было бы сказать, азарт – это то, что текло в крови каждого человека, а вот поддаваться ему или нет, личное право каждого. Наверное, поэтому меня не волновали эти игры и не было никакого интереса к ним.