– Это все?
– Да, господин Оливер, – честно ответил я, и он махнул рукой, разрешая двигаться дальше.
Казалось бы, все идет тихо и мирно, никто не пристает, кормят и поят, но это оказалось затишьем перед бурей. Бурей в долгие полтора года. Я не сразу этого понял, лишь сейчас, когда пишу это письмо. Да, это и правда было затишье перед бурей, и я чувствовал это. Было что–то странно напряженное в том, что меня не выпускали из особняка, только пару раз в сад, но не более (поездка за одеждой не в счет), но было разрешено ходить буквально везде по дому, что я и делал. Я изучил каждый уголок особняка, каждую комнату, даже комнаты господ. Меня не интересовали вещи, украшения и все то, что представляло интерес для воров, и я, казалось, прошел еще одну проверку под строгим взором господина Оливера. Я осматривал каждое окно, каждую шероховатость стен, крепость дверей и полы, а хозяин лишь довольно улыбался, внимательно следя за мной. Он изъявил желание понаблюдать за этим лично, даже отпустил всех остальных слуг, бросил личные дела и ходил следом за мной.
– И что ты узнал? – спросил он, когда мы вошли в его кабинет.
Я снова принялся осматриваться, пока господин Оливер спустя долгие часы снова не сел за бумаги, которых оказалось навалом. Я обернулся на его вопрос и заглянул в глаза.
– Что вы точно хотите узнать?
– Все, что тебе удалось узнать об этом доме, – очередная проверка.
– Дом кажется незащищенным на первый взгляд, – начал я, продолжая осматриваться. – Но на самом деле это почти неприступная крепость, – господин Оливер лишь довольно хмыкнул. – Потайные ходы, глухие окна, форточки открываются только изнутри, усиленные стены и крепленные двери. Можно вопрос?
– Да, конечно.
– От чего вы тут прячетесь?
На это господин Оливер мне ничего не ответил, лишь ухмыльнулся и кивнул чему–то своему. Впрочем, я прекрасно понимал, что ответа на этот вопрос не последует, но не задать я его не мог. Я показал и доказал свое натасканное чутье хозяину, и тот довольно улыбался. Это была единственная цель, и я ее достиг. Я снова повернулся к господину Оливеру лицом и ожидал приказаний, молчаливо заведя руки за спину.
Он окинул меня взглядом, задерживаясь на почти заживших ранах на лице, а после снова уткнулся взглядом в бумаги.
– Будь готов к шести, – кинул он и взмахнул рукой.
– Хорошо, господин Оливер, – ответил я и вышел.
Это было первое обращение ко мне по назначению, так что к указанному времени я уже стоял готовый в холле, ожидая непонятно чего. Господин Оливер бегло спустился по лестнице и забрал из рук слуги ту самую трость и цилиндр с белыми перчатками.
– Шерри, ma fifille, мы не должны опаздывать, – неожиданно обернулся он прямо на пороге дома.
На лестнице, где буквально пару мгновений был сам господин Оливер, появилась ма бель, одетая в ночную сорочку с накинутым поверх шелковым халатом, волосы распущены, а на лице ни грамма косметики. Такой я часто видел ее на протяжении всех дней, такой образ стал привычен для меня, так что я просто снова кивнул, поймав ее взгляд.
– Mon cher, я никуда не поеду. Не сегодня, – спокойно с легкой, но несколько расстроенной улыбкой проговорила она, снова устремляя взгляд на господина Оливера.
– Что случилось? Ты заболела? – обеспокоенный, тот быстрыми широкими шагами поднялся к ней на одну ступень.
Их руки сплелись на перилах, ма бель подняла голову, заставляя господина Оливера опустить ее, чтобы заглянуть друг другу в глаза. Они так и застыли, всматриваясь и ничего не говоря, казалось, они разговаривали мысленно, чтобы никто не услышал ни единого слова. Я вновь заметил, насколько хрупкой, маленькой была она по сравнению с ним. Господин Оливер мог встать перед ней, и ма бель не было бы видно.
Они приблизились, медленно, но также доверительно прикрывая глаза и приникая к приоткрытым губам друг друга. Они сливались в нестрастном, но каком–то мучительно тягучем поцелуе, и я долго не мог оторвать взгляда от них, как это тут же сделали слуги. Мне пришлось отвести взгляд и упереться им в пол, пытаясь не замечать тихих стонов и порывистых вздохов. Я не знал, почему я не мог отвести взгляд. Я словно не желал этого, но почему… Может…
– Гарри, – вдруг воскликнул господин Оливер, вырывая меня из пучин мыслей и тут же оказываясь в дверях.
– Да, господин Оливер, – кивнул я, прекрасно понимая его без слов. – Ма бель, – кивнул я все еще стоящей на лестнице ма бель.
Та в кремовом халате казалась эфемерным призраком, который безмолвно наблюдал за всем, что происходило вокруг. И даже поспешив сбежать по лестнице к кэбу, я вновь оглянулся и почти оступился. Странное чувство укололо меня в сердце, заставляя его болезненно сжиматься и лишать меня воздуха. И так продолжалось до тех пор, пока двери не скрыли за собой поистине грустный образ ма бель.
Господин Оливер уже ожидал в кэбе и по-странному даже не обратил на меня внимания, оставляя мое опоздание и заминку на моей совести. Он бесцельно смотрел ровно вперед, хотя там не было ничего интересного, копался в своих мыслях и даже не заметил, когда кэб выехал за пределы поместья, направляясь куда–то. Я решил не трогать господина Оливера и перевел взгляд на проплывающие дома, пока не услышал грузный вздох. Он откинулся на спинку, и теперь в его глазах снова плескалось какое–то странное пламя, а на лице играла до ужаса довольная улыбка.
Мне многое казалось в этом доме странным, но это никогда не было моим делом. Я всегда должен молчать, и порой мне казалось, что лучше бы я родился немым или чтоб мне вырвали бы язык на каких–нибудь боях. В моей голове много всяких фактов, воспоминаний и грязного белья хозяев, но никто из тех не был странно отстранен и поглощен в суетливую за закрытыми дверьми жизнь дома. Господин Оливер на первый взгляд казался неким благодетелем, не требующим взамен многого, но так ли это было? Мне еще не удалось в этом разобраться, я лишь еще больше погряз в путанице отношений господина Оливера и ма бель.
Да и теперь, когда кэб остановился у главного входа незамысловатого по форме особняка, мои мысли оказались еще в большем раздрае, не желая состыковываться во что–то единое. Господина Оливера с вежливым поклоном встретили и сказали, что он может не торопиться, так как еще не все приехали, а меня просто окинули беглым взглядом и отвернулись, разрешая войти. Впрочем, ничего необычного, все как всегда. Я прошел за ним вглубь дома, куда–то за неприметную дверь под лестницей, ведущую в подвал. Откуда меня окатило знакомыми парами…
Клубы дыма парили среди извивающихся на коленях многочисленных господ девушек, которые так бесстыдно выставляли свое декольте напоказ, позволяли лапать себя везде и оставлять на молочной белой коже красноватые следы. Они смеялись, вторя мужским голосам, смеялись так, что становилось прекрасно понятно, что они уже совсем пропащие. Впрочем, чего мне их осуждать. Хоть до опиума я еще и не докатился, но кто знает, что будет впереди.
Мужчины совсем не скрывали своих желаний, пуская дым дорогих сигар в и без того удушливую, почти скрытую дымом комнату, а точнее почти целый тайный салон. Какая–то нежная певичка пела совсем незаурядную песню, заигрывала на потеху публике с пианистом, который творил финты, даже не снившиеся примерным музыкантам.
– Какой… – одна из стоявших неподалеку женщин обернулась ко мне и многозначительно окинула взглядом, господин Оливер, до этого не выражающий никакого желания и стремительно пробирающийся через толпы, попутно здороваясь, затормозил и заинтересованно немного обернулся ко мне, кидая беглый взгляд то на меня, то на эту женщину.
– Уродец? – подсказал я и наверстал упущенные пару шагов до господина.
– А если я хотела сказать «симпатяжка»? Что бы ты тогда ответил? – он подплыла ко мне едва качающейся из стороны в сторону походкой и заглянула снизу–вверх, в мои глаза, видимо, намереваясь проделать свой фирменный приемчик.
Только вот меня никак не соблазняли ни ее хорошие формы, едва прикрытое декольте и оголенные ноги, обтянутые новомодными чулками, которые так полюбили мужчины и мужья. Не соблазняли меня и ее затянутые поволокой глаза и чуть приоткрытые губы, впрочем, она привыкла к тому, что все ее хотят, и, наверное, я мог бы сказать, что не устоял бы перед ее какой–то дерзкой красотой, но нет. Меня вообще ничего не прельщало, что нравилось некоторым моих хозяевам, которые спокойно оставляли меня со своей женой, выпытывая после все подробности ее скрытого характера и жизни.