– Они могут ими стать.
– Таких, как они, много?
– Мало, Урлан. Очень мало.
– Времени осталось немного. Человеческая раса может вернуться на нужный нам Путь?
По бесстрастному лицу Хоурса пробежала мимолетная тень неуверенности.
– Я не знаю, Урлан. Я посеял в мире людей семена Силы, но те, в ком они прорастают, считают их проклятьем. Большинство из них просто не способно контролировать наш дар. Даже смутное ощущение близости с безграничной Неизвестностью приводит их в отчаяние и толкает на безумие. Неуправляемая Сила пробуждает в них лишь злобу и ненависть ко всему живому…
– Таковы они все? – Урлан расспрашивал без пристрастия, но сила, звучавшая в его низком голосе, не давала даже помыслить о том, чтобы оставить его вопрос без ответа.
– Нет, – Хоурс едва заметно качнул головой. – Не все. Немногие способны сохранить себя, если и не управляя Силой, то по крайней мере сдерживая ее. Некоторые из тех, кто не стал избранником, находят в себе силы помочь другим удержаться на грани безумия…
– Как? – по тону чувствовалось, что безразличие Урлана дало трещинку.
– Укрепив их волю своим духом.
– Как? – терпеливо повторил Урлан.
– Ценой собственной жизни.
– Ценой собственной жизни… – эхом отозвался Урлан и добавил, не дожидаясь дальнейших пояснений: – Что ж, возможно, мы еще не потеряли этот мир. Возможно… ты пробыл здесь дольше других, Хоурс. Мне видны твои мысли. Но тебе известно так же, как и мне: нет ничего более далекого от истины, чем ясная и четкая мысль, какой бы она ни была. Что говорят тебе чувства? Какова судьба этого мира?
Хоурс смежил веки. Его лицо прорезалось глубокими резкими морщинами, в свете костра кожа его стала похожа на кору дерева, а потом разгладилась и почернела. Ни единый порыв ветра не нарушил неподвижности воздуха, и все же зашелестела листва, заскрипели ветви обступивших поляну деревьев…
Прошло немного времени, и Хоурс открыл глаза.
– Судьба людей еще не решилась, но распутье близко. На переломе времен люди сами изберут свой путь. Выбор, как всегда, будет уделом немногих, остальным не останется ничего иного, как следовать новому Пути…
– Да будет так, – Урлан согласно склонил голову. – Что с другими?
– Они не хотят прихода Лонрингов, но и возвращение людей на путь Воинов их не радует. Они боятся повторения нашей прошлой неудачи…
– Люди не Схаты, – подал голос Урлан. – Мы не повторяем своих ошибок. Человеческий разум способен выдержать бремя Силы. Люди могут стать Истинными Воинами… – И, помолчав, добавил: – Теоретически.
– Древние сомневаются, в этом и, учитывая, что им пришлось пережить, их можно понять, – заметил Хоурс. – Однако это не имеет большого значения. Древние Народы слишком стары для того, чтобы ощутить Изменения и стать реальной силой в грядущей Войне. Они не способны ни помочь нам, ни помешать. Мне кажется, они не способны даже определиться – пока ими правит лишь бессильное раздражение и глухая зависть к избранникам.
– И все же они должны сделать выбор. Их колебания могут быть на руку Лонрингам. Не стоит недооценивать Силу, какой бы малой и косной она нивыглядела. Тот, кто кажется тебе слишком слабым, чтобы стать твоим союзником, может оказаться неожиданно сильным врагом…
– Да будет так, как ты говоришь, Урлан. – Хоурс расправил плечи и поднял лицо к темному небу. – Да станет известно наше решение Древним Народам! Да сделают они свой выбор: либо следовать за людьми по обретенному Пути, либо исчезнуть на веки вечные с лица этого Мира! И пусть решение наше не покажется им слишком жестоким, ибо слишком многое поставлено на карту!
Хоурс опустил голову. Его лицо вновь почернело и на несколько мгновений покрылось жесткими черными перьями, заострившийся нос блеснул в свете костра стальным блеском.
Урлан молча склонил голову, остальные поклонились в ответ.
Костер вспыхнул последний раз и угас окончательно. Полная луна, выглянувшая через несколько минут в прорыв туч, осветила пустую поляну. Покрывавшая ее ровная густая трава нигде не была примята, и лишь холодное пепелище в центре не давало поверить в то, что все только что случившееся было пустым мороком.
Под налетевшим порывом холодного ветра тревожно зашелестели листвой окружавшие поляну черные деревья. Из кроны одного из них бесшумно вылетела большая черная птица и, раскинув широкие крылья, полетела над бескрайним лесом на запад…
«…и настали Великие Сумерки, и Повелители Ужаса воцарились над людьми. И не было в их правленье ни правых, ни виноватых, ни мудрых, ни безумных, ни добродетельных, ни низких, ибо зиждилась власть Повелителей на Законе Хаоса.
И никто не мог знать своей доли. И никто не мог угадать, чем обернутся для него слова и дела его.
И никто не мог выбирать между добром и злом, потому что не было в мире ни добра и ни зла, и не было ни света и ни тьмы, а один только Ужас, объявший собой все сущее.
И было так, пока не зажглась в сердцах людей Истина, дарованная им Светлыми Богами…»
«Воцарение Светлых Богов», первая Книга Священного Девятикнижия
Глава 1
Перевалившее за полдень солнце жарким слепящим светом освещало мощеную белым камнем дорогу, невесть кем и когда проложенную через дремучие Восточные Леса – кое-как обжитую людьми окраину Глухолесья. Плотно подогнанные одна к другой плиты размером примерно полтора на полтора аршина были окаймлены по краю полуистершейся вязью рун незнакомого никому из живущих ныне людей языка. Знойный воздух зыбкими потоками поднимался вверх от разогретого камня. Легкий ветерок, чуть слышно шелестевший листвой вековых дубов, не приносил прохлады. Несмотря на то, что лето не перевалило еще и за середину, трава вокруг дороги уже успела пожелтеть и скукожиться от непрекращающейся вот уже несколько недель редкостной жары. Птицы затихли, пережидая полуденные часы, и лишь кузнечики, не умолкая, ошалело стрекотали в жухлом травостое.
По дороге ехал одинокий всадник. Копыта идущего неспешным шагом гнедого коня выбивали из каменных плит глухой стук, который, слетая с дороги, тут же тонул в обступивших ее зарослях медвежьей ягоды.
Конь не был обременен ни седлом, ни даже уздечкой – похоже, всадник не испытывал в них нужды. Свободно выпрямив спину и небрежно бросив ладони на бедра, он мерно покачивал в такт конским шагам наголо обритой головой и без особого интереса озирал подступивший к дороге лес. Во внешности всадника не было ровным счетом ничего примечательного, за исключением, разве что, его лица. Мало кому из единожды в него взглянувших хотелось увидеть это лицо еще раз.
В отличие от изнывающего на жаре коня, седок, казалось, совершенно не замечал палящего зноя – на его загорелой коже не было заметно ни единой капельки пота. И когда, изредка поднимая голову, всадник с одобрительной улыбкой поглядывал на ослепительное дневное светило, он, как ни странно, совершенно не щурил глаза.
Наряд всадника даже самому внимательному наблюдателю ничего не сказал бы о роде его занятий. Одетый просто, но не бедно, он мог бы быть и охотником, и наемным охранником, и небогатым торговцем, но определено не был ни тем, ни другим, ни третьим. При нем не было ни оружия, ни поклажи, только тощая кожаная сума на плече, да продолговатый сверток за спиной – вот и все добро, которое всадник вез с собой.
Конь тревожно всхрапнул и, невпопад ударив копытом, остановился. Всадник разочарованно вздохнул – так ведь хорошо все шло! – и, наклонившись, похлопал коня по шее.
– Спокойно, спокойно. Я его тоже чую. Ничего страшного, сейчас разберемся.
Соскользнув с конской спины на дорогу, седок постоял, прислушиваясь, потом сделал шаг по направлению к подступившим в этом месте вплотную к дороге кустам. В залитом солнцем переплетении ветвей не было совершенно ничего подозрительного. На взгляд неискушенного наблюдателя.
