После того, как Тихон Хренников и Арам Хачатурян побывали на премьере, случилось ещё одно чудо: уже 10 февраля, через две недели после отъезда москвичей, Германа Афанасьевича приняли в Союз композиторов СССР. Причём, в нарушение всех процедур, заочно.

Почему я говорю об этом, как о чуде? Да потому, что в Союз композиторов СССР принимали далеко не всех. Необходимо было иметь какие-то заслуги перед отечественной музыкальной культурой и высшее музыкальное образование. Более того, требовалось выполнить множество условий: написать заявление, заполнить личный листок, получить две характеристики членов СК с не менее чем 10-летним стажем, предоставить комплект нот и аудиозаписей музыки в разных жанрах. Всё это направлялось на рассмотрение Приёмной комиссии сперва РСФСР, потом – СССР. Ну и, как я уже сказала, требовался диплом о высшем композиторском образовании.

И если с заслугами проблем не возникло: ещё в 1958 году Герман Афанасьевич получил звания заслуженного деятеля искусств РСФСР и УАССР, то с образованием он в нужные параметры не вписывался. Ведь у него не только высшего не было, он даже музыкальную школу не кончал. Ему потом рассказывали, что на пленуме, где Тихон Николаевич поставил вопрос о приёме в члены Союза никому не известного композитора, разразился настоящий скандал. Но авторитет Т. Н. Хренникова и А. И. Хачатуряна был высок, и им удалось убедить членов Приёмной комиссии СК СССР.

А затем все скептики убедились, что не зря эти два композитора так отстаивали право Германа Афанасьевича на членство в Союзе, потому что его произведения часто исполнялись и в Москве, и в других городах Советского Союза. К тому же он потом несколько лет был членом комиссии по присуждению Государственных премий РСФСР в области музыкального искусства и членом правления Союза композиторов РСФСР, часто ездил в Москву на пленумы, и всегда привозил мне оттуда какую-нибудь игрушку, каких здесь было не достать. Наверное, именно поэтому я и запомнила его отлучки.

Из дневника мамы:

«29.03.66. Постановлением от 15 марта этого года Совет Министров РСФСР утвердил состав Комиссии по Государственным премиям РСФСР в области литературы и искусства и исполнительского мастерства. <…> Итак, комиссия в составе 110 человек, в том числе человек 10 композиторов: Шостакович, Свиридов, Соловьёв-Седой, Мурадели, Эшпай А., Новиков и… Корепанов Герман. Неплохо!

Сообщили по радио и телевидению: Мравинский и Свешников, Светланов и Лемешев, Константин Симонов и Роман Кармен, Корней Чуковский и Роберт Рождественский. И вдруг – Корепанов».

Да, москвичи в полной мере смогли оценить талант композитора из небольшой автономной республики. Оказались выше формальностей в виде диплома о высшем образовании.

Об опере много писалось в прессе, как в местной (газетах «Удмуртская правда», «Советской Удмуртия»), так и в центральной: в журналах «Музыкальная жизнь», «Огонёк», «Театральная жизнь».

И ещё за оперу «Наталь» и другие достижения в области музыкального искусства он стал первым лауреатом Государственной премии Удмуртской АССР, учреждённой в 1967 году. И в том же году получил орден «Знак почёта».

А в 1962 году случилось ещё одно важное не только для композитора, но и для республики, и для студии телевидения, где тогда уже работала мама, событие. Оперу «Наталь» показали по телевизору.

Это была сложная и весьма рискованная работа. Ведь технические возможности тогда были совсем иными. У телестудии тогда ещё не было ПТС – передвижных телевизионных станций, и давать большие спектакли и концерты в прямом эфире со сцены было проблематично. Пришлось сначала в течение четырёх вечеров записывать фонограмму, потом её монтировать, а затем уже снимать сам спектакль в крохотной студии, параллельно пуская фонограмму. На мой взгляд, они провели титаническую работу.

Хочу выложить здесь воспоминания звукорежиссёра Иванова Владимира Михайловича, чтобы показать, каким успехом пользовалась опера, раз её решили показать на телевидении, да ещё таким сложным способом.

Студия телевидения тогда располагалась на улице Пушкинской в обычном жилом доме (№206) и занимала в нём два этажа. Вход на неё был через первый подъезд со двора и ещё – через пристрой к дому в полуподвальном помещении. Там же, во дворе дома, стояла и краса и гордость Ижевска – первая телевышка.

Итак, вот что рассказывает Владимир Михайлович в своих воспоминаниях.

«Я вспоминаю тот далёкий августовский день 1961 года, когда я пришёл по объявлению на улицу Пушкинскую, 206, в студию телевидения. К моему удивлению, оказалось, что вход в студию не с красивого парадного, а со двора, и что находится она в первом подъезде обыкновенного жилого дома, занимая два с половиной этажа коммуналок. А красивое парадное с улицы, над входом в которое почему-то красовался барельеф с надписью «Аптека», – это вход в телецентр. И вот уже пролетело больше сорока пяти лет.

А сколько было забавного и грустного, интересного и неординарного!

К примеру, показ по телевидению первой удмуртской оперы «Наталь», написанной хорошим человеком и талантливейшим композитором Германом Афанасьевичем Корепановым в 1961 году. Вот как шутила Людмила Николаевна Корепанова, жена композитора, работавшая у нас на телевидении ассистентом режиссёра: «Герман родил „Наталь“, а я ему дочь Наташу».

Опера с успехом шла на сцене Удмуртского театра, но театр не стадион, и всех желающих послушать «Наталь» не вмещал. И вот решено было показать оперу по телевидению… «живьём»! Ни о какой видеозаписи в те времена даже не мечталось.

Не буду рассказывать в деталях о том, каких мук пришлось натерпеться при записи фонограммы непосредственно со сцены театра на полулюбительской технике, при последующем переписывании на студийный магнитофон и монтаже лучших дублей в одно целое. Всем этим занимались звукорежиссёр Альберт Петрович Гасников, автор оперы Герман Афанасьевич Корепанов, дирижёр Глеб Николаевич Бехтерев и ваш покорный слуга, звукооператор Владимир Иванов.

И вот премьера. В первую очередь для нас, телевизионных деятелей культуры, как много позднее говорил кто-то из мультяшных героев. Волнение (мандраж) и ожидание чего-то непредвиденного были на лицах всех заинтересованных лиц.

Ещё бы не волноваться! Отважный, но рисковый замах надумали! Показывать по «телеку» оперу «живьём» под фонограмму, из этой крохотной студии?.. С информацией о возможностях телевидения за рубежом в те времена тоже было туго, как бы его не было, и мы ощутили себя первопроходцами.

Точной даты эфира уже не помню, но кажется, это была весна 1962 года. Гасников за пультом ручки крутит, а я пляшу у магнитофонов, снимаю прошедшие рулоны и ставлю следующие – их было семь, по километру каждый.

И вот оно – непредвиденное! Свершилось!

В момент пуска очередного рулона лента оборвалась по монтажной склейке после ведущего вала магнитофона и полилась на пол со скоростью 76,2 мм в секунду и для того, чтобы она не путалась и ложилась аккуратно, виток на виток, нужно было подхватывать ленту из—под вышеупомянутого вала двумя руками. Это называлось «доить магнитофон». Чем я и занялся последующие 20 минут, пока этот рулон не кончился. Остановка фонограммы во время эфира была равносильна смерти. Но я выстоял, точнее – выдоил!

Представьте себе стог магнитной ленты в полуметровом проходе между пультом и магнитофонами в старом телецентре. После передачи коллективы актёров, телевизионных деятелей, а также наблюдателей разного рода принялись страстно обниматься и целоваться, поздравляя друг друга. А простой советский (тогда ещё) «звукосниматель» В. Иванов долго и нудно собирал обратно в рулон Магнитку, дабы сохранить для потомков фонограмму оперы. Но все равно ощущение очень важной победы переполняло и меня, ну, и со временем тоже нашло достойный выход».