– Да, Сейгецу-сама, – прошептала Суюки.

– Тогда ступай, – сказал Сейгецу. – И не бойся. Я буду с тобой до самого твоего возвращения.

Волна страха нахлынула на Суюки, но она отогнала ее. Не обращая внимания на насупившегося Таку, она превратилась в шар света, вылетела из повозки в бескрайнее небо и поспешила в сторону острова.

Тацуми

Что-то влажное и холодное хлестнуло меня по лицу, вырвав из забвения. Я открыл глаза.

И тут же сощурился от яркого, слепящего света. Я лежал на животе, вжавшись щекой в холодные камни. Что-то неприятно вонзалось в ребра. Я скривился, поднял голову и обнаружил, что меня выбросило на каменистый пляж. Из песка и мелкой гальки кое-где торчали скалы. Половина моего тела была в воде, а половина лежала на суше, и, хотя одежда промокла насквозь, я чувствовал, как солнце припекает спину и плечи.

Меня накрыло пенистой волной, ударившей в нос соленым морским запахом, и к горлу мгновенно подкатила тошнота. Я приподнял плечи и, закашлявшись, выблевал морскую воду. Когда желудок наконец опустел, а рвотные позывы стихли, я, тяжело дыша, приподнялся, устроился на корточках и осмотрелся.

По обе стороны от меня простирался каменистый берег, а за ним темнел густой хвойный лес – сплошь сосны и кедры. Тут не было ни причалов, ни кораблей, ни зданий – ни единого намека на цивилизацию. Я понятия не имел, на какой остров меня вынесло, но подозревал, что на Ушиму, потому что, когда на нас напал унибодзу, мы были ближе всего к столице Цуки. Сам пляж усеивали поломанные доски, ящики, бочки и прочий мусор. Корабль явно не пережил встречи с морским чудовищем.

Краем глаза я заметил красно-белый промельк, и внутри все сжалось. Неподалеку, на растрескавшейся доске, которая плавала в луже, оставленной приливом, лежала Юмеко. Ее тело безвольно покачивалось, глаза были закрыты, а кожа так побелела, что почти сливалась с платьем. Я вспомнил свой ужас, когда умибодзу с такой силой атаковал корабль, что кицунэ выкинуло за борт, в ледяные, чернильно-черные воды, и как я, не медля ни секунды, ринулся за ней, поймал и вытащил на поверхность. Умибодзу все не мог успокоиться и разбивал в щепки то, что осталось от «Сокровищ морского дракона», кругом плавали обломки и тела. Юмеко приникла ко мне, обмякла у меня в руках. Кожа у нее была ледяная. Я осмотрелся и увидел пятнышко у горизонта – эта точка была чуть темнее мрачного неба. Остров Ушима это или какой-то другой из островов Клана Луны – тут уж выбирать не приходилось. Старательно придерживая голову кицунэ, чтобы она не нахлебалась воды, я устремился к заветному берегу. Что было дальше – я напрочь забыл.

Я встал, торопливо пересек широкие лужи и осторожно взял Юмеко на руки. Меня испугало, до чего же она легкая – ее хрупкое тело было точно пучок веточек, окутанный шелком. Я прижал ее к груди, повернулся и понес в глубь острова. С каждым шагом все сильнее сдавливало грудь, дыхание становилось рваным, я то и дело спотыкался.

«Она жива, – твердил я себе. – Жива. Иначе и быть не может». Я не сводил глаз с ее бледного лица. Кого же я пытался в этом убедить? Себя самого? Или, может, бросал вызов силам, определяющим нашу судьбу? Мы ведь уже такой путь проделали, Юмеко, нельзя вот так нас бросать.

У окраины леса я опустился на колени и осторожно положил Юмеко на островок травы, согретый лучами солнца. Потом дрожащими пальцами стал ощупывать шею в поисках пульса, мысленно готовясь к тому, что он затих, а душа покинула тело, что жизнерадостной, веселой лисички больше нет. В тот миг ее бледное обмякшее тело и впрямь казалось неживым, а все остальное утратило смысл.

Наконец я ощутил под пальцами легкое биение и облегченно вдохнул. Увы, радость моя была недолгой. Да, сердце Юмеко билось, но слабо и пугающе неровно. Да, Юмеко жива, с леденящей отчетливостью понял я, но ее силы на исходе. Если я не смогу помочь, до утра она не дотянет.

Я осторожно раздвинул ткань ее платья, чтобы осмотреть рану, и похолодел. Из-под ребер торчал обломок доски, кожа вокруг него опухла, а из раны сочилась кровь. Помрачнев, я стал рыться в своей дорожной сумке – и скоро мои опасения подтвердились: я нашел моток влажных бинтов, а вот порошок для приготовления лечебной настойки и обезболивающей целебной мази пропал – должно быть, его смыло волной. Придется довольствоваться тем, что есть.

Юмеко даже не шелохнулась, пока я извлекал обломок из ее тела. Его конец был весь перепачкан кровью – при виде него я невольно стиснул зубы. Я промыл и забинтовал рану, насколько это было возможно. Все это время кицунэ лежала так спокойно, что я дважды проверял пульс, желая удостовериться, что она жива. Тишина стучала у меня в ушах – гулко, насмешливо. Оно, конечно, к лучшему, что Юмеко была без сознания, пока я обрабатывал рану, но в то же время мне хотелось, чтобы она открыла глаза, вскрикнула, отшатнулась, попросила быть осторожнее. Она всегда была такой шумной, веселой, непосредственной. А теперь я смотрел на нее, бледную и неподвижную, понимал, что она может уже не проснуться, и внутри все болезненно сжималось, а горло сдавливало.

Она умрет, Тацуми. Ты и сам знаешь. Эта мысль принадлежала и мне – той холодной, логической части разума, что привыкла к картинам жестокости и смерти, – и Хакаимоно. Она потеряла слишком много крови, а помощь, возможно, придется искать не один день. Тебе ее не спасти, а времени мало – надо остановить Генно, пока не поздно. Отпусти ее.

– Замолчите, – прорычал я обоим внутренним голосам. Они повиновались, но жуткое осознание никуда не делось. Юмеко умирает. За обе свои жизни я успел порядочно насмотреться на раны и увечья и понимал, что не далек тот миг, когда ее сердце остановится навечно.

Но без боя я ее не отпущу.

Нехотя оторвав взгляд от девушки, я распрямился, чтобы повнимательнее осмотреть окрестности. Передо мной до самого горизонта раскинулся океан. Каменистый берег тянулся в обе стороны, а потом закладывал резкий изгиб и пропадал из виду. За спиной у меня возвышался густой, дремучий лес. Судя по положению солнца, мы оказались у северной оконечности острова, а Хейси, портовый город, куда изначально держал курс наш корабль, располагался на западе. Я не знал, есть ли поблизости города и деревни и каково точное расстояние до Хейси, зато твердо знал, что Юмеко нужна помощь, и других ориентиров у меня не было.

Отвернувшись от океана, я наклонился и подхватил кицунэ – легкую, точно перышко, – на руки, и во мне снова всколыхнулось зловещее предчувствие смерти. Я закрыл глаза и опустил голову так, чтобы наши лбы соприкоснулись. Я молил богов о том, чтобы ее угасающему телу передалась моя сила, чтобы она услышала мои мысли.

Останься со мной, Юмеко. Не бросай меня. Если тебя не станет, какой смысл мне будет бороться дальше?

Волны с шипением набегали на берег, а солнце уползло чуть дальше по небу. Стиснув зубы и прижав девушку к себе, я вошел в лес.

Нас обступили деревья, высокие и раскидистые, заглушив вой ветра и шум океана. Чем дальше я заходил, тем гуще становился лес, и вот мы уже оказались посреди непроглядной чащи. Кроны деревьев заслоняли небо, лишь кое-где солнечные лучи пробивались сквозь листву и падали пятнышками на землю. Повсюду лежал мягкий мшистый ковер – он укрывал камни и деревья, окрашивал все кругом зеленым цветом, впитывал шум шагов. Лес казался очень древним, живым.

И как будто наблюдал за нами.

Ощущение было такое, словно отовсюду за мной внимательно и с большим любопытством следят. Не раз я замечал боковым зрением промельк движения меж деревьев, но стоило обернуться, и его уже и след простыл. Иногда я почти был готов поклясться, что видел лица с темными провалами глаз, притаившиеся в ветвях. Но стоило всмотреться, и видение исчезало, как тени на солнце. Вероятно, то были духи и лесные ками, судя по тому, что сюда уже несколько столетий не ступала нога человека. Интересно, промелькнуло у меня в голове, что думают ками, зовущие эту лесную обитель своим домом, о демоне, разгуливающем по их владениям? Оскорбляет ли их это, предпримут ли они что-нибудь? Или просто дождутся, пока я уйду? Я надеялся, что вмешиваться они не станут – за себя я ни капли не боялся, но твердо решил, что, если Юмеко ранят или убьют, я превращу эти сосны и кедры в горстку пепла.