– Приехал джентльмен, представился Полем Брикманом. Просил известить о своём прибытии, – исполненным достоинства голосом сообщил дворецкий.
Глава 4
В просторном, хорошо освещённом обеденном зале было нарядно и торжественно. За большим, по-праздничному накрытым столом сидело двенадцать человек. В высоких бронзовых канделябрах горели свечи, и их трепетные блики дрожали на фарфоровых тарелках и серебряных приборах. Едва коснувшись роскошного хрусталя, они заставляли его вспыхивать всеми цветами радуги. Великолепный букет роз в старинной дербской5 вазе был отличным дополнением к изысканной сервировке и оживлял общую атмосферу, привнося в неё радостные нотки.
Как было издавна заведено в Боннингтон-холле, во главе стола сидел хозяин дома. В элегантном чёрном костюме, белоснежной сорочке и бабочкой на шее, он с бесстрастным видом выслушивал подслащённые речи родственников, изобиловавшие признаниями в их безмерном уважении и безграничной привязанности к нему. Когда все поздравления, пожелания и тосты в адрес юбиляра были произнесены, гости приступили к трапезе и заговорили об отвлечённых вещах. Однако вскоре их внимание было полностью переключено на мисс Уайт. Роджер Брэдвелл ничуть не ошибся, когда предположил, что этим вечером она станет мишенью для едких замечаний его родственников. Здесь, за столом, продолжался раунд, начатый ещё в гостиной, куда гости спустились перед тем, как пройти в обеденный зал.
Шейла Гейтли, дочь Джона Аддерли от первого брака, холодная и высокомерная женщина, при первом же знакомстве с Эвелин повела себя надменно и заносчиво. Она отпустила несколько колкостей по поводу платья девушки, которое было ей явно к лицу и не могло вызвать нареканий даже у самой взыскательной модницы. Но этого ей показалось мало, и она в довольно резкой форме выразила свои сомнения в надёжности скоропалительных знакомств, считая их случайными и недолговечными.
Миссис Гейтли вообще не отличалась доброжелательностью к людям. В детстве родители души в ней не чаяли и слепо потакали малейшим её капризам. Они осознали свою ошибку только когда увидели, что дочь выросла эгоистичной и самолюбивой особой, сосредоточенной исключительно на собственных интересах. Шейла была одержима стремлением приумножить своё состояние и занять высокое положение в обществе, и вся её жизнь представляла нескончаемую гонку за успехом. Она вышла замуж за Тодда Гейтли, который владел ценными бумагами стоимостью в тридцать тысяч фунтов стерлингов. Однако Шейле этого было недостаточно: чем больше она получала, тем сильнее возрастал её аппетит.
Тодд, в сущности, очень походил на жену: у него были те же жизненные ценности, и в этом отношении они составляли вполне гармоничную пару. Однако Гейтли не обладал твёрдым характером и той острой интуицией, которая помогала Шейле всегда добиваться своей цели. Она безошибочно угадывала, когда нужно подольстить, когда мирно договориться, а когда идти напролом. Бесспорно, миссис Гейтли была движущей силой семьи, её мозговым центром: она поддерживала мужа, направляла его и почти всегда достигала желаемого результата. Шейла чрезвычайно гордилась тем, что могла, словно гроссмейстер, на много ходов вперёд просчитывать ситуацию.
Джон Аддерли ценил деловые качества своей дочери и часто ставил её в пример слабовольному Эдвину, сыну от второго брака. Однако в глубине души прагматизм Шейлы, её холодная расчётливость, пугали его. Он часто думал, что, если бы у его дочери с Тоддом были дети, это бы изменило их жизненные ориентиры. Но внуков они ему не подарили, а возраст Шейлы – ей было сорок три года – оставлял мало надежды, что это когда-нибудь произойдёт.
И вот сейчас миссис Гейтли сидела напротив Эвелин, сверля её неприязненным взглядом.
– Не думаю, что приобретение фабрики по пошиву обуви было разумным поступком ваших родителей, – произнесла она тоном знающего эксперта. – Я уверена, что рано или поздно ведущие компании, такие как «Кларкс», «Трикерс», «Крокетт и Джонс» потеснят мелкие полукустарные фабрики. И чтобы выжить, вам потребуются большие денежные вложения на закупку современного оборудования, более качественного сырья и многого другого.
– Не стоит забывать, что Эвелин теперь не одна, – раздался уверенный голос Брэдвелла. – Вместе мы уж как-нибудь справимся.
– Что ж, если тебя устраивает перспектива бесконечного удерживания на плаву семейного бизнеса мисс Уайт, тогда всё в порядке, – отчеканила Шейла и пристально посмотрела на девушку.
Что в ней нашёл Роджер? Вся такая зажатая, напряжённая, явно чувствует себя не в своей тарелке. Да, она привлекательна, но не более того. Ничего особенного, всего-навсего простоватая миловидность. Солидного состояния не унаследовала. Разве она пара кузену? Он хорош собой, умён, образован, твёрдо стоит на ногах. Впрочем, чего от него можно было ждать? Роджер настоящий идиот, если из-за этой мисс Уайт не захотел породниться с семейством Крофтонов! Что ж, он делает ставку на любовь – пусть женится и пожинает плоды своего упрямства.
Вслух же Шейла произнесла с нескрываемым сарказмом:
– Надеюсь, мне когда-нибудь посчастливится приобрести обувь вашей фабрики.
– Уверяю, она тебя не разочарует! – тут же парировал Брэдвелл.
Доктор Норвуд, седовласый пожилой мужчина с лохматыми, словно наклеенными белыми бровями, который доселе хранил молчание, аппетитно поедая говядину по-веллингтонски, вдруг оторвался от тарелки:
– Мисс Уайт, мы знаем, что ваши родители, к сожалению, ушли в мир иной. Но ведь у вас наверняка есть близкие родственники?
Девушка распрямилась и, повернув голову в сторону доктора, ответила:
– Да, конечно. У меня есть кузина – дочь сестры моего отца. Она с семьёй живёт в Лестере, но мы с ней видимся не часто.
Эвелин на минуту остановилась, затем продолжила:
– Ещё у меня есть дядя, муж моей покойной тёти по материнской линии. Они с тётей ещё в молодости уехали в Канаду и поселились в Ванкувере. К сожалению, из-за того, что дядя живёт так далеко, у нас нет возможности общаться друг с другом.
Проглотив очередной кусок говядины и запив его вином, доктор Норвуд не спеша произнёс:
– Я вижу, вы не охотно поддерживаете отношения с родственниками. Что ж, это вполне в духе времени.
Мисс Уайт посмотрела на Норвуда: во всём её облике сквозила трогательная беззащитность, а во взгляде читались усталость и мольба. Казалось, глаза девушки просили не терзать её вопросами и несправедливыми замечаниями. И в эту минуту раздался спокойный голос Майкла Райли:
– Позвольте с вами не согласиться. Мисс Уайт лишь сказала, что редко общается с родственниками. Однако из этого вовсе не следует, что она не желает поддерживать с ними отношения.
Эвелин мысленно поблагодарила Майкла за то, что он так резонно ответил доктору, избавив её от необходимости что-либо ему объяснять.
Джон Аддерли, не отличавшийся в этот вечер многословием, неожиданно поддержал Райли:
– Я думаю, когда люди живут вдалеке друг от друга, родственные связи между ними поневоле ослабевают. Взять хотя бы всех нас: мы собираемся вместе не чаще двух раз в году, и вовсе не потому, что так уж плохо относимся друг к другу. Просто мы разбросаны по разным городам. Что же говорить о дяде, который живёт в Канаде?
Дебора Спаркл, средняя сестра Аддерли, последние лет пятнадцать была туговата на ухо и поэтому, не расслышав слов брата, громко заговорила совсем о противоположном:
– Вот именно! Невзирая на расстояние, которое отделяет нас друг от друга, мы помним о кровных узах и дорожим ими! Я думаю, так поступают все интеллигентные люди.
Присутствующие, уже давно привыкшие к неуместным репликам Деборы, не стали поправлять пожилую леди. Миссис Спаркл была законченной эгоисткой и, несмотря на возраст, частенько вела себя как капризный ребёнок, искренне считающий, что весь мир должен крутиться вокруг него. Дебора с молодых лет была избалована любовью и заботой мужа, который обожал жену и старался оградить её от всех неприятностей внешнего мира. Она предъявляла высокие требования к другим людям и ей часто казалось, что все вокруг делают всё неправильно. Однако миссис Спаркл никогда не признавала собственных ошибок и не переносила критики в свой адрес. Она могла обидеться из-за сущего пустяка или раздуть до невероятных размеров проблему из ничего. К сожалению, смерть мужа ничуть её не изменила.