Питеру нашли красный сюртук, надеваемый обычно на охоту. За завтраком на сюртук капнуло растаявшее масло с горячего оладушка. Питер пытался незаметно промокнуть пятно салфеткой, но жир уже проступили на рубашке. Питер потянул воротник, подвязанный узорчатым бантом. Через высокие окна был виден обширный газон, залитый солнечным светом. День обещал быть жарким. Неужели заставят носить такую одежду целый день? Питер уже запарился, еще и бриджи просто врезаются в колени. Что же такого варварского в обычной майке? Сидни и Джек, похоже, чувствовали себя неплохо. Наверное, уже привыкли.

За столом не было взрослых, завтракали лишь восемь детей Бинг, не считая крошку, которого Питер видел прошлым вечером. Питеру представили всех детей по очереди, но он тут же забыл их имена. Все эти Эммы, Софи, Элизабет и Речел были настолько разговорчивыми, что становилось немного не по себе. За их локоны, ленточки и каскады кружев, должно быть, отвечала целая армия горничных. Несмотря на обильное употребление лавандовой воды, по столовой распространялся запах немытых тел. Питер понял, что еще не появились дезодоранты и душ, и вполне естественно каждому обладать своим собственным запахом…

Шестеро сестер Бинг тепло встретили Питера. Они расспрашивали, хорошо ли он спал, интересовались, не жил ли он за границей, поскольку у него очень странная речь. Но вскоре сестры оставили его в покое, предпочитая поговорить о красавчике мистере Сеймуре, который будет помогать маме вести дела в поместье, пока папа в Америке.

Старший из детей, Сидни, сидел во главе стола и пристально смотрел в окно, выражение его лица с полуприкрытыми глазами говорило о том, что вся эта болтовня его абсолютно не интересует. Маленький Джек сидел напротив Питера, его внимание было поглощено пылинками, танцующими в узком луче света. Он то и дело поднимал вверх пухлый пальчик и следил за движением пылинок. Это напомнило Питеру рассказ доктора Дайера о темной материи.

Когда Ханна и кухонная прислуга, девочка лет двенадцати-тринадцати, внесли свежие булочки, сестры Бинг потребовали, чтобы им сказали, где будет жить мистер Сеймур. Ханна ответила, что он будет жить здесь, в Бэслоу-Холле, пока не будет готов Хоторн-Коттедж.

Тут наконец заговорил Сидни.

– Не понимаю, почему девочек так интересует мистер Сеймур. Он ведь не джентльмен. На самом деле он чуть больше, чем слуга. Папа говорит, что люди нашего уровня должны избегать лишних контактов с нашими… с теми, кто ниже нас по положению.

Если бы одна из старших девочек, вспыхнув от смущения, не воскликнула: «Сидни!» – Питер не увидел бы, что Сидни смотрит в упор на него. Неужели Сидни считает Гидеона и Питера недостойными достопочтенного семейства Бинг?

Питер сразу не смог сообразить, что на это ответить, а Сидни уже бросил салфетку и извинился, выходя из-за стола.

– Оставляю вас этим леди, сэр, – сказал он, резко кивнув Питеру.

«Что он о себе воображает? – подумал Питер. – И почему говорит так, будто у него во рту мячик для пинг-понга? Я не сяду рядом с ним во время поездки в Лондон».

– Пожалуйста, не обращайте внимания на нашего брата, – сказала одна из девочек Питеру. – Когда папа бывает в отъезде, Сидни считает себя главным мужчиной в доме. – Сидни всегда ужасно важничает, – добавила другая, – дома папа или нет.

На нее зашикали сестры.

– Я уверен, что Сидни не хотел сказать ничего плохого, – слукавил Питер.

Ему стало неуютно среди этих людей восемнадцатого века. Кэйт до сих пор не появлялась. Тут открылась дверь, быстро вошла Ханна и повела девочек на урок к гувернантке.

– Вы можете спокойно заканчивать завтрак, мастер Питер, – сказала Ханна. – Маленький Джек составит вам компанию, пока не появится мистрис Кэйт. Мы перерыли весь дом в поисках корсета, который пришелся бы ей впору.

– Что такое корсет? – спросил Питер Джека, когда Ханна ушла.

Джек захихикал и спрятал лицо за салфеткой.

Когда вошла Кэйт, Питер и Джек сидели за столом и кидали хлебные катышки в кувшин из-под молока. Дети двадцать первого века взглянули друг на друга и прыснули от смеха.

– Смотри, – сказал Питер, – они не нашли туфли моего размера, пришлось при белых чулках и бриджах надеть кроссовки. Глупо, правда?

Кэйт приподняла длинную юбку, под ней тоже были кроссовки. Питер покатился со смеху.

– Лакей спрашивал, что значит странное слово «кроссовки». Он предположил, что их носят в наказание.

– И что ты ответил?

– Я сказал, что он угадал – плохие дети в нашей семье должны носить такую обувь, чтобы тренироваться и стать хорошими.

– Не смеши, а то задохнусь! – Кэйт вздохнула. – На меня напялили какую-то кожаную штуку и затянули ее шнурками на спине. Мне кажется, у меня ребра сломаются.

– А, вот что такое корсет.

– Откуда ты знаешь, как это называется? – удивилась Кэйт.

– О, это всем известно, – усмехнулся Питер.

– Тут есть зеркало? – спросила Кэйт. – Интересно, как я выгляжу.

Она осмотрела комнату и увидела над камином большое зеркало в позолоченной раме. Когда она подтащила стул, чтобы встать на него, Джек пронзительным голосом заявил:

– Вы выглядите очаровательно, моя дорогая.

– Так твой папа говорит твоей маме? – спросила Кэйт, стараясь быть серьезной.

– Да, – и тут личико Джека сморщилось, и он заплакал. – Я хочу, чтобы папа вернулся домой, – всхлипывал Джек.

Кэйт обняла его за плечи:

– Я тебя понимаю.

– Сколько тебе лет, Джек? – спросил Питер.

– Пять. Я очень болен.

– Да ну? – удивился Питер. – Ты вовсе не выглядишь больным.

Джек схватил руку Питера и приложил к своей шее. Там и вправду была небольшая припухлость.

– А что, это болит?

– Нет.

– Ну, уже хорошо, – подбодрил Питер. Взобравшись на стул, Кэйт придерживала юбку и старалась удержать равновесие, пока изучала свое отражение. Ее одели в платье из мягкого зеленого шелка. На лифе, окаймленном кружевами цвета слоновой кости, вышиты розовые розочки. Волосы высоко подняты, концы прядей завиты в локоны и тщательно уложены вокруг лица. Прекрасно!