Он переспал с ней этим летом, пока я была в походе. Он трахнул ее в нашей постели.

Теперь в его постели.

Когда он признался, что изменил мне с Алексой, я стала спать в другой комнате его трейлера.

Я все еще не могла позволить себе съехать, не тогда, когда потратила свои сбережения на покупку четырех новых шин. Не тогда, когда уже оплатила аренду за этот месяц.

Так что я была вынуждена жить со своим бывшим парнем в доме, где он предал меня и не оправдал моего доверия. Я была с ним в ловушке, потворствуя этим визитам и потакая его попыткам вернуть меня, пока не смогу уйти.

Неловкость даже не стала частью этого. Но я выжидала удобного случая, чтобы сбежать. Каждое утро я терпела на кухне нечто худшее, чем неловкую тишину. За годы, проведенные с матерью, у меня было достаточно практики прятаться в своей комнате.

Теперь мне придется ускорить осуществление моего плана, не так ли? Каким-то образом мне придется наскрести достаточно денег на депозит, аренду и коммунальные услуги. Я планировала жить одна, найти дешевую студию, где я могла бы уединиться, но был ли это вообще вариант? Студии стоили дороже, чем просто найти свободную комнату для аренды.

Но я никогда раньше не жила одна. Отсутствие необходимости делить ванную или писать свое имя на банке молока казалось мне мечтой.

Вот только я не могла себе этого позволить, не так ли? Больше нет. Мне придется расширить поиск свободных комнат. Какое-то время я буду жить с незнакомцами.

Кому, черт возьми, я понадоблюсь в качестве соседки?

Кто захочет жить с бедной беременной официанткой, чья жизнь находилась в руинах?

У меня внутри все сжалось, и я чуть не поддалась порыву блевануть на ботинки Джастина.

— Мне нужно вернуться к работе, — пробормотала я, не дожидаясь его ответа, повернулась и выбежала из столовой, через кухню прямиком в туалет, где опустилась на колени, и меня вырвало в унитаз. Снова.

— Я отвезу тебя в больницу, — сказала Дасти, подходя сзади и придерживая мои волосы, потому что я забыла запереть дверь.

— Я в порядке.

Она цокнула языком.

— Заканчивай со своей ложью на сегодня, крошка. Ты не в порядке.

— Ладно, я не в порядке, — прошептала я, отодвигаясь от унитаза. Внутри не осталось ничего, что могло бы выйти. Я была пуста. Яма в моей душе была бездонная.

Слезы выступили на глазах, а в носу защипало. Пуста, но, очевидно, еще оставалось достаточно сил, чтобы плакать.

— Фэй. — Дасти присела передо мной на корточки, ее голубые глаза наполнились беспокойством, а лоб наморщился. Она терпеть не могла хмуриться, потому что из-за этого морщины казались глубже.

В большинстве случаев я изо всех сил старалась не заставлять ее волноваться. Многие из ее серебристо-седых волос были из-за меня.

Она беспокоилась обо мне так, как мать беспокоится о своей дочери.

И большую часть своей жизни я мечтала, чтобы моей мамой была Дасти.

Мне хотелось, чтобы все было по-другому.

Я до мозга костей желала, чтобы я никогда не встречала Раша Рэмзи.

Но загадывать желания было бессмысленно. Ни одно из моих желаний так и не сбылось.

— Больна? Сердце разбито? Или и то, и другое вместе?

Это был не грипп.

— Сердце разбито.

— Он не стоит твоих слез, — сказала Дасти.

— Дело не в этом, — мой голос был хриплым и надтреснутым.

— А в чем?

Я с трудом сглотнула.

— Я беременна.

Дасти ахнула, как будто я дала ей пощечину. Затем шок прошел, и выражение полного отчаяния на ее лице словно ножом ударило меня по сердцу.

Слезы потекли по моему лицу, когда я увидела, как разбилось ее сердце.

— О, детка. Ты уверена?

— В мусорном ведре лежат два теста, если ты хочешь перепроверить еще раз. — Я захватила их сегодня по дороге в кафе. Я плохо себя чувствовала всю неделю. У меня болела грудь, а месячные задерживались.

Дурное предчувствие, что я, возможно, беременна, наконец-то стало настолько сильным, что его нельзя было игнорировать.

— О боже. — Этого не могло происходить. Этого не могло происходить.

Но это происходило. Без сомнения.

На этот раз, когда я заплакала, я не пыталась скрыть или приглушить звук. Я расплакалась, когда Дасти притянула меня к себе и стала раскачивать взад-вперед, и промочила насквозь плечо ее бирюзовой футболки с надписью: «Закусочная «У Долли».

— Все будет хорошо, — прошептала она.

— Ну и кто из нас лжец?

Она обняла меня так крепко, что у меня заболели ребра.

— Все будет хорошо. Я обещаю.

— Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать.

Дасти отпустила меня, обхватив мое лицо своими обветренными руками.

— Мы что-нибудь придумаем.

Я грустно улыбнулась ей, когда она смахнула слезы с моих щек.

— Я такая идиотка.

— Да.

Я наморщила нос.

— Ауч.

— Я не нежничаю, ты это знаешь.

Я набрала в легкие побольше воздуха, сдерживая слезы. Затем выдохнула, когда Дасти отпустила меня и села на свободное место на полу рядом со мной.

Она вытянула свои обтянутые джинсами ноги, и я положила голову на ее костлявое плечо. Запах ее духов заглушал запах дыма от ее последней выкуренной сигареты.

Я терпеть не могла, как пахнут сигареты. Пассивное курение впитывалось в мою одежду и волосы. В детстве я не раз вызывала насмешки в школе из-за того, что от меня пахло. Но с годами запах Дасти стал для меня утешением, вместе с дымом и всем прочим.

Я закрыла глаза, впитывая его, пока мы сидели в тишине, позволяя реальности этой ситуации витать, как туману, в этом крошечном туалете.

— Когда ты расскажешь Джастину? — спросила она.

— Какая разница? Это не его вина.

У Дасти отвисла челюсть.

— Прости?

— Помнишь девичник Ханны? Я случайно встретила парня из университета. — Не то чтобы я знала его, но я не рассказывала Дасти об инциденте со спущенной шиной.

Никто не знал, как я познакомилась с Рашем.

— Мы много выпили в тот вечер, — призналась я. — Он был милым, заставил меня почувствовать себя желанной, и он так хорошо целовался.

— Хороший поцелуй — не повод отказываться от презерватива, — пожурила она меня.

Я съежилась.

— Я знаю.

— Что случилось с твоим противозачаточным средством? — спросила она.

Слезы снова застилали мне глаза. Боже, меня так тошнило от слез, что я сердито вытерла их.

— Оно не помогло.

Тот укол, который я делала годами, подвел меня.

Да, нам так же следовало воспользоваться презервативом, просто на всякий случай. Но я сошла с ума в тот момент, когда Раш поцеловал меня. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного, и меня захватило ощущение его рук, рта и тела.

Алкоголь, безусловно, был отчасти виноват в этом. Это заставило меня забыть, что мы из двух разных миров. Это придало мне смелости пофлиртовать и сказать «да», когда он пригласил меня домой.

Когда поздно вечером реальность ударила меня по лицу, я выскользнула из его постели, голова раскалывалась от шотов, и на цыпочках вышла из его дома, пока не стало неловко. Потом я потратила деньги, которых у меня не было, на такси до дома.

Мне даже в голову не пришло воспользоваться дополнительной защитой. Опьянение, возбуждение от спешки вытеснили всякую логику. Я хотела чувствовать его, только его. Всего его.

Его руки. Его язык. Его конечности, переплетенные с моими. Силу его рук, когда он держал меня так, словно я была драгоценностью.

Никто и никогда не заставлял меня чувствовать себя драгоценной.

Ни Джастин. Ни моя мать. Ни даже Дасти.

Она любила меня, но, как она всегда говорила, не была нежной.

— Что мне теперь делать? — прошептала я.

— У тебя есть выбор, — сказала Дасти.

Два. У меня было ровно два варианта. Отдать этого ребенка на усыновление. Или стать матерью. Это были единственные варианты, которые я рассматривала по причинам, о которых не говорила даже Дасти.

Мысль о том, чтобы отказаться от ребенка, снова вызвала у меня желание пойти в туалет.