Но неужели он пришел за мной?

Нет, вряд ли. Кто бы ни затеял это – явно не Дитрих и не ради меня. Никто не станет рисковать головой ради случайной знакомой.

Иначе, как безумием, происходящее нельзя было назвать. Толпа, поначалу казавшаяся бурой и однородной, побелела от бессчетного числа призраков. Многоголосый вой, в котором уже нельзя было различить ничего человеческого, летел над площадью, отражался от стен домов и возвращался жутким эхом. Люди побежали, но в таком скоплении народа бежать было некуда. Вопли становились все громче – началась давка. Кто-то, обезумев, ломанулся к эшафоту, и инквизиторам, окружившим его, стало не до некроманта – выставив щиты, они пытались сдержать напор.

Опомнившись, я задергалась. Кто бы ни затеял это, какие бы цели он ни преследовал, я буду полной дурой, если не попытаюсь сбежать. Преступница или нет, сгубила ли душу навсегда или есть еще возможность вымолить у бога прощение, какова бы я ни была, я хотела жить.

Веревки впились в мои запястья. Я закрыла глаза и постаралась сосредоточиться, призывая огонь. Зашипела, когда пламя обожгло руки. Ничего. Это все же не костер. Немного потерпеть…

– Ты! – воскликнул Первый брат, вспомнив обо мне. – Все из-за тебя!

Лицо его исказилось ненавистью. С рук слетел сгусток пламени, устремился ко мне.

Я рванулась. Веревка лопнула, напоследок ободрав ожог на запястье, кажется, до самой кости. Я пошатнулась, но все же смогла восстановить равновесие, выставила перед собой ладони, уплотняя воздух и собирая щит – пожалуй, единственное известное мне боевое заклинание.

Огонь расплескался по невидимой поверхности, я вскрикнула от жара, но удержала заклинание. Пламя стекло на бревна под моими ногами, они занялись. Я выпустила щит, и освободившийся воздух сдул огонь.

Первый брат качнулся ко мне. Следовало бежать, но ноги все еще опутывала веревка. Чтобы развязать ее, надо было нагнуться, а это означало отвести взгляд от инквизитора. Даром что я понимала: мне с ним не тягаться, в лучшем случае отсрочу конец на несколько мгновений.

Из-за края помоста появился алый капюшон. Палач протянул руку, схватив Первого брата за лодыжку. Тот глянул вниз сперва недоуменно, дернулся. Лицо его исказилось болью. Палач продолжал тянуть, и Первый брат упал. Что-то хрустнуло. Инквизитор лягнулся, попав точно в капюшон, голова палача мотнулась, но хватка не разжалась – он неумолимо продолжал тащить Первого брата с помоста.

Инквизитор выхватил меч, рубанул палача по запястью. Я зажмурилась, ожидая крика, и крик раздался – но не боли, а ужаса.

Я снова открыла глаза и оцепенела от страха. Первый брат, полусидя, полз по эшафоту, отталкиваясь одной ногой, а палач вскарабкивался на помост, опираясь на здоровую руку и обрубок. Кровь пятнала доски, но лилась она вовсе не так, как должна бы течь из перерезанных артерий, а как стекает с подвешенной мясной туши.

Первый брат, привстав на одно колено, бросил заклинание. Палача объяло пламя, но он не издал ни крика, ни вздоха.

Живой человек не может вытерпеть такое! Вот только палач уже не был живым. На теле его я не заметила повреждений, кроме отрубленной руки. Может, разбил голову, падая с эшафота, а красная ткань капюшона скрыла кровь, а может, не выдержало сердце.

Инквизитор снова взмахнул мечом. Голова палача слетела с плеч, покатилась по помосту к моим ногам. Я взвизгнула, подняла взгляд и заверещала как ненормальная, потому что обезглавленное тело продолжало надвигаться на Первого брата. К чести того, он не отступил. Еще один удар, подсекший колени. Труп не остановился, попытался подтянуться на оставшейся руке, и лишь когда меч с хрустом перерубил и ее, затих.

Первый брат тяжело осел, лицо его стало таким же серым, как мантия. Он накрыл ладонями лодыжку, собирая заклинание.

Надо было пользоваться моментом, пережигать путы на ногах и бежать. Но, начав наклоняться, я бросила взгляд на площадь и застыла.

Пространство вокруг эшафота и весь центр площади обезлюдели, зато у краев, там, откуда отходили улочки, толпился народ, и вопли, доносившиеся оттуда, заставили меня похолодеть. Зазвенело стекло, еще одно, люди облепили стену как муравьи, по головам друг друга карабкаясь в окна.

Мертвые тела, усеявшие брусчатку площади, поднимались и шагали к эшафоту одно за другим. Братья-инквизиторы, прижавшись спиной к помосту, творили заклинания, пытаясь остановить восставших покойников, но то, что убило бы человека на месте, труп в лучшем случае отбрасывало. Мертвецы шли целеустремленно и непреклонно, как сама смерть.

Неужели это за мной? Неужели все эти люди погибли из-за меня?

Точно отвечая на невысказанные вопросы, над эшафотом заблестело зеркало портала. Гладь колыхнулась, выпуская высокую фигуру в черном камзоле.

– Чего застыла? – поинтересовался Дитрих таким тоном, словно мы гуляли в саду, и я засмотрелась на цветочки. – Убирай веревку, и рвем когти, пока подмога не прибежала.

Он не стал дожидаться, пока я опомнюсь, сотворил заклинание. Веревка рассыпалась прахом.

Я шагнула с так и незагоревшегося костра, медленно, от растерянности почти не чувствуя собственного тела.

Инквизиторы у помоста продолжали сражаться с мертвецами, и преимущество было явно не на стороне братьев.

Первый брат, который до сих пор, казалось, был занят исключительно собственной лодыжкой и о ком я совершенно забыла, поднялся на ноги одним гибким, почти юношеским движением. Бросил в Дитриха заклинание. Я не успела разглядеть какое – лишь услышала свист воздуха.

Некромант, не особо мудрствуя, присел, перекатился. Заклинание пронеслось над ним, выбило щепу из костра рядом со мной. Дитрих распрямился стремительно, словно сжатая пружина, выхватил из ножен на поясе кинжал, вонзил его в шею Первого брата.

Я застыла, закрыв рот ладонью, – да, у меня не было причин любить инквизитора, но до сегодняшнего дня я ни разу не видела смерть – к агонизирующим больным послушниц и недавно посвященных сестер вроде меня не подпускали.

Некромант одним сильным толчком сбросил Первого брата с помоста и усмехнулся:

– Воины света. Без магии шага ступить не можете.

Он снова развернулся ко мне, а в следующий миг и без того безумные события превратились в сущий ад.

Небеса разверзлись. Разверзлись в прямом смысле. Все пространство между крышами домов заняла огромная прореха с неровными краями, засияла зеркалом портала. Зато портал, построенный Дитрихом, погас.

Невозможный, неописуемый человеческим языком вой обрушился на площадь. Вой, от которого я присела, закрыв ладонями уши, но это не помогло. Звук, казалось, ввинчивался прямо в мозг, проникал в тело, заставлял дребезжать каждую косточку, каждую жилку. Он лишал сил, наполняя отчаянием и страхом, хотя куда уж может быть страшнее?

– Демоны! – закричал кто-то. – Черный призвал демонов!

Я с ужасом уставилась на Дитриха. Наверное, надо было благодарить его за спасение и радоваться, но мне не хотелось радоваться, а хотелось схватить его за грудки, встряхнуть, закричать в лицо, что это неправильно, что так нельзя! Как бы я ни жаждала жить, выпустить демонов на ни в чем не повинных людей – это слишком даже для черного мага! Я не хочу, не могу допустить, чтобы меня спасали такой ценой – моей совести с лихвой хватит тех смертей, что уже произошли.

Но Дитрих тоже смотрел в небо, и выражение лица его было… непередаваемым. Он перевел взгляд на меня.

Я не услышала слов за воем, лишь увидела, как шевельнулись губы.

– Это не я.

Глупо, но я поверила ему. Снова посмотрела наверх, где из продранного неба посыпались твари. И я поняла, почему ни в одном рассказе, ни в одной летописи мне не встретилось подробное описание демонов – лишь фразы, что они были ужасны.

Они действительно были ужасны. Тошнотворны. Точно какой-то безумный маг, возомнив себя богом, способным творить живое, сунул в чудовищную реторту головы, конечности, туловища всех известных тварей и перемешал их. Утиный клюв на козлиной голове, приделанной к кошачьему телу с бобриным хвостом. Скорпионье жало на лбу орла с крокодильим туловом. И многие, многие другие. Зубы. Рога. Когти. Никакой извращенной фантазии не хватило бы, чтобы придумать этакое. Как и не хватало слов, чтобы описать.