* * * «Идея гениальная!» - Сказал Козлов опасливо, Свой табурет расшатанный Отодвигая вбок. «А сколько ж средств вам надобно, Чтоб ваше изобретенье Пустить скорее в ход?» Изобретатель встрепанный Взглянул глазами горлинки На мутное окно: «С рекламой и конторою - Три миллиона с четвертью, Уж все пути намечены, - Ведь пустяки же, в сущности, - Да кризис помешал…» И, гордо носик вскинувши, Он вышел в коридор. * * * К Попову наклонившися, Львов проронил медлительно: «Ваш кандидат в счастливые, Пожалуй, не того-с… Его бы в санаторию На девять-десять месяцев, А после подучить. Тогда б, пожалуй, выдумал Сей Эдисон стремительный Какой-нибудь практический Полезный аппарат, - Машинку для доения Мышей иль комаров…» XI
Во сне какая ж логика: В ночной рубашке вздувшейся Стоит Козлов и ежится На крыше за трубой И слушает звенящие Ночные голоса… Блокнот в ладони треплется, В другой руке качается Холодное стило. * * * «Я, никому не ведомый Иван Петрович Кругляков, В глуши Прованса Верхнего На шахтах алюминьевых, Пять лет тружусь, как вол… Пиши меня в счастливые: Весь день гружу в вагончики Руду я темно-рыжую, Как черт, я весь коричневый От пят до головы… А вечерами хмурыми Я борщ в бараке стряпаю И на леса угрюмые, Закатом окаймленные, Смотрю в окно, как сыч. Пиши-пиши, записывай, Газетная душа»… * * * «Алло! А я под Ниццею Ночным слоняюсь сторожем… Днем сплю в своей каморочке: Как каменный, - без снов. Ночами охраняю я Пустые виллы мертвые… Присяду под террасою, - Мимозы вьются-треплются, Грохочут волны дальние… Ботинками пудовыми От холода стучу. Ох, думы, думы темные, Как море, неуемные, С заката до зари… Пиши-пиши, записывай, Чернильный человек!» * * * «А я в Гренобле мыкаюсь, - Я на цементной фабрике Заборчики цементные Прессую третий год… Я в прошлом был учителем ОРЛОВСКОЙ Прогимназии, - Кто я теперь, не ведаю, - Не стоит ворошить… Душа моя цементная Оцепенела, съежилась, Посплю, поем,- на фабрику И больше ничего. Пиши меня в счастливые, Парижский землячок!» * * * «Эй, господин над крышею! - Чуть слышный альт надтреснутый По ветру долетел. У берегов Австралии Уж третьи сутки треплется Наш старый пароход… Компания голландская, Матросы африканские, А я, псаломщик пензенский, Здесь поваром служу… Ох, надоело, миленький! Хоть сыт, хоть койка мягкая, - Но стражду, как Иона, я Во чреве у кита… Нет ли в Париже, батюшка, Какой-нибудь работишки? Я в русской типографии Готов хоть пол мести, Лишь бы из брюха тесного, Железно-иноземного, К своим опять попасть…» * * * Со всех сторон доносятся Звенящие, скрипящие Ночные голоса… Козлов, как лось затравленный, Метнулся вбок, попятился… Влез на трубу стремительно, Вниз головой просунулся, Скользнул в нутро мохнатое, И вот, как полагается В подобных сонных случаях, Проснулся весь в испарине, В своей знакомой комнате На пятом этаже. XIII Для полноты коллекции, На имя трех приятелей Пришло в конверте сереньком Из Рима письмецо… Чернила водянистые, Расплывчатые, сизые, Корявый почерк старческий Сползал зигзагом вкось, - Зато по содержанию Настой полыни беженской Стоградусною горечью Дымился над письмом… * * * «Привет вам, люди добрые, Из города счастливого, Из Рима горделивого - Со всех семи холмов!.. Лишь в эту зиму темную Беда-нужда всесветная Волною отраженною Пришла - плеснулась - грохнула В парижское окно… Нам это не в диковинку: Мы в Риме, горсть осевшая, Ломоть, от всех отрезанный, Хронические пасынки Средь эмигрантской братии, - Давно привыкли к кризису, Как к старому бельму. Средь райской декорации, Средь величавых форумов, Среди фонтанов плещущих, Средь пинии мирно дремлющих, Под солнцем золотым, - Как домовые тихие, Мы жмемся, незаметные, В углах-подвалах пасмурных, В продрогших чердаках. На площадях сияющих - Теплее, чем у нас… Порою сам не ведаешь, Как год за годом держишься? Бюджет - фантасмагория, Работы - ни на грош. Ни в гиды, ни в извозчики, Ни в маляры, ни в плотники, Лишь воробьев на форуме Бесплатно разрешается Под аркою считать… Считаешь и завидуешь: Счастливцы, воробьи! А ведь недавно, милые, Чуть-чуть в тарелку капало, - Для аргентинок пламенных Я, харьковский нотариус, Платки великолепные Билибинскими павами Цветисто расшивал… Швейцары при гостиницах, - Министры по обличию, - Процент взимали божеский, Впускали в вестибюль… Увы, все нынче схлынуло, - Туристов нет и звания… В библиотеке Гоголя Сидишь часами долгими И смотришь в потолок… Газетою прикроешься, Уснешь, как новорожденный, - Теплынь и тишина. Во сне ведь я не пасынок: С друзьями стародавними, Давно глаза закрывшими, Беседуешь во сне, По старому по Харькову С клиентами знакомыми Пройдешься при луне. Не осудите, милые, Больного старика…» |
